Загрузка ...
Николай Карамзин побывал в Лондоне в 1790 году. О своих впечатлениях он написал в «Письмах русского путешественника».
«Что, ежели бы я прямо из России приехал в Англию, не видав ни Эльбских, ни Реинских, ни Сенских берегов; не быв ни в Германии, ни в Швейцарии, ни во Франции? — Думаю, что картина Англии еще более поразила б мои чувства; она была бы для меня новее. Какое многолюдство! какая деятельность! и притом какой порядок! Все представляет вид довольства, хотя не роскоши, не изобилия. Ни один предмет от Дувра до Лондона не напомнил мне о бедности человеческой».
«Париж и Лондон, два первые города в Европе, были двумя Фаросами моего путешествия, когда я сочинял план его. Наконец вижу и Лондон. Естьли великолепие состоит в огромных зданиях, которыя, подобно гранитным утесам, гордо возвышаются к небу, то Лондон совсем не великолепен. Проехав двадцать или тридцать лучших улиц, я не видел ни одних величественных палат, ни одного огромного дому. Но длинныя, широкия, гладко-вымощенныя улицы; большими камнями устланныя дороги для пеших; двери домов, сделанныя из красного дерева, натертыя воском и блестящия как зеркало; беспрерывный ряд фонарей на обеих сторонах; красивыя площади (Squares), где представляются вам или статуи или другие исторические монументы; под домами богатыя лавки, где, сквозь стеклянныя двери, с улицы видите множество всякого роду товаров; редкая чистота, опрятность в одежде людей самых простых, и какое-то общее благоустройство во всех предметах — образуют картину неописанной приятности, и вы сто раз повторяете: Лондон прекрасен! Какая розница с Парижем! Там огромность и гадость, здесь простота с удивительною чистотою; там роскошь и бедность в вечной противоположности, здесь единообразие общего достатка; там палаты, из которых ползут бледные люди в разодранных рубищах: здесь из маленьких кирпичных домиков выходят Здоровье и Довольствие, с благородным и спокойным видом — Лорд и ремесленник, чисто одетые, почти без всякого различия; там распудренный, разряженный человек тащится в скверном фиакре, здесь поселянин скачет в хорошей карете на двух гордых конях; там грязь и мрачная теснота, здесь все сухо и гладко — везде светлый простор, не смотря на многолюдство».
«В каждом городе самая примечательнейшая вещь есть для меня… самый город. Я уже исходил Лондон вдоль и поперег. Он ужасно длинен, но в иных местах очень узок; в окружности же составляет верст пятьдесят. Распространяясь беспрестанно, он скоро поглотит все окрестныя деревни, которыя исчезнут в нем как реки в Океане. Вестминстер и Сити составляют главныя части его; в первом живут по большей части свободные и достаточные люди, а в последнем купцы, работники, матрозы; тут река с великолепными своими мостами, тут Биржа; улицы теснее, и везде множество народу. Тут не видите уже той приятной чистоты, которая на каждом шагу пленяет глаза в Вестминстере. Темза, величественная и прекрасная, совсем не служит к украшению города, не имея хорошей набережной (как на пример Нева в Петербурге или Рона в Лионе) и будучи с обеих сторон застроена скверными домами, где укрываются самые бедные жители Лондона».
Иван Гончаров отправился в зарубежную экспедицию на военном парусном корабле в 1852—1855 годах. Среди стран, которые он посетил за эти годы, была и Англия. Свои впечатления и размышления он опубликовал в сборнике очерков «Фрегат «Паллада».
«Лондон по преимуществу город поучительный, то есть нигде, я думаю, нет такого множества средств приобресть дешево и незаметно всяких знаний. Бесконечное утро, с девяти часов до шести, промелькнет — не видишь как. На каждом шагу манят отворенные двери зданий, где увидишь что-нибудь любопытное: машину, редкость, услышишь лекцию естественной истории. Есть учреждение, где показывают результаты всех новейших изобретений: действие паров, образчик воздухоплавания, движения разных машин. Есть особое временное здание, в котором помещен громадный глобус. Части света представлены рельефно, не снаружи шара, а внутри. Зрители ходят по лестнице и останавливаются на трех площадках, чтобы осмотреть всю землю. Их сопровождает профессор, который читает беглую лекцию географии, естественной истории и политического разделения земель. Мало того: тут же в зале есть замечательный географический музей, преимущественно Англии и ее колоний. Тут целые страны из гипса, с выпуклыми изображениями гор, морей, и потом все пособия к изучению всеобщей географии: карты, книги, начиная с младенческих времен географии, с аравитян, римлян, греков, карты от Марко Паоло до наших времен. Есть библиографические редкости.
Самый Британский музеум, о котором я так неблагосклонно отозвался за то, что он поглотил меня на целое утро в своих громадных сумрачных залах, когда мне хотелось на свет божий, смотреть все живое — он разве не есть огромная сокровищница, в которой не только ученый, художник, даже просто фланер, зевака, почерпает какое-нибудь знание, уйдет с идеей обогатить память свою не одним фактом? И сколько таких заведений по всем частям, и почти даром! Между прочим, я посвятил с особенным удовольствием целое утро обозрению зоологического сада. Здесь уже я видел не мумии и не чучелы животных, как в музеуме, а живую тварь, собранную со всего мира. Здесь до значительной степени можно наблюдать некоторые стороны жизни животных почти в естественном состоянии. Это постоянная лекция, наглядная, осязательная, в лицах, со всеми подробностями, и отличная прогулка в то же время. Сверх того, всякому посетителю в этой прогулке предоставлено полное право наслаждаться сознанием, что он «царь творения» — и все это за шиллинг».
Иван Тургенев, как известно, был первым мире беллетристом, удостоенным звания почетного доктора гражданского права Оксфордского университета. В период эмиграции писатель больше жил в Париже, но и в Англию наведывался нередко.
«Англичане не только умеют пускать в ход дельные мысли — они мастера осуществлять их, а главное: они мастера поддерживать раз начатое дело; они не скучливы, упрямы, одарены способностью «выдержки» и стыдятся махнуть рукою, как мы, грешные». (Из письма «Обед в обществе английского литературного фонда»)
«Во время моего пребывания в Англии я был в Манчестере и видел там много дивных вещей, но обо всем этом, вообще о моем пребывании в Англии, расскажу Вам когда-нибудь изустно; теперь же ограничусь тем, что скажу Вам: англичане произвели на меня гораздо более выгодное впечатление, чем я ожидал — я это говорю не потому, что я познакомился с принцами: действительно это великий народ». (Из письма Анненкову)
«Ходил в театр «Олимпия» смотреть актера по имени Робсон в английской переделке «Дочери скупого»… Англичане лопались от смеха, а смеющийся англичанин — зрелище не из приятных. Он похож на разладившийся механизм». (Из письма Полине Виардо)
«Вам англичане не понравились… я это несколько ожидал. Мне кажется, Вы не имели времени или случая пробраться до той сердечной струи, которая бьет, например, во многих лицах диккенсовских романов и которая течет довольно глубоко, вообще, в народной почве и в каждом отдельном англичанине. Не должно забывать, что они столь же робки, сколь надменны, и не умеют ни высказываться, ни выказываться». (Из письма Льву Толстову)
Александр Герцен прожил в Лондоне десять лет и досконально изучил Англию и англичан.
«Нет города в мире, который бы больше отучал от людей и больше приучал бы к одиночеству, как Лондон. Его образ жизни, расстояния, климат, самые массы народонаселения, в которых личность пропадает, все это способствовало к тому вместе с отсутствием континентальных развлечений. Кто умеет жить один, тому нечего бояться лондонской скуки. Здешняя жизнь, точно так же как здешний воздух, вредна слабому, хилому, ищущему опоры вне себя, ищущему привет, участие, внимание; нравственные легкие должны быть здесь так же крепки, как и те, которым назначено отделять из продымленного тумана кислород. Масса спасается завоевыванием себе насущного хлеба, купцы — недосугом стяжания, все — суетой дел; но нервные, романтические натуры, любящие жить на людях, умственно тянуться и праздно млеть, пропадают здесь со скуки, впадают в отчаяние. Одиноко бродя по Лондону, по его каменным просекам, по его угарным коридорам, не видя иной раз ни на шаг вперед от сплошного опалового тумана и толкаясь с какими-то бегущими тенями — я много прожил».
Федор Достоевский приезжал в Лондон в 1860-х, и его впечатления об Англии нельзя назвать приятными. Вот что он написал в «Зимних заметках о летних впечатлениях»:
«Я был в Лондоне всего восемь дней, и, по крайней мере наружно, — какими широкими картинами, какими яркими планами, своеобразными, нерегулированными под одну мерку планами оттушевался он в моих воспоминаниях. Всё так громадно и резко в своей своеобразности. Даже обмануться можно этой своеобразностью. Каждая резкость, каждое противоречие уживаются рядом с своим антитезом и упрямо идут рука об руку, противореча друг другу и, по-видимому, никак не исключая друг друга…
Даже наружно какая разница с Парижем. Этот день и ночь суетящийся и необъятный, как море, город, визг и вой машин, эти чугунки, проложенные поверх домов (а вскоре и под домами), эта смелость предприимчивости, этот кажущийся беспорядок, который в сущности есть буржуазный порядок в высочайшей степени, эта отравленная Темза, этот воздух, пропитанный каменным углем, эти великолепные скверы и парки, эти страшные углы города, как Вайтчапель, с его полуголым, диким и голодным населением. Сити с своими миллионами и всемирной торговлей, кристальный дворец, всемирная выставка…»