В лондонской галерее MacDougall’s открылась выставка картин Шолпан Шарбаковой «Освобожденный холст». Это уже не первая выставка художницы, в том числе в Лондоне, хотя Шолпан как о художнике говорить о себе не привыкла — она всегда была, прежде всего, музыкантом. Не удивительно, что в нашем разговоре о живописи очень быстро зазвучала музыкальная тема.
Russian Gap: Шолпан, как тебя правильнее представлять — как музыканта или художника?
Шолпан Шарбакова: Я в первую очередь музыкант — и по образованию, и по призванию. А картины — это мой внутренний мир, который люди обычно не видят. Я исполнитель, сама не пишу, играю музыку других великих композиторов. При этом я сочиняю музыку на холсте. Я с четырех лет играла на фортепиано и тогда же начала рисовать. Рисую сколько себя помню. В сознательном возрасте я начала видеть музыку в цвете: разные произведения были разного цвета. Это было очень интересно!
RG: А какой у тебя бэкграунд? Где ты родилась, где училась?
ШШ: Родилась я в Казахстане, жила там до 17 лет, окончила музыкальную спецшколу в Алмате, играла на фортепиано. Дальше поехала в Москву, поступила в Гнесинку, в 2006 году я ее окончила. Мой профессор Григорий Борисович Гордон посоветовал ехать в аспирантуру за границу — сказал, тебе там будет лучше, будешь свободнее себя чувствовать. Я приехала в Лондон, поступила к Хэмишу Милну в Королевскую академию музыки по классу фортепиано. Проучилась два года, по окончании получила fellowship для стажировки еще на год. Играла на различных фестивалях, представляла Академию как пианист. Также давала сольные концерты. Еще я являюсь солистом филармонии Астаны в Казахстане, там тоже выступаю. В основном, играю сольно и в камерном ансамбле. Еще могу рассказать по секрету, что когда я училась в Москве, я, втайне от своего профессора, ходила на курсы в МАРХИ — хотела академически себя подковать в рисунке.
RG: Как же ты успевала?
ШШ: Вот так! В сутках 24 часа. Я успевала. Была молодая совсем, прыгала, бегала, занималась дома музыкой по шесть часов в сутки, ночью рисовала макеты. Мне все очень нравилось! Но случился неприятный инцедент. Я в метро несла огромный планшет, и у меня в давке вывихнулось плечо. Я выпала из музыкальной колеи на три месяца, врач мне запретил играть. А у меня экзамены, конкурс на носу. Пришлось признаться своему профессору. Он меня, конечно, не ругал, но сказал: “Шолочка, выбирайте, либо то, либо это”. Я, естественно, выбрала музыку. Естественно! Музыка — это моя жизнь. Это было несравнимо.
RG: Но потом ты все равно вернулась к рисованию.
Да. В Лондоне, во время учебы, у меня было достаточно много свободного времени. Не в том смысле, что мне нечем было заняться, но просто не было такой дикой загруженности, как в Москве. При этом я жила одна, большинство моих друзей были в Москве. В такие минуты начинаешь вести диалог с собой. Я купила холсты, краски, и начала туда выплескивать все, что было: все мысли, чувства, какую-то недосказанность, одиночество, вопросы, на которые нужно было себе ответить… Когда ты студент, у тебя много таких вопросов. С одной стороны, ты еще не совсем взрослый, с другой — уже не маленький. Это такой переломный период. Ты решаешь, как дальше жить — плыть по течению или против. Я, естественно, пошла против.
RG: Почему против?
ШШ: Я решила, что мне нужно не просто идти, поддаваться, мне нужно хотеть чего-то. Не так чтобы: закончила учиться, устроилась в школу или в оркестр, ну и играешь там сидишь. Для меня важна была внутренняя свобода. И она, я думаю, идет прежде всего от музыки. Когда ты играешь какое-то произведение, ты растворяешься в нем. Это как медитация. Ты не слышишь, что происходит в зале, ты отключаешь свою мозговую деятельность, ты даже не понимаешь, что вокруг происходит. Как будто ты не здесь, а в космосе. То же самое я ощутила, когда начала рисовать. В итоге моим холстам стало даже тесно в рамке. И я их оттуда вынула.
RG: Получилось необыкновенно выразительно! А кто-то еще делал что-то похожее?
ШШ: Я не видела. Но я это делала не из какого-то нигилизма — “отринуть все старое”. Я всегда базируюсь на опыте старых мастеров, и даже музыку я играю классическую, современную я не понимаю. Но тогда я подумала — почему бы мне не сделать такой освобожденный холст. Использовать те же материалы, но при этом холст не натягивать на рамку, а просто прибить к ней. Оставить его висящим, свободным, избавить его от привычных рамок. Когда я закончила первую свою такую работу, я поняла, что у меня в студии появилось еще одно окно. Картина давала тот же самый эффект — сильно расширяла пространство. Сейчас у меня готова серия из девяти “Освобожденных холстов”.
RG: Как ты начала выставляться?
ШШ: Все началось в 2011 году. У меня накопилось много работ (несмотря на то, что многие из них я дарила), и подруга мне предложила начать выставляться. Я тогда подумала: “Ну как, я же музыкант, какой я художник?” Жутко волновалась, но все же решилась. В июне я выставилась с 11 британскими художниками в Шордиче. Тогда я их сама нашла, предложила свои работы, и они согласились меня взять. А дальше пошло-поехало. Вторая выставка, тоже совместная, была в ноябре, туда меня уже позвали. Потом я делала серию классических концертов, где показывала свои картины. А в этом году меня пригласили в Казахстан — впервые не как пианиста, а как художника, на выставку, которая называлась On Love and Other Teachers. Там я показывала “Освобожденные холсты” и еще одну 10-метровую инсталляцию, которую там же написала. После этого было много приглашений из России, и очень приятно было, когда меня включили в топ-пятерку художников Казахстана, в которых нужно вкладывать деньги. Это в журнале SNC написали. Хотя я не останавливаюсь, продолжаю учиться. Хожу на курсы в Сан-Мартинс, открываю для себя много нового. Я постоянно нахожусь в поиске новых возможностей в живописи и не боюсь экспериментировать с разными стилями. Мне нравится создавать что-то, работать руками. Сейчас я хочу пойти на лепку, научиться делать горшки и расписывать их своими орнаментами.
RG: Расскажи, как ты попала в MacDougall’s? Это галерея, которая специализируется на традиционном искусстве, выставляет старых мастеров.
ШШ: Куратор моей выставки — Юлия Филиповская из IF Foundation. Мы давно хотели сделать с ней выставку. Она предложила MacDougalls. И здесь нас приняли, организовали нам выставку на неделю. Для меня это, конечно, большая честь. К счастью, им понравились мои работы, и они решили рискнуть — показать что-то новое, совсем молодое. Но когда работы развесили, мне стало казаться, что они тут всегда висели. Очень гармонично, по-моему, смотрятся.
RG: Да, и еще, мне кажется, создают рождественское настроение.
ШШ: Точно! Кристмас! Наверное, из-за ярких красок. Действительно, есть впечатление какой-то сказочности.
RG: Твои работы будут продаваться? Какая у них оценочная стоимость?
ШШ: Да, будут продаваться. Цены на мои картины — от £2500 до £5000. Устанавливала их не я, а московские арт-диллеры. Я, кстати, до сих пор не понимаю, как можно оценить свою картину. Сколько она стоит? Я не знаю! Хоть убейте меня, я совершенно не могу этого сказать.
RG: Я слышала, что на выставке будет музыкальное сопровождение.
ШШ: Да! Это будет музыкальная инсталляция, которую мы подготовили с Алексией Маньковской. Она известная оперная певица, актриса, композитор. Мы в последнее время, кстати, часто работаем вместе — с ней и с Диной Корзун, готовим проекты для благотворительного фонда Gift of Life. Недавно поставили музыкальный спектакль в Лондоне, в январе повезем его в Москву. Алексии давно нравится моя абстракция, она говорила мне: “Шола, я напишу тебе музыку!” И я предложила создать музыкальный проект для выставки — чтобы люди, заходя сюда, включались в пространство. Мы решили в итоге, что я сама напишу мелодию, а Алексия ее обработает. Я не пишу обычно, но специально для этого проекта написала. Это такая современная музыка, атональная. И в ней зашифровано мое имя, через выбор нот.
RG: Выставка заканчивается в воскресенье, но, надеюсь, многие успеют ее увидеть. И услышать. Но если что — можно будет попасть где-то на твой концерт? Ты сейчас выступаешь?
ШШ: Да, сейчас я готовлю новую сольную программу. А еще мы с Алексией Маньковской будем ставить романсы Чайковского. И делать новый спектакль с Диной Корзун — “Северная сказка”. И еще я собираюсь провести новую выставку. В общем, планов на следующий год много.