Загрузка ...Отшумели уж прайды и у нас тут, и по всему миру вообще. Отгремели. Казалось бы, только начало все возвращаться на привычный спокойный лад, но нет. Разворошу осиное гнездо и погружу вас в пучину разврата с глубоко пыльным викторианским флером. Присаживайтесь поудобнее.
Шел 1889 год, самая его середина. Утром погожего июльского денечка 15-летний босоногий мальчуган, а по совместительству почтовый курьер случайно был остановлен полицейским. Так как в то время понятий «осмотра» и «досмотра» особо не существовало, то лондонский бобби самым бесцеремонным образом ощупал карманы малолетнего работника почты и извлек оттуда 18 шиллингов. Эти-то 18 монет и послужили толчком для последующей череды скандалов, разоблачений, гонений и «шкваротек».
Иметь при себе вышеозначенную сумму пацану ну никак было нельзя по двум причинам: во-первых, сумма превышала его оклад за несколько недель, что было странновато. А во-вторых, посыльным в рабочие часы вообще запрещалось при себе иметь хоть какую-либо наличность.
Заподозрив что-то, полицейский настойчиво пригласил маленького Рокфеллера в участок, где он рассказал, что в свои 15 имеет честь работать на некоего Хаммонда. Оттого и денежка в кармане периодически появляется. Спустя сколько-то минут настойчивых увещеваний парнишка поведал и о природе своей работы. «Я, — говорит, — в постель ложусь с разными джентльменами дома у мистера Хаммонда».
Дальше он спокойно поведал, что спит он с достопочтенными сэрами совсем даже не забесплатно, а за четыре шиллинга, что пока у него было всего два клиента, что в бизнес его привел его коллега в почтовой сфере — Генри Ньюлав и что как минимум еще два курьера (вот вам имена, пожалуйста) подрабатывают таким же образом. В общем, эти четыре субчика напели доблестной полиции столько, что на закрытие борделя хватало с руками и ногами — в то время гомосексуальные связи карались двумя годами каталажки, а вплоть до 1861-го за это вообще головы рубили.
Полиция, прибыв к дому 19 на Кливленд -стрит, что в Фицровии, мистера Хаммонда не обнаружила, зато обнаружила наглухо закрытые двери. Как потом оказалось, его успел предупредить Ньюлав, и тот сумел сбежать во Францию. Полиции же ничего не оставалось, кроме как установить за домом внешнее наблюдение в надежде, что хозяин вернется на место преступления. Один из посетителей, который в период наблюдения несколько раз тщетно пытался зайти в заведение, был опознан нашими малолетними сотрудниками как «мистер Браун».
Когда в очередной раз мистер Браун несолоно, так сказать, хлебавши шел от борделя домой, полицейские за ним проследили. Мистером Брауном оказался лорд Артур Сомерсет, главный конюший принца Уэльского Эдварда, будущего короля Эдварда VII, которому полиция поспешила предъявить. Принц Уэльский, надо сказать, тоже возмутился подобным обвинениям в сторону своего лошадника, о чем и заявил полиции.
Артур же, не будь дураком, а также невзирая на поддержку своего начальника, решил не рисковать особо и вверил свою судьбу в руки адвоката-тезки Артура Ньютона. Артур-адвокат, как только понял, что в воздухе повисла угроза для Артура-конюха, сразу же позвонил главе расследования и заявил, что так, мол, и так, дорогой вы мой глава, но если вы не прекратите копать под моего клиента, то в таком случае на судебном процессе мой клиент будет вынужден рассказать о других завсегдатаях этого заведения, а некоторые из них ну прям очень высокопоставленные (намекая на принца Альберта Виктора).
Принц Альберт Виктор, чтобы вы понимали, был старшим сыном принца Уэльского и вторым в очереди претендентом на трон. Поэтому полиция взвесила все за и против и решила, что не такой уж у Артура и проступок большой и судить его, по большому счету, и не за что. Через месячишко он пересек Ла-Манш, поселился на юге Франции, где и спокойно помер через 40 лет.
Пацанам-курьерам повезло меньше. Всем четверым впаяли по 9 месяцев исправительных работ по статье «грубая непристойность». Малолеток закрыли, все выдохнули, вроде бы все устаканилось и конец истории.
Но нашелся один журналист, который посчитал вопиющей несправедливостью тот факт, что дело замяли и никто не ответил по всей строгости закона, который по идее даже тогда был один для всех. И поэтому через пару месяцев после всей этой истории выходит статья, где Эрнест Парк (так звали журналиста), недвусмысленно намекает, что в истории замешаны сливки общества. А в следующей статье, вышедшей несколькими месяцами спустя, он уже не церемонясь, уличил в непристойностях непосредственно лорда Сомерсета, а также графа Юстона, которые тоже были падки на почтовую молодежь. И, если наш Артур вовремя умотал во Францию и ему все эти скандалы были до лампочки, то граф находился в Лондоне и подал в суд за клевету.
В самом суде он признался, что по адресу 19 Кливленд-стрит он таки бывал, но это была ошибка – ему была обещана выставка «Живые скульптуры», где голые женщины недвижимо бы стояли, а он на них бы исподлобья посматривал. Но зайдя и узрев истинную природу этого заведения, он возмутился и поспешил ретироваться. На это журналист привел еще одного мальчишку, который признался, что неоднократно предоставлял графу определенного рода услуги, если вы понимаете о чем я. Но так как доказать факт нахождения в то время графа в стране Парку не удалось, его обвинили в клевете и упекли на год в тюрьму.
Чтобы вы понимали, старший брат Сомерсета десятью годами ранее также был уличен в порочащих связях с другим подростком и тоже сбежал из страны. А адвокат впоследствии защищал Оскара Уайлда, которого судили по той же статье.
Здание борделя сровняли с землей уже на следующий год после скандала, а английская пресса старалась замять скандал, дабы имя принца не поминалось всуе лишний раз. И, если бы не американцы, которые еще долго в газетах и журналах потешались над потенциальными слабостями королевской особы, то, может, об этой пикантной подробности становления викторианского общества мы бы с вами и не узнали.