Люди

Олег Ивенко: «В моем театре меня никто даже не поздравил с ролью в фильме Рэйфа Файнса»

21.03.2019Дарья Радова

Олег Ивенко в роли Рудольфа Нуреева. Фото Jessica Forde

22 марта в Великобритании выходит в прокат фильм «Белый ворон», который актер и режиссер Рэйф Файнс снял по биографии Рудольфа Нуреева – одного из самых известных советских «невозвращенцев». Во время гастролей во Франции Нуреев попросил политического убежища и стал первым в истории Советского Союза артистом, решившимся на такой шаг.

Фильм рассчитан на мировую аудиторию, но на роль Нуреева Файнс искал танцовщика из России. Неожиданно для многих им стал Олег Ивенко, премьер балетной труппы Татарского театра оперы и балета имени Мусы Джалиля в Казани. В этом его история во многом схожа с судьбой Рудольфа Нуреева.

О жестоком мире балета, о том, что еще его роднит с Нуреевым и как без актерского опыта он попал на главную роль в фильм Файнса, Ивенко рассказал в интервью ZIMA.

Олег, вы родились в Харькове, учились в Минске, работаете в Казани. Какая логика была у географии ваших переездов?

Я родился в Украине, в городе Харькове. Мама отвела меня на балет, потому что я был очень активным ребенком – в итоге я поступил в Харьковскую балетную школу и проучился там до 15 лет. За это время я очень много наездился. У нас каждый год были  гастроли то в Японию, то в Испанию. Я с детства, можно сказать, ребенок мира. Жил в переездах. А в 15 лет я учился девятом классе, но уже нужно было принимать серьезное решение: куда двигаться дальше. В этот период жизни я как раз могу назвать себя белой вороной, потому что все мои ребята поехали учиться в Пермь, а я поехал в Белорусский государственный хореографический колледж в Минск.

Почему?

Там в то время учился один из знаменитых танцовщиков – Ваня Васильев. И я поехал туда за ним. Но я не знал, что он выпускается. И я приехал в тот момент, когда он как раз заканчивал обучение. Я подумал, что это замечательный момент стать другим номером один.

Стратегическое решение?

Тогда это было основано исключительно на интуиции. Но когда я поступил, то был одним из худших в классе. Нужно было, стиснув зубы, много работать, заниматься, оставаясь в зале по ночам. Зато к выпуску я стал одним из тройки лучших артистов – потому что в конце ты уже артист, а не просто ученик. Потом нужно было выбирать, куда ехать дальше. Приглашений было около десяти.

Со всего мира?

Ну не из каждой точки, конечно. Но была Венская опера, куда я не поехал.

И поехали в Казань. Это было идейное решение? Потому что русский балет – лучший в мире?

Да, потому что считал, что русский танец существует только в России.

При этом вы путешествовали с детства и назвали себя человеком мира.  

Я выбрал Казань интуитивно, потому что Европа – это хорошо и здорово, там, конечно, нужно выступать. Но для меня – это и сейчас остается моим мнением – русский балет никто не перебьет, вообще никто. Сколько я ни видел приглашенных артистов, одно всегда остается неизменным – они делают классно техническую работу, но у них всегда есть программа. Понимаете, у них заложено посмотреть налево, и ты не можешь посмотреть направо. А мы можем хоть упасть на сцене в этот момент.

Вы говорите про дух русского балета?

Да, у нас есть дух, мы импровизаторы.

Если бы вы уехали в Вену, то потеряли бы его и свое самосознание?

Я потерял бы частичку себя. Я бы почувствовал, что стал одним из украинских роботов, которые работают в Вене. Потому что там совсем другое понимание балета. Все-таки не забывайте, что мы переняли балет из Франции, но именно русская культура подняла его на максимальную высоту, задала мировую планку.

Вы упомянули, что в Минске вам приходилось работать по ночам – как и вашему герою Рудольфу. Что еще вас роднит?  

Сначала я находил очень мало пересечений. Он же очень жесткий человек. Представьте, вы родились в Уфе, в серой дыре…

К тому же в поезде.

Да, но если смотреть именно на образование, то Уфа для танца – это совершенно ничего. Тем более его отец не хотел, чтобы он танцевал. У Нуреева было ужасное детство. Но он знал, что он лучший, знал, что может всего добиться. В этом я его понимаю.

До фильма меня с ним связывало то, что у меня нет конкретного дома, мой дом – это путешествия, дом – это весь мир. Я даже сейчас так чувствую, что у меня нет дома. И я хочу, чтобы это и дальше было так.

Возвращаясь к Нурееву – когда он впервые соприкасается с Парижем, он понимает, что это совершенно другие рамки. Их почти нет. И это то, чего он всегда хотел, потому что в Советском Союзе его ограничивали. И как он может не зацепиться за эту возможность? Вот вы у меня спросили, почему Казань, я вам объясню: у меня там есть свобода.

Что значит свобода для артиста балета?  

Я чувствую себя свободным, потому что у меня есть определенные месяцы, когда я выступаю в театре, но в то же время театр дал мне добро на съемки в фильме. Мой художественный руководитель и директор услышали меня и поняли. Еще они дают мне свободу выступать в других театрах и в других странах. Я открыл свою балетную школу Ballet Room, сделал фестиваль современного танца.

Я читала, что школу вы открыли, чтобы приблизить людей к пониманию балета – потому что это старомодное искусство, к которому сложно привлекать молодежь. Чему современный человек, в особенности житель мегаполиса, может научиться у балета, если раньше им никогда не занимался?  

Он или похудеет, или обретет внутреннюю силу. Лень начнет отходить на пятый план. К тому же есть такая теория: если ты слушаешь по утрам классическую музыку, то продуктивность мозга увеличивается на 25%. И человек начинает понимать, почему творчество так раньше одухотворяло. Сейчас ведь интернет во многом вытеснил это чувство. Еще в России есть много женщин, которые всегда хотели танцевать, но не смогли этого сделать по разным причинам. А теперь они ходят в школу и так радуются, когда сядут на шпагат. Ну или худеют и удивляются: «Я раньше в спортзал ходила, но не похудела, а набрала, наоборот, в ляжках!». Творчество меняет и внутренне, и внешне. Но самое главное в балете – это дисциплина. Ты становишься пунктуальным, учишься прислушиваться к своему телу – оно начинает с тобой разговаривать, подсказывать тебе, когда оно устало.

Я думаю, идеи связи с телом многим близки – во многом поэтому йога и медитации так популярны.

Я считаю так: есть сознание, есть тело, есть интуиция. И это – разные вещи. Чтобы их совместить, нужна большая работа. Балет это может сочетать. У нас такая же нагрузка, как и у спортсменов. К сожалению, не такие деньги, как у спортсменов. При этом наш балетный миг очень короткий. Мы танцуем 20 лет, если повезет. А потом тебя выбрасывают на улицу. Да, ты танцевал, мы тебя помним, молодец – но у нас сейчас, извини, новый артист.

Как вы попали на кастинг к Рэйфу Файнсу?

Агентов у меня раньше не было. Но однажды в социальную сеть пришло сообщение от Екатерины Лобановой, помощницы кастинг-директора Аллы Петелиной. И я просто его удалил как спам – понимал, что это просто несерьезно. Через две недели мне пишет знакомая из Санкт-Петербурга и говорит: «С тобой хотят связаться, можно я дам твой номер?» Я говорю: «Ну давай, а что там?». И в ответ слышу: «Кастинг на роль Нуреева, Файнс делает фильм». Мы созвонились с кастинг-директором, и она просила записать видео о себе: кто я такой.

Что вы рассказали о себе в этом видео?

Что я танцую в театре оперы и балета, у меня 14 [наград] международных конкурсов, я заслуженный артист Татарстана. И надо мной еще висел в тот момент портрет Нуреева. У нас в зале всегда он висит, потому что Нуреев очень связан с нашим театром. «Вот он», – говорю, – «сидит», как сейчас помню. Заснял и боялся, что меня не слышно. Отправил. От Аллы Юрьевны, кастинг-директора, пришел формальный ответ: «Спасибо, все нормально». И все, наступила пауза. В следующий раз Алла Юрьевна позвонила мне с просьбой приехать в Казань посмотреть на мое выступление и записать несколько видео для Файнса. Я понимал, что это шанс, но не относился к происходящему настолько серьезно, чтобы потом рыдать в подушку в случае неудачи. Через время я узнал, что вошел в четверку претендентов.

Кто был в этой четверке? Профессиональные актеры?

Были Сережа Полунин, Игорь Цвирко из Большого театра. Главной задачей Рэйфа было найти человека, который и профессионально танцует, и сможет сыграть. Уже на том этапе я начал готовиться, чтобы достойно бороться за роль – учить английский, также у меня был педагог, который корректировал мой русский.

Почему понадобилось корректировать русский?

Ну давайте не будем забывать все-таки, что я из Украины. У меня есть акцент – нужно было его убирать. Нет-нет, а «шо» проскакивает.

Помните, как впервые познакомились с Файнсом?

Я приехал на скрин-тест в Санкт-Петербург. Это был решающий этап кастинга. Вечером смотрел «Бонда» [c Файнсом] по телевизору, и понимал, что на следующий день я увижу Рэйфа на площадке. Мне нужно было сыграть пять сцен для фильма. Естественно, я выучил сценарий, приехал подготовленным. У меня не было актерского опыта, но я все время думал, что надо как-то достойно показаться. Конечно, был страх, волнение перед всем новым, но я всегда выбираю сложный путь.

Олег Ивенко и Рэйф Файнс

Как вам удалось преодолеть недостаток актерского опыта?

Было страшно, и в определенный момент Рейф ко мне подошел и сказал: «Слушай, расслабься, кайфани, давай попробуем сделать, как я говорю, как я вижу Рудольфа». На тот момент я не видел Нуреева внутри себя, не понимал, что могу быть на него похожим.

Я смотрела фильм и могу сказать, что вы очень на него похожи – особенно внешне.

На молодого Нуреева я похож – мне об этом многие говорили. Когда Рэйф сказал расслабиться и насладиться процессом, то я понял, что рядом со мной ментор, о котором я всегда мечтал. Человек, который мне подскажет, поможет, наставит меня. Я расслабился и правда кайфанул. Я выжал из себя все, пришел в гостиницу, лег на кровать и уснул плашмя. У меня не было к себе претензий. Потом я уехал в Казань, а через время узнал, что Файнс хочет еще раз встретиться со мной, чтобы принять окончательное решение.

Как вы узнали, что вас утвердили на роль?

Я приехал в Санкт-Петербург, мы пообщались с Рэйфом о Нурееве – о том, как я его вижу, как его чувствую. Потом я уехал на гастроли с моим театром в Голландию. И тут мне пишет кастинг-директор и одновременно приходит сообщение от Файнса – что он хочет меня видеть в своем фильме и надеется, что мы можем вместе поработать. Я растерялся, у меня челюсть отпала. Я стоял в шоке. Ну представьте, такая история – парень из Казани, не из Санкт-Петербурга или Москвы, получает главную роль! Ты и хвалишь себя, и не веришь.

Вы чувствовали себя счастливым? Какие у вас были эмоции?

Я не помню, что я чувствовал. Помню, что был в шоке и понимал, что это просто первый этап – тридцать процентов от того, что предстоит. И потом началось: русский, английский с нуля. Моя личная подготовка заняла примерно год. Визиты в Санкт-Петербург вместе с Рэйфом, занятия с ним актерским мастерством, работа над английским и русским с педагогами, работа над танцем, над пластикой, плюс работа в театре. Еще я очень много сам перед зеркалом репетировал, пытался создать и пробудить в себе Нуреева. Но чтобы не было больно смотреть на себя, ведь я должен был быть таким паскудой, таким гадким.

Вы провели много времени с Файнсом и тесно с ним общались. Он учил вас актерскому мастерству, а кроме того, что он режиссер «Белого ворона», Рэйф сыграл в фильме вашего наставника – Александра Ивановича Пушкина. Как вы сработались?

Работать было замечательно, я восхищаюсь Файнсом. Он следил за всем на площадке – в том числе и за тем, как я играю. Для меня он еще и эталон мужчины: как он себя позиционирует, как строит разговор, как ведет себя с журналистами, со своими друзьями, как выглядит. Это воспитанный джентльмен, который никогда не позволит себе высказаться ужасно о человеке, если только этот человек себе не позволил лишнего.

Чему вы у него научились?

Прислушиваться к своей интуиции. Нужно слушать себя. Если есть внутренний дискомфорт, то не нужно идти на поводу у мозга, который обычно говорит: «Не-не, это просто жжение внутри, может, ты съел что-то не то».

В фильме Рэйф очень уверенно говорит по-русски. На каком языке вы общались?

Он со мной разговаривал по-русски, а я с ним по-английски, потому что мы были в одной лодке.

Дополняли друг друга?

Да, он мне на русском отвечает, я спрашиваю его на английском, чтобы практиковать язык. Мы вчера так же сидели с ним – он говорит на русском, я на английском. И нормально понимаем друг друга, общаемся.

Обычно когда иностранцы говорят по-русски, это смешно. Но в «Белом вороне» Файнс очень органично вписался в образ советского человека, а его акцент скорее добавлял скромной природе его героя еще больше трогательности.

Между тем недавно Рэйф рассказывал в интервью, что Барышников, который лично знал Александра Пушкина, сказал ему: «Мне не понравилось, как вы показали Пушкина».

Larry Horricks/Studio Canal

Вашему герою Рудольфу Нурееву пришлось принять непростое решение – больше не вернуться на родину. Сейчас другие времена, но были ли в вашей жизни сложные выборы?

Такой вопрос сложный.

Выбор в широком смысле. Допустим ваш график и образ жизни, возможно, не всегда сочетается с традиционным представлением о счастье.

Я вам так скажу, балет – это тяжелое искусство. Это интриги, сплетни, очень неприятный мир. Будут люди, которые в любом случае будут завидовать. Как это и происходит сейчас со мной.

После вашей роли?

Да. Меня в театре вообще никто не поздравил, только моя девушка, мои близкие и все.

Ну главную роль в фильме Рэйфа Файнса сложно же оставить незамеченной.

Ну вот так. Это балетный мир, никто не радуется. Возможно, это связано с культурой Татарстана, но никто, вообще никто ничего не сказал. У меня есть пара человек, коллеги и а-ля друзья, с которыми я могу провести время за чашкой кофе, напитком покрепче. Ну и поиграть в PlayStation, посмотреть футбол – это все мужчины любят. Сейчас все пытаются со мной дружить, но я же вижу, что это маска – человек хочет чего-то, хочет, чтобы его видели рядом со мной. Так как это время мое. И ты думаешь: «Где ты был, когда я ногу сломал три года назад?».

Вы ломали ногу? Опять же, как ваш герой Нуреев в фильме.

Да, я ломал ногу в самый разгар карьеры –  когда надо было много танцевать. Ко мне пришли человека два максимум, мама приехала. Никого не было, это было ужасно. Ты сидишь и понимаешь, что не нужен никому. И после этого я понял, что нужно кардинально поменять свое [отношение к балету]. Понять, что когда с тобой что-то случается, ты просто не нужен никому.

Если не интересуются, то что тогда, радуются?

Радуются, потому что у них есть время потанцевать твою партию. В тот период жизни я осознал очень многое. Когда я с этим столкнулся, мне было очень душевно больно, но это меня закалило. Три месяца ты не танцуешь, потом полгода восстанавливаешься, борешься со своими страхами – сможешь ли ты прыгнуть, сможешь ли что-то сделать еще на сцене? А вдруг нет? Ты стоишь один в ванной комнате и плачешь мужскими слезами, когда понимаешь, что тебе обидно, больно, но нужно двигаться дальше, нужно двигаться вперед.

У вас ограниченный круг общения?

Очень. Сейчас мои друзья – это, в основном, успешные бизнесмены и люди, которые помогают развиваться и идти к своим целям. Потому что большинство всегда будет стараться опустить тебя ниже, чем ты есть. И с такими людьми я не советую общаться всем зрителям, всей публике, для которой это будет написано. Старайтесь окружать себя людьми, которые хотят, чтобы вы становились лучше себя, это очень важно. И всегда, всегда слушайте свою интуицию.

Фото предоставлено Studiocanal UK

Иногда нет времени читать все, что пишет ZIMA Magazine. Присоединяйтесь к нашему телеграм-каналу, там – главное.

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: