Шотландская незалежность-2. Блог Джерри Миллера

В последние недели перед шотландским референдумом по вопросу о независимости (да и несколько дней после него) у меня в голове непрерывно крутился старый советский анекдот:

Приходит товарищ Иванов на работу в мятой рубашке и небритый. Коллеги спрашивают его: «Что случилось, в чем дело?» Товарищ Иванов отвечает: «Да, понимаете, я пришел домой, включил телевизор, а том все про съезд КПСС. Выключил телевизор, включил радио, а там все опять про съезд КПСС. Утюг и электробритву я решил не включать.

Вот так и тут. Со всех сторон на нас лился мощный поток новостей, сведений и мнений о референдуме. Конечно, за подготовкой к нему внемательно следили не только в Шотландии и Великобритании, но и на всем Европейском континенте. Ну да, если шотландцы отделятся, то чем валлийцы хуже? Или бретонцы? Или каталонцы? И еще почти сотня нацменьшинств Евросоюза. Но для страны под названием “Соединенное Королевство” этот референдум носил попросту исторический харктер: грозил рухнуть союз между двумя нациями — англичанами и шотландцами, — союз, которому свыше 300 лет. Ну, это как, скажем, Сибирь проголосовала бы за выход из состава РФ. Выйдя со всеми ее полезными ископаемыми и военными базами.

Всем зарегистрированным в Шотландии избирателям (совсем не обязательно шотландцам, но людям живущим в Шотландии) – предлагалось 18 сентября ответить на простой вопрос: «Считаете ли вы, что Шотландия должна быть независимой страной?» 55% принимавших участие ответели на этот вопрос «нет», 45% ответили «да».

Королева, видимо, весьма неуютно чувствовала себя в этой ситуации. Еще бы, когда твое королевство трещит по швам!  Но вела себя Елизовета II, как всегда, достойно. Британскому монарху не позволяется делать политические заявления, вставать на сторону той или иной партии, монарх выше политики. Но уже тот факт, что во время референдума Ее Величество находилась в Шотландии, в своей резеденции Белморал, где каждый год проводит август и сентябрь, возможно, косвенно полвлиял на итоги голосования, то есть отказ шотландцев от выхода из Соединенного королевства.

Умеренно консервативные и здравомыслящие одержали убедительную победу над истеричными хулиганами-англофобами, которые чуть было не поставили судьбу своей родины на карту ради удовлетворения своих националистических устремлений. Александр Салмонд, лидер ведущей Шотландской национальной партии SNP, инициировавшей референдум, после объявления результатов завяил о намерении уйти в отставку. Я-то робко надеялся, что он он совершит самоубийство.

Мне довелось за последние полгода побывать с группами в Шотландии 4 раза, мы заезжали в самые удаленные уголки этого края. И вот что я заметил: все эмигранты собирались голосовать за отделение, пытаясь завоевать одобрение окружающих, быть больше шотландцами, чем сами шотландцы. Это, в первую очередь, относится к полумиллиону поляков, проживающих в Шотландии, им хорошо понятна самостийность, пусть и чужая. Однако мои друзья, бывшие советские, живущие в Шотландии, голосовали против отделения. Ну, еще бы — они ехали жить в большую и влиятельную европейскую державу, а могли бы после этого референдума оказаться во второстепенной маленькой стране на задворках Континента.

Сторонники отделения как могли третировали до начала референдума тех, кто отделения не хотел. Друзья-шотландцы рассказывали мне, что, когда один из фермеров поставил на своем поле табличку «Нет Отделению!» — кто-то из националистов ночью туда залез и табличку снял. Да я и сам видел по телевизору, как выступавших за сохранение союза с Англией уличный плебс забрасывает всякой гадостью. Интересно, что сторонников отделения противная сторона не запугивала и не унижала.

Мне кажется, что на конечном результате, среди прочего, сказалось включение в агитационную компанию бывшего премьер-министра Гордона Брауна. Чего говорить, Браун, сын шотландского священника-протестанта, был, наверное, самым посредственным и незапоминающимся премьером Великобритании 20-го века. Но его жаркие речи в последние перед референдумом дни определенно сыграли свою роль.

Референдум, державший в напряжении не только шотландцев, но и всю страну, вернул на повестку дня популярное в британской политике понятие деволюции — передачи больших полномочий из центра окраинам. О большей деволюции заговорили не только в отношении Шотландии, но и Уэльса, и Северной Ирландия, и даже Англии!   Парламентарии-англичане стали вслух заявлять о том, что нельзя допускать депутатов-шотландцев к голосованию  по чисто английским вопросам только потому, что британский парламент — он же одновременно парламент Англии и Уэльса. В фокусе внимания общества снова оказалась Партия независимости Соединенного королевства (UKIP) во главе с Найджелом Фараджем, резко идущая по популярности вверх и как раз играющая на уязвленных национальных чувствах самого большого народа Соединенного королевства — англичан.