Десять лет назад Вадим Левин – в прошлом банкир, а теперь фотограф – уехал из Санкт-Петербурга и поселился в английской деревне. В своем доме он собрал одну из самых больших в Великобритании коллекций старинных камер, а также работ классических мастеров фотографии, среди которых – Энсел Адамс, Анри Картье-Брессон, Ирвин Пенн и Хельмут Ньютон. Мы заглянули к нему в гости, чтобы посмотреть на «музейные экспонаты» вживую и побывать в настоящей фотолаборатории, где Вадим проявляет и печатает свои снимки.
В Союзе было все просто – родители отвели меня в кружок при Доме пионеров. Там мы снимали наши самые первые фотографии, сами проявляли и сами печатали. Процесс появления изображения в ванночке, в красном свете, произвел сильное впечатление – помню его до сих пор. У меня и сейчас хранится черный бачок за рубль советского производства для проявки пленки.
Я люблю классическое искусство – такое же бывает. Что касается современного искусства – я бы сказал так: если я его не понимаю, зачем буду делать вид, что понимаю? К современной же фотографии я вообще отношусь скептически. Очень характерный пример – Андреас Гурски. Я видел его работы живьем, но меня никто не убедит, что это шедевры. Скажем, «Пляжи Римини» – фотополотно размером 3 м. Я примерно знаю, сколько стоит технически его сделать. Примерно в $5000 можно уложиться (продан на аукционе за £585 000). В чем шедевр пляжей Римини? В чем концепция? Много людей на пляже? Ну не знаю. Все это больше напоминает мне шоу-бизнес.
В моей личной коллекции хранится множество фотографий, которые сделаны американскими и европейскими мастерами. Я уверен, что большинство из них было бы невозможно так снять на цифровую камеру. Хотя мы много раз дискутировали с коллегами по этому поводу. Когда у нас была выставка Картье-Брессона, гения репортажного жанра, я задумался: смог бы он снимать на цифру? Наверное, да. Свой стиль он назвал «decisive moment» — «решающий момент». Для него было важно запечатлеть этот решающий момент, а качество отпечатков и резкость изображения были не первостепенными задачами.
При приобретении я ориентируюсь в первую очередь на личный вкус. Есть вещи, которые мне просто нравятся. Есть те, которые нравятся меньше, но стоят адекватных денег, и нет риска, что они со временем упадут в цене. Важный момент, который отличает фотографии от, скажем, картин, – это не уникальность работы. У каждой фотографии есть тираж (edition) – как правило, от 8 до 30 отпечатков. Еще один существенный фактор, сильно влияющий на цены, – время создания отпечатка. Коллекционерами очень ценятся так называемые винтажные отпечатки, которые были сделаны с небольшим промежутком времени от самой съемки. Для меня винтажность вообще не играет практически никакой роли, наоборт, чем старше отпечаток, тем выше риск, что технологически он был сделан не очень правильно, что может повлиять на его сохранность.
У рынка фотографий кроме специфики есть еще и общие законы. Подчас ценообразование носит непонятный для меня характер. Вот, например, знаменитая фотография Хельмута Ньютона Sie kommen, на которой модели в одежде и обнаженные. По отдельности каждая из двух фотографий не такая уж и дорогая, а вот пара стоит уже нереальных денег в моем понимании. Некоторые фотографии Родченко, которого я очень люблю, мне тоже не по карману. А вот портрет Маяковского я все же купил. В этой фотографии, несмотря на ее небольшой размер, удивительный для меня пример идеальной композиции, которой славился Родченко.
Я не коллекционирую камеры и объективы – они у меня все, что называется, рабочие. А вообще у меня камеры всех форматов, начиная с узкоформатной «лейки» и заканчивая форматной камерой 12 на 20 дюймов. Много лет назад, впервые напечатав портрет, снятый на камеру 8 на 10, я подумал: а зачем я вообще так долго фотографировал на другие камеры? Такой пластики, глубины и детализации нельзя получить на меньших форматах. Фотография, сделанная на большой формат, создает полную иллюзию объема. Правда, в мобильности большеформатные камеры значительно уступают меньшим собратьям. Вообще же наличие многих камер, скорее, недостаток, нежели плюс. У меня, к примеру, есть замечательный Rolleiflex со старой оптикой. Это была основная камера трех величайших фотографов: Ирвина Пенна, Ричарда Аведона и Хельмута Ньютона. Они сняли «роллейфлексом» все свои основные шедевры, которые стали классикой мировой фотографии. Я же, увы, так и не научился снимать на эту камеру. Хорошее правило – концентрироваться на одной камере, а не прыгать с формата на формат.
Есть два направления, в которых я сейчас работаю: архитектура и портреты. Поскольку мы снимаем на большеформатные камеры, то в кадре не может быть ничего случайного. Так что репортажи мы не делаем.
Я бы не сказал, что проявка фотографий очень увлекательное дело — если можно было бы этот процесс кому-то поручить, то я бы с радостью это сделал. Но из-за локдауна мне пришлось выполнять всю работу от начала до конца самостоятельно. А ведь это не так просто: впервые за пятилетнюю историю наших поездок мы взяли с собой цветную пленку и отсняли порядка сорока листов. Если раньше печать такого материала была обыденным явлением, то сейчас это сделать намного сложнее: не везде продается химия и бумага. Цифровые технологии в этой сфере практически полностью вытеснили ручные.
К сожалению, существуют достаточно банальные вещи, которые понятны далеко не всем. Например, если ты сушишь пленку, то у тебя должен быть специальный шкаф, иначе на нее может налететь пыль. Если разбить процесс на части, то я думаю, что проявка — все-таки процесс рутинный, а съемка и окончательная печать — наиболее творческий. Вот почему я сам печатаю. К тому же, авторская печать — это уже половина успеха, когда ты понимаешь, как с помощью всех доступных инструментов можно интерпретировать ту или иную фотографию.
Сейчас мы с коллегами делаем большой проект – снимаем «Лица мира». Были в Папуа – Новой Гвинее, трех африканских странах: Эфиопии, Намибии и Танзании, Бирме и Китае. Недавно провели неделю на Ямале, в Валааме, а недавно вернулись из экспедиции в Узбекистан. Мы хотим запечатлеть людей, которые еще живут традиционной для тех стран естественной жизнью, которых еще не затронула глобализация. Это совершенно уходящая натура.
