Загрузка ...
Вера Отдельнова: Люда, во-первых, я тебя поздравляю с тем, что ты стала художником месяца в марте и очень рада, что мы записываем это интервью, потому что я давно слежу за тем, что ты делаешь и очень хотела обсудить твои работы. Давай начнем с того, что поговорим про тематику твоего искусства. Ты много работаешь с темами памяти, семейной и локальной (уральской) истории. Расскажи пожалуйста, почему именно эта тема стала для тебя такой важной. Можешь ли ты вспомнить, когда именно и как это произошло. Был ли у тебя всегда интерес к истории или было что-то особенное, что послужило толчком, побудившим этот интерес?
Людмила Калиниченко: Этому послужила одна история, которая произошла в 2015 году и вывела меня на путь художника, сделав тему памяти основной в моей практике.
Моя бабушка по ошибке вместо мусора выбросила весь семейный фотоархив. Если ранее я воспринимала просмотры семейного альбома и рассказы о прошлом как что-то обыденное, то теперь меня не покидала мысль о том, что наша семья осталась без чего-то очень важного, без прошлого. Единственной ниточкой, связывающей нас с прошлым, остались воспоминания бабушки, и я стала уже не просто слушать, а записывать их.
Позже совместно мы занялись сталкерством по местам памяти, много говорили, пили чай, снимали и снова говорили. Хочу сказать, что бабушке было на тот момент трудно передвигаться, и я очень ей благодарна за то, что она находила силы и во всем мне содействовала. Мы ездили по кладбищам, деревням и сельским музеям. Например, в музее режиссера С. Герасимова в с. Кундравы на Урале нашли фотокарточку нашей родственницы. Таким образом постепенно была восстановлена хронология событий, генеалогическое дерево и важные даты в истории семьи.
Другая часть фотографий была найдена у родственников благодаря старой традиции заказывать в фотоателье несколько копий и дарить их близким. Было неожиданно и приятно обнаружить мои забытые детские фотографии на чердаке у двоюродной бабушки.
В.О.: Историческая память — довольно сложный и часто трудно уловимый предмет. В своем искусстве ты проявляешь большую изобретательность для того, чтобы его зафиксировать. Например, опускаешь камеру на дно старейшего пруда в Екатеринбурге и снимаешь осевшие там предметы или расставляешь в выставочном зале объекты — «ловушки» для поиска и сбора воспоминаний. В этих случаях ты даешь свободу материалу, не выстраиваешь исторический нарратива, а позволяешь ему самому сложиться из случайных событий. Почему ты выбираешь именно такой подход?
Л.К.: Память — материя тонкая и пластичная. Есть выражение, что история каждый раз переписывается, с чем нельзя не согласиться. Конечно, есть конкретные зафиксированные даты, но есть события, которые мы не можем проверить, оспорить или подтвердить. Например, есть фамилия и даты в паспорте. Но вот позже мы узнаем, что это не настоящие данные, что они в какой-то момент были изменены. Всегда особенно интересно, что стоит за такими историями.
Память накопительна и тут появляется место не только для волшебства, но и для подмены, которые вместе складываются в сюрреалистичную картину. С одной стороны я стараюсь дистанцироваться и дать свободу этой пластичности, с другой — рассмотреть этот зазор. Все это похоже на игру в «Верю-не верю».
Например, в проекте «Дно» я опускала камеру на дно реки Исеть в центре Екатеринбурга, и камера сама выбирала, как зафиксировать сохранившиеся там исторические наслоения. Таким образом, сохраняется дистанция между мной и историей. Я работаю с памятью, но стараюсь не вмешиваться в нее, и в то же время происходит своего рода подглядывание через посредника.
В.О.: Давай теперь поговорим отдельно про твой, наверное, самый важный на сегодняшний день проект — книга о твоей семье «Ешь пока естся и пей пока пьется». Ты соединяешь историю семьи с семейными рецептами. Как так получилось, что именно еда оказалась проводником в мир твоих воспоминаний?
Л.К.: Назовем это «Гастрономические ловушки памяти». Через вкусовые ощущения мы можем воспроизвести воспоминания и эмоции, можем наблюдать, как они трансформировались со временем. И мороженное из детства уже не будет таким вкусным как раньше или наоборот напомнит о прошлом, даст место ностальгии. Готовить еду по старинным рецептам — это тоже ритуал воспроизведения. Например, вовремя моей персональная выставки «Ешь пока естся и пей пока пьется» в Уральском филиале Пушкинского музея искусствовед и куратор Лев Шушаричев организовал вечер-перфоманс со свободным участием зрителя. Во дворе стоял большой стол и люди могли приносить блюда, приготовленные по семейным рецептам, и рассказывать связанные с ними истории.
В.О.: Твоя книга рассказывает о разных поколениях людей, о мужчинах и женщинах. И все же ты подчеркиваешь, что тебе особенно важны истории женщин, истории, переданные от бабушки внучке. Могла бы ты определить в чем особенность женских воспоминаний и женского опыта? В чем его отличие от мужского?
Л.К.: В моей семье из мужчин был только дед, и он был немногословен. О его жизни я так же узнала от бабушки, интересно, что мой дед, прадед и прапрадед были из Украины, а влюблялись и женились они на уральских девчонках.
Также, насколько мне известно, многое моя бабушка узнала от ее бабушки. Я изменила эту закономерность, и на данный момент мой сын и муж активно участвуют в проектах. Так же мой муж собрал истории и фотографии со своей стороны, которые вошли в книгу.
В 2022 году наша команда в составе бабушки, мужа и сына установила стелу-инсталляцию на безымянной могиле наших предков. Как раз в это время в выставочном зале музея в Уральского филиала Пушкинского музея проходила моя персональная выставка и весела мультимедийная инсталляция «Раз, Два, Три», а на кладбище стояла производная от неё стела. Скажу, что это была самая веселая установка памятника, не было привычной скорби, мы все улыбались и понимали, что делаем что-то очень важное.
В.О.: Мне бросилась в глаза предельная будничность тона, которым ты рассказываешь смешные истории. В твоем тексте много перечислений, списков с именами детей, непримечательных историй. Но внезапно среди этого возникают совершенно драматические события, например, больной раком человек пытался покончить с собой, проткнув шею ножницами. Но и эти драматичные события рассказаны предельно буднично. Взять хотя бы историю бабушки, которая никогда не била своих детей, потому что ее саму на протяжении жизни от детства до зрелости избивали в семье, и ты перечисляешь таким же прозаическими списком особенности этих побоев. Мне такой подход напомнил о московском концептуализме и, в частности, о работе Виктора Пивоварова из Тейт Модерн, где старушка говорит своей собеседнице: «Ударил он меня молотком по голове и заплакал». Расскажи пожалуйста о своих отношениях с московским концептуализмом. Важны ли эти художники для тебя или перекличка возникла случайно?
Л.К.: Намеренного пересечения не было, но мне приятно, что ты провела связь с таким уважаемым художником. Я думаю, осознанно или нет, но такие пересечения имеют место быть. Но есть одна история. В 2021 году Илья Шипиловских пригласил меня участвовать в выставке «Далекие планеты ДАП», посвященной юбилею Д. Пригова. В составе группы «LKKL» я сделала видео-арт «Планета Т8», вдохновившись фразой Ирины Прохоровой о творчестве Пригова: «Все что мы сейчас делаем, напоминает период средневековья, где мы живем на руинах разрушенной культуры и выстраиваем свою новую культуру как варвары, которые монтируют остатки колонн в свое жилище».
В.О.: Давай теперь немного поговорим о технике и об эстетике твоих работ. Ты используешь технику CTRL C/CTRL V, бесконечно тиражируя одни и те же изображения и превращая их в орнамент. К тому же накладываешь на них совершенно, на первый взгляд, неожиданные изображения, взятые из другой эпохи, наделенные другой эстетикой. Как ты разработала такую эстетику, и как она помогает нам говорить об истории и о памяти?
Л.К.: Когда у тебя уже на чем-то сфокусирован взгляд, ты везде это находишь. У меня он заточен на повторы, поэтому я часто «говорю со вселенной на причудливом языке совпадений» (гр. Психея). Помню, как меня сильно впечатлило начало фильма Аки Каурисмяки «Девушка со спичечной фабрики» — кадры, показывающие производство спичек. Вековые деревья превращаются в палочки, а между этими событиями пробел — нанесение серы, упаковка спичек в коробочки, потом в больше пачки. Такой долгий повторяющийся путь и, в итоге, назначение одно — сгореть за одну минуту, но поджигая при этом что-то большее.
Также я долгое время работала как веб-дизайнер, и «копировать/вставить» занимало 60% моей деятельности. Так бессознательно мы участвуем в создании бесконечности.
Этот интерес усилился после Берлинской биеннале, которую курировал коллектив ДИС. Пост-интернет стал отрывной точкой в моих исследованиях. Рекурсивность можно было встретить в психологии, биологии, особо заинтересовали труды математика Бенуа Мандельброта, а также более известные примеры как «снежинка Коха» или «Треугольник Серпинского».
Сейчас я использую эту эстетику паттерна не только в художественных проектах, но также создаю индивидуальные паттерны на заказ. Мои авторские принты можно увидеть на одежде, автомобилях или в специальном проекте для уральской биеннале, где пользователь может сам создать свою персональную мандалу желаний.
В.О.: Расскажи, пожалуйста, как переезд в Лондон повлиял на твое искусство. Ты живешь в Пекхэме, и я очень люблю этот район: он живой, полный энергии и, мне кажется, здесь прекрасная среда для создания искусства. Расскажи, пожалуйста, про свои любимые места в Лондоне и про то, насколько легко проходит твоя интеграция, и есть ли что-то, чего тебе здесь как художнику очень не хватает.
Л.К.: История повторяется дважды: один раз в виде трагедии, второй раз в виде фарса (смеется). Когда мы только переехали в Пекхэм на постоянное место жительства, я нашла в Берджесс парке на «Мосту в никуда» пачку мокрых фотографий. Это было очень символично, ведь как ты помнишь, свой путь в качестве художницы я начала с утерянного семейного фотоархива, а продолжу видимо с чьих-то, случайно найденных фотографий.
В целом, могу сказать, что Лондон хорошо меня принял. Он часто радует подобными находками, и это похоже на магию. Например, если мне были нужны палки для работы из твердой породы дерева, я обязательно находила их на следующее утро за углом дома.
Влиться в художественную среду Британии оказалось не так легко. Зато работать на улице было комфортно. Сейчас я делаю интервенции в городе, вписывая свою историю в новую культуру, таким образом изучая её.
А чего не хватает — не хватает видеосвязи, чтобы всё это показывать бабушке, потому что она не может пользоваться сенсорным телефоном.
