Кто владеет Британией?

Ответ на этот вопрос — одна из самых надежно охраняемых тайн страны. Крупнейшим землевладельцем на территории Англии, Уэльса и Северной Ирландии является не Ее Величество Королева, не Герцогство Ланкастерское, не наследник престола Принц Уэльский и принадлежащее ему Герцогство Корнуолл. Это вообще никакой не герцог, не шотландский барон и даже не Crown Estate. Больше всего земли в Великобритании принадлежит благотворительной организации The National Trust.

«Охрана и сохранение для вечного пользования и на благо всей нации мест исторического интереса и природной красоты», — именно так смысл деятельности The National Trust определен в уставе этой благотворительной организации. Созданная в 1895 году Октавией Хилл, Робертом Хантером и преподобным Хардуиком Ронсли, изначально она насчитывала всего 100 членов. Сегодня их четыре миллиона, и The National Trust — самый респектабельный и уважаемый в Европе фонд по охране природы и исторических памятников. Его деятельность финансируется почти исключительно взносами членов фонда (в последние годы, правда, поддерживать The National Trust стал еще и специально созданный при Национальной лотерее Фонд наследия). The National Trust принадлежат свыше 285 тыс. гектаров охраняемой земли в Англии, Шотландии и Северной Ирландии, а также 250 взятых под охрану поместий, усадеб и домов. В каждом десятом из этих объектов по-прежнему живут их хозяева. Помимо этого, в ведении фонда — 545 миль нетронутого побережья, свыше 300 исторических зданий, 150 садов и парков и 40 маяков. Все они открыты для публики.

Факты неумолимы: The National Trust — крупнейший частный землевладелец в Британии. Для сравнения, общая площадь земель, принадлежащих The Crown Estate (25% прибыли с которых выплачивается королеве), почти вдвое меньше, чем у The National Trust. Да, владения The Crown Estate находятся в куда более дорогих городских районах — их стоимость превышает 9 млрд фунтов. Однако лишь малая часть находящихся на этих землях домов открыта для публики, и управляются они скорее как бизнес, нежели как общественная собственность.

Как кризисы, налоги и война чуть не погубили английские усадьбы…

До ХХ века родовые имения могли быть раскинуты на тысячи гектаров и кроме собственно усадьбы включали в себя приусадебную ферму, сад и огород (которые регулярно поставляли обитателям дома и их слугам мясо, молоко, овощи и фрукты) и еще несколько небольших ферм, которые сдавались внаем. Такие имения были достаточно прибыльны — они не только поддерживали жизнь своих обитателей, но и приносили небольшой доход. Однако спад сельскохозяйственного производства в 70-е годы XIX века нанес по ним серьезный удар. Насколько серьезный? Об этом можно судить вот такому, например, эпизоду.

В каждом имении жили сотни слуг, садовников, скотников и прочего персонала, всем им нужно было предоставить жилье и платить зарплату, пусть и небольшую. Такой персонал был, в частности, и у третьего герцога Букингемского Ричарда Плантагенет-Кэмбелл-Темпл-Ньюджент-Бриджес-Шандос-Гренвилла (столь многосложные фамилии были характерны для английской аристократии, стремившейся отражать каждый присоединявшийся к первоначальному имени в результате брака новый род). Когда пришлось сокращать расходы, приглашенные им аудиторы рекомендовали герцогу отказаться от услуг специального повара-кондитера. На что он ответил с мрачным видом: «Ну и до чего мы дожили? Человек уже не имеет права закусить печеньем?»

Сам дом для владельцев имений значил много больше, чем просто жилье. Построенный на пике могущества, богатства и славы рода, он отражал историю и статус семьи. Дом был неотъемлемой частью семейного существования, и будущие поколения должны были всячески его хранить и поддерживать. Даже если для этого им пришлось бы заняться бизнесом или стать торговцами, что прежде было абсолютно немыслимо.

Как семья герцога Ратленда превратила родовое поместье в бизнес

Спустя века наследственного владения фамильными усадьбами сотни семей стали получать все меньше и меньше средств от возделывания принадлежавшей им земли. Между тем, только за отопление приходилось платить суммы, сопоставимые со стоимостью годового обучения в Итон Колледже. Внешнюю отделку тоже необходимо было постоянно обновлять, и крышу ремонтировать. При этом никакие детали отделки менять было нельзя, поскольку эти дома, по большей части, были отнесены Комиссией по историческим зданиям и памятникам Англии (Historic Buildings and Monuments Commission for England) к числу памятников первой или второй категорий. В результате, английская аристократия все чаще начинала задавать себе вопрос: как продолжать содержать свои роскошные имения и усадьбы в новых условиях? Некоторым владельцам хватило сообразительности самим превратить свои дома в деловые предприятия, как это сделали, например, хозяева Belvoir Castle, имения герцога Ратленда. Другие же стали передавать свои усадьбы в The National Trust, но оставались в них жить, — как, например, члены семьи Дэшвудов, наследные хозяева знаменитого West Wycombe Park.

Если изначальной функцией The National Trust было сохранение памятников истории и уникальных природных ландшафтов, то со временем в ведение фонда стали переходить морские побережья, пляжи, старые лесные угодья и парки, а вскоре и старинные дома. Некоторые фонд приобретал за вполне символическую плату. К примеру, в 1896 году он зарегистрировал, а в 1900-м купил — за 10 фунтов каждую — две уникальные постройки XIV века: бывший монастырский дом Alfriston Clergy House в графстве Эссекс и здание суда Long Crendon Courthouse в Бакингемшире, которое изначально было складом шерсти. Оба помещения и сегодня открыты для посетителей.

Настоящие проблемы для частных землевладельцев начались в 1910 году — с принятием так называемого народного бюджета (People’s Budget). Это вызвало волну банкротств, причинами которых стали не карточные долги и не безалаберное управление своим хозяйством. Дело было в другом: по предложению правительства либералов парламент для финансирования новой программы социального обеспечения утвердил беспрецедентно высокие налоги на частное владение землей и усадьбами. Целью нововведения было перераспределение богатства среди населения Британии — эта революционная для своего времени мера на несколько лет опередила аналогичные шаги большевиков в России после 1917 года.

Год от года земельный налог и налог на наследство росли, в результате чего наследственные хозяева исторических усадеб не могли больше позволить себе жить в фамильных домах. Довершили дело события во время и после Второй мировой войны.

В годы войны многие исторические усадьбы были превращены в госпитали или переданы в ведение военных. Владельцы этих зданий, вернувшиеся туда после войны, нашли свою собственность в плачевном, а то и в полностью разрушенном состоянии. Мало того, в 1946 году налог на наследство был поднят до совершенно неподъемного для большинства уровня: 75% на поместья стоимостью более 2 млн фунтов. К 1950 году, благодаря новому послевоенному социалистическому правительству, налог вырос аж до 80% с недвижимости стоимостью свыше 1 млн фунтов. Сотни домовладельцев вынуждены были продавать свои дома. В результате, архитектурные шедевры были уничтожены или перестроены в недорогое доступное жилье. В 1955 году, на пике этой «перестройки», каждые пять дней в Британии уничтожался один исторический дом. Проходившая в 1974 году в Музее Виктории и Альберта выставка «Уничтожение усадеб» засвидетельствовала: всего за послевоенный период в Великобритании было разрушено свыше 1600 деревенских домов.

Еще до войны, в 1934 году, лорд Лотиан произнес историческую речь, в которой назвал уникальные деревенские усадьбы Британии важнейшей частью национального достояния, которую нужно всячески сохранять. «Сады, парки, внутреннее убранство, мебель, и характерное [для этих домов] архитектурное очарование есть сокровище тихой неброской красоты», — сказал он. Во многом благодаря этому его выступлению в 1937 году был принят закон о Национальном фонде (National Trust), в соответствии с которым владельцы определенных домов исторической значимости освобождались от уплаты налога на наследство. Правда, с оговоркой: «при условии, что дома, их историческое внутренне убранство и сады будут сохранены как единый цельный ансамбль и что в определенное время они будут открыты для посещения» (поначалу «определенное время» ограничивалось всего 30 днями в год — владельцы открывали свои дома для посещения в послеобеденное время по средам, когда сами отправлялись в Лондон). Сам лорд Лотиан завещал The National Trust свой собственный дом Blickling Hall в графстве Норфолк — вместе со всем содержимым, в том числе и редким гобеленом с изображением Петра Первого на поле битвы под Полтавой.

Вот так The National Trust приобрел свыше 200 домов и стал крупнейшим частным землевладельцем на Британских островах. Он также остается крупнейшей в Британии благотворительной организацией — в 2018 году она оценивалась в 650 млн фунтов.

…и как The National Trust возвращает их к жизни

Теперь уже бывший директор The National Trust Саймон Марри начал работать в организации, когда прибыли, которую можно было направить на восстановительные и реставрационные работы, почти не было. Он создал программу «Решаем на месте» (“Going Local”). Она упразднила централизованное управление и позволила управляющим каждого конкретного объекта — нередко в этой роли выступают бывшие владельцы — самим принимать решения, какие именно товары, преимущественно местного производства, станут продавать организованные при усадьбах магазинчики, какие фестивали и абонементные программы будут проводиться на территории домов и усадеб и для каких событий, праздников или выставок местных общин усадьбы станут открывать свои двери, привлекая таким образом к себе посетителей. Кстати, последние два года Саймон Марри консультирует министерство культуры России по вопросам возрождения интереса к разбросанным по стране заброшенным домам. С лекциями о работе The National Trust он выступал на Международном культурном форуме в Санкт-Петербурге и в Британском Совете в Москве.

«Собрание» The National Trust пополняется и сегодня. К примеру, несколько лет назад фонд приобрел в Ливерпуле дома, в которых провели свое детство Джон Леннон и Пол Маккартни. Большая часть принадлежащих The National Trust объектов — от небольших шахтерских домиков до огромных дворцов — свидетели и памятники британской истории и культуры. Один из таких дворцов — Hardwick Hall, построенный в XVI веке для современницы Елизаветы I и одной из богатейших женщин своего времени графини Шрусбери Элизабет Тальбот, известной также как Бесс из Хардвика. Во многих усадьбах круглый год открыты великолепные сады и парки. Интерьер может меняться в зависимости от времени года, но внутри вас неизменно встречают знающие и приветливые энтузиасты-волонтеры.

Принадлежащие ему дома The National Trust возвращает к жизни. В них проходят музыкальные вечера, конкурсы кондитеров, в старинные подсвечники подключают мерцающие на манер свечей лампочки. Однако в Британии можно найти еще и множество старинных загородных домов, практически не тронутых рукой куратора. В камине горит огонь, по гостиной бродят собаки, говорят, в одном из домов был замечен храпящий на диване герцог — таковы реалии свыше 1600 разбросанных по стране исторических усадеб. Все они входят в Historic Houses Association. Им может быть 300, 500 или даже 800 лет, они открыты для публики, но в них по-прежнему живут потомки прежних владельцев. И их посещение зачастую куда интереснее, чем домов, покинутых своими хозяевами, — ведь вы можете сами увидеть, как эти старинные усадьбы адаптируются к жизни в XXI веке.

Эдвард Дэшвуд — о жизни в родовой усадьбе, открытой для посетителей

West Wycombe Park — один из самых прекрасных образцов так называемой Палладиевой архитектуры. Эта усадьба в течение трех веков служила загородной резиденцией семье Дэшвудов. Нынешний хозяин сэр Эдвард Дэшвуд рассказал мне о жизни в доме, который его прадед передал The National Trust сразу после Второй мировой войны (это было одно из первых послевоенных приобретений фонда.)

— Как проходило ваше детство в доме, в котором постоянно присутствуют посторонние?

— Нам повезло, — рассказывает сэр Эдвард. — Структура дома позволяла прекрасно сочетать семейную жизнь с приемом посетителей. Дом вытянут, входы в него есть со всех четырех сторон, и один из них оставался исключительно для нашего частного пользования. Кроме этого, наверху в доме была огромная библиотека с высокими потолками, которая служила нам семейной гостиной. Так как практически все содержимое дома, включая произведения искусства, оставалось нашей собственностью, то наш вклад в общую притягательность резиденции для туристов был весьма значительным. Главные парадные залы открывались для посетителей только в летние месяцы, а в остальное время года мы могли в полной мере наслаждаться всем зданием как своим частным домом. Мы также сохранили за собой знаменитую верхнюю террасу с колоннами, на которой могли спокойно уединяться вдали от любопытных глаз. Ну и в нашем распоряжении оставался частный сад.

— Сейчас усадьба используется еще как-то, помимо экскурсий для посетителей?

— Иногда мы пускаем в дом частные свадьбы — более торжественную и праздничную атмосферу для такого знаменательного события трудно придумать. А еще и дом, и сад использовались для съемок множества фильмов и телесериалов, среди которых «Аббатство Даунтон», «Корона», «Люди Икс», «Крошка Доррит», «Виктория и Абдул», «Мордекай». Среди многочисленных «ролей», которые «играл» West Wycombe Park, — итальянские палаццо, Белый дом, различные королевские резиденции, салон амстердамского ювелира и даже логово боливийских наркобаронов. Ну и, конечно, русские дворцы.

— А у вашей семьи есть связи с Россией?

— Да, мой предок приезжал в Санкт-Петербург в 1734 году на коронацию императрицы Анны Иоанновны. В Летнем дворце Петра I в Летнем саду хранятся несколько картин с видами West Wycombe, которые, по всей видимости, он подарил императрице во время того визита. Он оставил интересные дневниковые записи о жизни русского императорского двора. Позднее, уже в конце XVIII века, Екатерина Вторая отправила в Англию своего архитектора Чарльза Камерона, и о посещал в том числе и West Wycombe Park. Он вдохновился архитектурой дома, и по образцу нашего «Храма музыки» построил такой же в Павловске под Петербургом, который, к сожалению, был разрушен в годы войны. Также под влиянием нашей усадьбы строились и фрагменты здания Адмиралтейства. Вообще, мой предок по материнской линии — князь Потемкин, и в доме висит его прекрасный портрет, который передается в семье из поколения в поколение. Мой отец говорил по-русски, и я учил в школе русский язык. Моя страсть — коллекционирование фарфоровых фигурок Императорского фарфорового завода, а также заводов Гарднера, Попова и Корнилова. Некоторые выставлены у нас в доме.