Загрузка ...Алексей Зимин о новом мире, в котором революция — разновидность атмосферного явления.
Знаменитый афоризм Маркса «Человечество, смеясь, расстается со своим прошлым» выдает действительное за желаемое. Прощание с прошлым обычно сопровождается зубным скрежетом, который, если и напоминает смех, то ровно настолько, насколько коллекция золотых коронок из Освенцима похожа на улыбку Джоконды. Но это частности. В целом Маркс прав, конечно.
По мере приближения к концу истории, как бы мы его не называли, все формы борьбы обостряются. Время сжимается, как в черной дыре. То, на что раньше уходили столетия, сегодня происходит так быстро, что следствия опережают причины: утром в куплете, вечером в газете.
У римских сенаторов с момента явления Христа народу была масса времени, чтобы без лишней спешки поклоняться Изиде и Озирису, Содому и Гоморре, Мамоне и любым другим демонам, которых получалось вызвать. Нежиться в пенной ванне с одалисками, перечитать письма Марка Аврелия, оформить завещание и решить, что в какой последовательности пить: фалерн после марсалы или наоборот.
Современные революции не оставляют времени на передержку. Между Аустерлицем и Ватерлоо сразу включают обратный отсчет. Такая торопливость пугает не только обывателя, тоскующего о ламповой эпохе, когда так уютно, угольками в камине, потрескивала и поскрипывала игла патефона, прежде чем раздавался гром победы.
Сотня мастеров культуры от Джоан Роулинг до Наома Хомски выказывают справедливую озабоченность отменой культуры, но с таким же пафосом они могли горевать об уходе профессии авгура и замене гадания по внутренностям жертв углеводородным анализом.
В одной из книг главного антрополога XX столетия Клода Леви-Стросса приводится пример того, как африканские дикари реагировали на показанные им голливудские фильмы.
Они не следили за сюжетом, их не занимала последовательность событий. Если попросить их после просмотра рассказать о том, что они видели — они вспоминали только отдельные гэги: человеку упал на голову камень, женщина смеялась, закат — красный.
В определенном смысле и мастера культуры, и большинство из нас похожи на этих дикарей. Мы находимся во власти прекрасного мгновения, и, хотя классическая система образования вроде бы учит смотреть на все через оптику big picture, устоять перед магией частного случая довольно трудно. Нам хотелось бы, чтобы жизнь была похожа на английский газон: знай себе стриги, и чем дальше, тем он лучше — то есть точно такой же.
Но в действительности все не так.
История людей — это история отстранения от прошлого, борьба с ним, отказ от него, его отхаркивание и выплевывание — это бесконечная процедура банкротства.
Честертон говорил, что человека от животного отличает способность пить, не испытывая жажды.
Это точная концепция нашей Вселенной, особенно если не ограничиваться минеральной водой или даже крепким алкоголем. Тем более что с алкоголем уже давно проблемы, и он не считается в общественном сознании панацеей, духом жизни, как было во времена алхимиков и английских католических писателей.
Сюжет человеческого существования может быть представлен, как перманентная девальвация истин. На всех уровнях.
Пшеница превратила охотника и собирателя в гомо сапиенса, но оказалась не слишком хороша для XXI века с его отрицанием глютена. Рабство помогло создать культуру древних греков, основанную на бездеятельном созерцательстве меньшинства, но не пережило парламентской атаки малочисленного религиозного движения квакеров. Современная культура, основанная на сочетании романтизма и капитализма, весь этот мир книг, изобразительного искусства, музыки и футбола, оказался за бортом современности при прогрессивном отношении к эпидемиологической угрозе.
Семья, пол, сексуальная жизнь, самые интимные вещи легко меняют векторы в зависимости от того, кто владеет общественным мнением — скопцы или последователи Алистера Кроули.
Что уж там говорить о тиранах и диктаторах — они не вечны просто физиологически, и даже в маленькой Праге процесс выбрасывания тиранов из окон был поставлен на поток еще пятьсот лет тому назад.
Лимит на революции не просто не исчерпан, как это казалось одному из трех российских президентов, самый актуальный тариф в этой области — «безлимитный».