Загрузка ...
Сегодня я поведаю вам о простом британском пареньке по прозвищу Бой Джонс, который преследовал селебритиз задолго до того, как это стало не то что «мейн», а хоть каким-либо мало-мальским «стримом». Усаживайтесь поудобнее.
В районе пяти утра 14 декабря 1838 года ночной портье Букингемского дворца заметил какое-то лицо в окне. Лицо, все измазанное в саже и принадлежавшее (как впоследствии оказалось) 14-летнему ухмыляющемуся подростку, исчезло в тот же миг.
Не будь дураком, он провел поверхностный осмотр, обнаружил, что в одной из комнат рылись в вещах, объявил тревогу и стремглав бросился в погоню.
Полицейский, дежуривший снаружи, увидел галопирующего по лужайке малолетнего преступника, ловким движением схватил того за ухо и отвел обратно в дом на кухню, где света было больше и все видно было лучше. Малый выглядел так себе – голова непропорционально большая, черты лица откровенное уродливые. Хоть он и оказался измазанным в саже по те самые уши на большой голове, стражника это не остановило. И когда он встряхнул его как следует, из преступничьих штанов на паркет выпало несколько женских трусиков. Ну, как трусиков – панталон.
Выснилось, что каким-то образом этот субчик умудрился пробраться во дворец, пройти через миллион залов, коридоров и спален, словно у себя дома, зайти в покои королевы Виктории и украсть ее нижнее бельишко. А вместе с ним захватить ее портрет, личное письмо и несколько простынок на память. Сама королева по счастливой случайности в эту ночь решила отоспаться в Виндзоре.
Так как в то время допрашивать несовершеннолетних можно было и без присутствия родителей, после непродолжительных, но настойчивых увещеваний физического характера недоросль признался, что зовут его Эдвард Коттон. Что родом он из далекого Хартфордшира, и что в Лондон он был доставлен случайным попутчиком. Что в течение дня прятался он в дымоходе либо за мебелью, а ночью гонял по дворцу, как будто так и надо. Что иногда хоронился под столами и подслушивал разговоры королевы и министров. Что таскал нехитрую и хитрую снедь из кухни – в случае даже не очень крайней нужды. Что чумазости он повышенной был лишь с одной целью – походить на трубочиста в случае его поимки днем. И что таким образом прожил он во дворце в общей сложности целый год.
Внимательно все это выслушав, господа полицейские составили протокол допроса, и малец был отпущен до суда.
Но когда спустя непродолжительное время малолетний гангстер предстал перед судом, то сразу же был узнан одним из свидетелей. Оказалось, что на самом деле его зовут Эдвард-никакой-не-Коттон-а-Джонс. Ютился Джонс в нескольких кварталах от дворца в квартирке с пятью братьями и отцом, погнавшим его незадолго до этих событий за перманентное непослушание на работу посыльным к тому самому свидетелю. И во дворце он провел всего лишь одну, ту самую ночь, а измазан был лишь потому, что, прежде чем пробраться внутрь через трещину в стене, он пытался влезть через дымоход. В общем и целом, впечатление он производил скорее жалкое, нежели криминальное, поэтому суд, вдоволь насмеявшись, отпустил его домой без всяких обвинений.
Судя по всему, это лишь подбодрило Бой Джонса (the boy Jones – так прозвали его в народе), потому что через пару лет он проник во дворец снова. Это было как раз через две недели после того, как королева Виктория разродилась от принца Альберта.
Ночью одна из служанок, убаюкивая маленькую принцессу, услышала странный шум, доносившийся из королевского гардероба. Позвав многочисленный нянечный десант на подмогу, она обнаружила Джонса, прятавшегося под диваном. Как вы понимаете, если в случае 14-летнего мальчугана это еще хоть как-то могло выглядеть мило, то когда ты 17-летний лоб – это уже смотрится по меньшей мере странно.
В этот раз власти решили не делать публичный суд – было немного стыдновато за организацию охраны дворца, а также не хотелось предавать огласке тот факт, что раз это не единожды удалось малолетке, это может удасться и любому другому с куда более опасными намерениями.
За этот проступок суд наградил Эдварда тремя месяцами условно, надеясь, что это охладит пыл большеголового королевского обожателя.
Но спустя всего три месяца парень был вновь пойман возле дворца и вновь же осужден. Так как согласно букве тогдашнего закона все его поступки не несли никакого вреда, то в этот раз ему снова впаяли всего три месяца, но, правда, уже исправительных работ. Там его даже навещал судья, сначала уговаривая поступить на службу в Королевский флот, а получив отказ, попытался взять с парня честное слово, что тот лазить больше не будет. Но и на это Эдвард лишь покачал головой.
Как мы все знаем «тюрьма — не место исправления, а школа новых преступлений». Поэтому, оттрубив свой микросрок, мальчик Джонс снова принялся за свое. На этот раз терпению властей уже пришел конец, и они попросту взяли его под белы рученьки и без суда, следствия и тени промедления сослали служить на флот в надежде, что назад он не вернется.
Как вы понимаете, надежды не оправдались. Каким-то образом Эдвард вернулся в Портсмут и прошел пешком 60 миль до Лондона – лишь для того, чтобы быть сразу схваченным возле дворца. А после того в скрученном состоянии был вновь сослан в свою плавающую тюрьму, где провел шесть незабываемых лет, успев дослужиться до «мастера спорта международного класса» в алкоголизме и воровстве.
Отсидев (ну или отплавав), он сошел на землю на другом конце света – в австралийском городе Перт, где поначалу вполне даже успешно жил какое-то время и снискал уважение у горожан, работая городским глашатаем. К сожалению, дали о себе знать новые дурные привычки, и Эдвард был арестован за грабеж. Отсидев, он решил, что работа продавцом пирожков (единственное, что он смог найти на тот момент) не слишком респектабельная, а зов дворца только усиливается, поэтому, поддавшись зову, он снова отправился на родину.
Но времена уже изменились, а охрану с тех пор сильно усилили. Поэтому, помытарствовав какое-то время и даже успев получить небольшой срок за воровство, Эдвард от безнадеги принял приглашение своего брата, жившего в Мельбурне, и несолоно хлебавши поплыл назад в Австралию, где сменил имя в попытках откреститься от своего прошлого. Там он и закончил бесславно свою жизнь в 1893 году, приземлившись пьяным с моста прямо на свою большую голову.