Фотограф Анна Радченко об искусстве, технических навыках и современной меланхолии

С Аней Радченко мы познакомились пару лет назад, когда она только приехала в Лондон профессионально учиться фотографии и искала единомышленников. Что меня поразило в ней тогда и продолжает удивлять сегодня — это ее широкая улыбка, оптимизм и молодость, и при этом — на удивление серьезные, взрослые, темы, которые она поднимает в своих работах. А также перфекционизм, с которым она это делает. Невероятно интересно смотреть не только на конечный результат, но и на фотографии с бэкстейджа ее съемок. Это всегда удивительные декорации, сумасшедший грим и куча явно увлеченного народа.
Мы встретились с Аней, чтобы поговорить о ее последнем проекте: Melancholy Rooms —который, по словам самой Ани, может затянуться на всю жизнь.

Russian Gap: Аня, ты такой светлый, легкий человек, и тут вдруг — проект про меланхолию! Откуда она взялась?

Анна Радченко: Мне кажется, легкость характера возможна как раз благодаря тому, что в творчестве ты делаешь что-то противоположное. Это своего рода арт-терапия. Когда ты обращаешь внимание на более мрачные, серьезные вещи и как-то их преобразуешь в арт-форму, это позволяет меньше потом переваривать все в себе, нести это в свою жизнь. А мой проект Melancholy Rooms — о том, что нас окружает. Начиная от взаимоотношений с родителями, ежедневного общения с друзьями. Обрати внимание, как общаются сегодня в ресторанах, когда у всех телефоны выложены на столе. Можно представить себе отца семейства, который приходит к семейному ужину, кладет на стол портфель с рабочими бумагами, начинает их разбирать, читать, а дети едят и на все это смотрят, — это же ненормально. При этом когда человек за столом постоянно проверяет почту в телефоне, то это, вроде, в порядке вещей. Постоянно замечая вокруг подобные вещи, я поняла, что могу делать свой проект на протяжение всей жизни, и никогда не будет недостатка в темах.

RG: О чем конкретно ты хочешь в нем рассказать?

АР: Я хочу показать человека, который живет в современном городе, просыпается и первым делом смотрит в смартфон: кто за ночь добавил его в друзья или написал что-то. Затем включает компьютер или телевизор и думает: «Вот эти русские уроды», или «Американцы, козлы, обвалили рубль», — после чего идет на работу, от которой он, вполне возможно, не в восторге, но ведь есть шанс, что он купит крутую тачку и станет более счастливым. Я сейчас рисую гротескный и довольно непривлекательный образ, но подобных историй огромное множество. В целом, я использую термин «современная меланхолия». Чувство совсем не новое, однако сегодняшняя реальность привносит новые элементы и дает новые поводы для такого чувства — от новеших моделей телефонов, без которых жизнь не жизнь, до информационных войн в СМИ. Так что проект про нас с вами, про наших друзей и знакомых.

RG: Откуда в названии проекта слово rooms?

АР: Название родилось, когда я только начала работать над концепцией и планировала этот проект как довольно масштабную инсталляцию, состоящую из нескольких комнат. Каждая комната посвящена отдельной теме современной меланхолии, куда посетитель инсталляции может войти и полностью погрузиться в ее атмосферу. Мне всегда хотелось получить как можно большую власть над эмоциями зрителя, поэтому сейчас я стараюсь расширить свою деятельности за пределы фотографии — думаю, визуального канала мне не достаточно. Так что название получилось довольно буквальным. Мне нравится слово “комната” — это такое место, где люди часто остаются наедине с собой и своими мыслями, некое замкнутое пространство. Только из физической комнаты часто можно просто взять и выйти, а вот что делать с комнатой между глазами и задней стенкой черепа?

RG: Для кого ты снимаешь? Куда это все пойдет?

АР: Проект изначально задумывался как масштабная инсталляция. Потом, когда я его начала делать как магистерский проект, я поняла, что времени не достаточно, и сосредоточилась только на фотографии. Сейчас, когда история с магистратурой почти закончена, я возвращаюсь к первоначальному плану. Вообще, конечно, это не просто. Раньше я много работала в fashion, и в этом плане там легче: ты снимаешь для какого-то журнала, по заказу. Здесь же надо будет искать возможность сделать выставку, опубликовать серию в разных изданиях, найти заинтересованных кураторов, арт-байеров, для меня пока это немного темная область. Пока нет практического плана. Но я буквально через две недели сдаю свой дипломный проект в University of Arts London, где я училась на магистра по fashion-фото, и те фотографии, что я успела подготовить к сегодняшнему дню, я буду там представлять.

RG: Расскажи про свою учебу, кстати! У нас на сайте ты писала статью с громким названием: “Британское образование – раздутый брэнд или шаг в будущее?” Тогда ты опиралась на свой опыт одного года учебы, а сейчас, когда учеба почти закончена, что можешь на эту тему сказать?

АР: Я готова расплакаться от мысли, что все это скоро закончится! Сначала я скпетически относилась к моему образованию. Поступить сюда было очень легко, хотя они и нагнетали: мы, мол, такие престижные, подумайте сто раз. Но иностранцы за обучение платят самые большие деньги, поэтому выяснилось, по факту, что половина курса вообще не имеет отношения к фотографии — только-только научились что-то делать. При этом вторая половина курса были с огромным портфолио, и они смотрели на все это немного в шоке. В процессе обучения нам ничего не разжевывают и не заставляют ничего делать. Но при этом — они провоцируют твои мозги шевелиться так, что ты сама начинаешь интенсивно работать! В университете есть библиотеки, есть студии, плюс личные встречи с преподавателями (tutors) и специально приглашенными людьми, которые не работают в университете постоянно, но специализируются каждый на своей области. Кто-то художник, кто-то скульптор, кто-то делает инсталляции, и ты с ними тоже можешь советоваться. В итоге ты не просто получаешь какие-то навыки, ты меняешь что-то в своей голове, и твой диплом — это не просто экзамен по техническому владению камерой, а результат исследования окружающего мира.

RG: Чем ты занималась в России? Какое у тебя первое образование?
АР: В России я закончила Финансовый университет. Я не очень тогда знала, что хочу делать, поэтому выбрала общий факультет — международная экономика. Примерно на третьем курса я поняла, что совсем не хочу этим заниматься, но сработала советская установка — “без диплома жить плохо”, и я все-таки закончила универ. К этому моменту я уже фотографировала, но это было больше как хобби. Поснимать в парке одногруппницу, например.

RG: Зато сейчас ты привлекаешь целые команды! У тебя очень сложные, с точки зрения организации съемок, работы. Расскажи, как происходит процесс на съемочной площадке.

АР: Я пытаюсь набросать свою идею на бумаге, но рисую я отвратительно, поэтому свой эскиз в духе “палка-палка-человечек” я отправляю художнику, и она создает из него картинку. К ней добавляется описание, типа: человек лежит в воде среди телевизоров, кадр сверху. Дальше подключаются продюсер съемки и декоратор. Со своим продюсером, Тиной Андерсон, мы познакомились на одном fashion-проекте, нашли общий язык, она познакомила меня с прекрасным декоратором, и так сложилась наша команда. Снимаю я, правда, в Москве, где услуги творческих специалистов стоят гораздо дешевле, чем в Лондоне. Отдельное спасибо EasyJet, который делает перелеты финансово необременительными. На съемочной площадке мы работаем большой командой. Пока кто-то ставит декорации (их делает команда «Золотая Стая»), другие выставляют свет — иначе мы не успеем. Потом приходят актеры, так что в помещении может оказаться одновременно человек 20. Всеми разруливает Тина — она играет своего рода роль плохого полицейского. А я такая вся хорошая, хожу рядом с фотоаппаратом и радуюсь, что все так красиво получается.

RG: Аня, а расскажи про идеи. Откуда ты их берешь? И каким образом они трансформируются в конкретные картинки, которые можно взять и нарисовать на бумаге?

АР: Процесс поиска идей все время в тебе и вокруг тебя. Когда у тебя сидит что-то на подкорке, ты замечаешь вещи, на которые иначе не обратил бы внимания. Я это сравниваю с ремонтом. Мы сейчас делаем ремонт, и вот куда бы я сейчас ни пришла, я думаю: “О, какой стул, он чудесно впишется в квартиру!” Как только ты нащупал идею, начинаешь работать с образами. Есть такой словарь ассоциаций, и я в него советую даже заглядывать творческим людям. Он выдает кучу метафор, описывающих разные психологические свойства и качества. Например, рядом со словом “глупость” стоит “солома”. Так у меня рождается образ Человека-Соломы — одного из персонажей “современой меланхолии”.

RG: Какие еще книги помогают тебе в поисках?

АР: У меня есть такой проект — “Материнская любовь”, с которого, собственно, и началась тема “меланхолии” несколько лет назад. Эти фотографии уже довольно известны, они активно разошлись в сети, были опубликованы в разных изданиях. В них раскрывается тема непростых отношений детей со своими матерями. На многие сюжеты оттуда меня вдохновила книга российского психолога Анатолия Некрасова. Некоторые образы были им описаны на словах, и мне захотелось их передать визуально. Еще есть книга “История меланхолии”, там автор анализирует развитие этого чувства в мировой истории. Оказывается, то, как люди проявляли эмоции в 16 веке, очень сильно отличается от того, как их проявляют сегодня. Например, в высших кругах Франции для мужчин считалось абсолютно нормальным обильно плакать в театре, при людях, и вытирать платочком слезы. А если он не плачет, то значит, он черствый и неприятный.

RG: Я очень люблю твою серию про материнскую любовь! Удивительно даже, как тебе, в твои 20 с небольшим лет, удалось передать то, от чего люди мучаются всю жизнь, не понимая причин и не связывая их с последствиями. Как ты вообще решилась на эту тему?

АР: Мне кажется, многие эмоции, особенно связанные с родителями, как раз очень остры в подростковом возрасте. Поэтому как раз закономерно, что я хочу рассказать о них именно сейчас. Я все еще хорошо это помню, но при этом уже могу проанализировать. Единственное, мне кажется, что, технически, я все же еще не все умею, не всему еще научилась. Через сколько-то лет я, наверное, смогу делать более безупречные вещи с визуальной точки зрения, но тянуть до этого момента глупо.