Сергей Шутов: «Я первый художник, который начал работать с компьютерами и видеомонтажом»

Совсем скоро в Лондоне стартует неделя русского искусства, а в преддверии ее открытия в галерее «Erarta» проходит выставка московского художника Сергея Шутова. Russian Gap встретился с художником, чтобы поговорить о русском космизме, новых медиа, легендарном московском клубе «Птюч» и новых проектах.

Откуда появилось название выставки «Русский пейзаж”?

На самом деле, никакой особенной истории за названием не стоит. Нужно было как-то назвать выставку, соединившую в себе работы из разных серий и разного времени. И было выбрано название «Русский пейзаж». Тут, конечно, имеется в виду ментальный пейзаж, ведь так или иначе всякая сборная выставка, по сути, им и является.

Многие работы на выставке вдохновлены космосом и космическими исследованиями. Откуда у вас появился такой интерес?

Каждый советский мальчик мечтал стать космонавтом, так что это очень естественно. Например, у меня есть коллекция фарфоровых космонавтов. Какая эта коллекция должна быть? Конечно же только русская, потому что нигде в мире больше нет такого культа космоса, как в России. Так уж случилось, что наша страна в определенный момент парадоксальным образом явилась лидером исследований в этой области.

Мне очень понравилась работа «Небесные силы железного города» — космические корабли, выполненные из колючей проволоки. Откуда такой выбор материала? Имеет ли это что-то общее с битвой за космос или разделением территорий?

Нет, здесь совершенно неважно, русские это самолеты или американские. Важно то, что это — машины убийства, которые при полном отсутствии дизайна являются самым прекрасным его образцом. Они абсолютно функциональны, и эта абсолютная функциональность несет в себе проявление небесного дизайна. Вдвойне поразительно, что чем функциональнее вещь в нашем мире, тем больше она причастна к убийствам, то есть к уничтожению рода человеческого. В этом мы все преуспели.

Элемент политики здесь, конечно, существует, но в другом контексте. Если мы говорим о высших проявлениях человеческого духа в науке, в изготовлении самых прекрасных машин с использованием новейших достижений, то можем вспомнить концлагеря, в которых  сидели за колючей проволокой все наши великие ученые. С одной стороны, наша базовая космическая идея основана на философии Николая Федорова и его представлениях о победе над смертью через воскрешение. С другой стороны, это пот и кровь концлагерей, страдания тех, кто, получая минимальный паек, изобретали гениальные вещи. Это не самый веселый мир, но в этом мы сами виноваты.

Другая работа, которая произвела на меня огромное впечатление, — интерактивная инсталляция «Чужие здесь не ходят». Мне нравится настроение дискотеки, которое она передает. Что стоит за ее созданием?

В принципе я всегда любил кнопки, но, похоже, я первый художник, который начал работать с компьютерами и видеомонтажом, не с документацией, а именно с обработкой и артифицированием этого материала.

Когда вы начали этим заниматься?

В 87-м году. Тогда практически невозможно было найти необходимое оборудование. Но я получал информацию из-за рубежа и представлял, что мне нужно. Я нашел нужную машинку, со всеми дополнительными насадками и деталями. Таким образом у меня появился набор инструментов для обработки и монтажа, и я начал активно работать в этой области. Потом по результатам конкурса, обойдя многих западных специалистов, я стал руководителем лаборатории новых медиа при центре современного искусства Сороса. А для того чтобы в этом конкурсе участвовать, мы за пару лет организовали  Институт технологий искусства. В общем, это направление активно развивалось, и я приложил к этому массу. Когда новые медиа только начинали использоваться художниками, искусствоведы не понимали, как к этому относиться. А когда они что-то не понимают, то это для них не представляет совершенно никакого интереса. Но тем не менее я, как борец за это направление, смог изменить их отношение.

И в определенный момент, когда поднялась волна восхищения новыми технологиями, зародились какие-то футуристические надежды, какие-то утопические бредни, то я в свою очередь смотрел на это достаточно холодно и без лишнего энтузиазма, потому что знал, насколько на самом деле ограничен компьютер.

А что касается этого пейзажа, то он сделан из настольного хоккея, где фигуры игроков заменены на елки. У меня была задача сделать интерактивную работу, в каком-то смысле пародийную и практически без использования новых материалов. И это для меня, специалиста в высоких технологиях, представляло особый интерес. Сложно сказать — это слишком просто, а вот просто сказать — это задача сложная. И именно это меня и привлекало. Здесь используется белый шум в качестве снега, который на английском звучит так же, » TV snow». Работу можно по-разному рассматривать, в ней много тем, например: интерактивность, медиа, пародийность, русский пейзаж, который, как ни переставляй, мало изменяется.

В Москве в конце 1980-х -начале 1990-х музыка и современное искусство были очень тесно переплетены. Вы, как я знаю, работали в клубе «Птюч». Расскажите о вашем опыте.

Когда клуб только организовывался, мне предложили заняться там тем, чем я хочу. А я уже знал, чем именно я хотел бы заняться, особо при этом не напрягаясь. Они хотели сначала сделать все как положено, купить огромные проекционные телевизоры, что-то еще. Я говорю, зачем вам это нужно, все будут смотреть в одну точку. Представьте: танцпол или бар, все смотрят в одну сторону. Давайте лучше на эти деньги купим 20 маленьких телевизоров и раскидаем их по всему пространству, чтобы повсюду постоянно боковым зрением человек наблюдал изображение на телевизоре.

И как это было воспринято публикой?

С восторгом. Люди не сразу поняли, что все, что они видят на экранах, происходит в живую. Но это, конечно, вызвало большой интерес. Постепенно сложился свой круг. Это сейчас многие из них известные диджеи, а тогда это были музыкальные маньяки. Я в свою очередь тоже очень любил и увлекался танцевальной музыкой. Например, Брайан Иной посвятил мне пластинку «The Shutov Assembly». Ее переиздали недавно.

80-е годы, на мой взгляд, были очень насыщенными в плане художественной жизни как для Москвы, так и для Санкт-Петербурга. На одной из ваших работ, «Тимур и Докси 5», изображен Тимур Новиков, ленинградский художник и основатель Новой Академии Изящных искусств. Как началось ваше общение?

Я с Тимуром знаком миллион лет, еще со времен длинноволосых. И когда он был в Москве, он у меня жил. И я когда был в Питере, тоже у него останавливался. Это был не просто мой знакомый, а по-настоящему близкий друг.
80-е, я думаю, — это период, когда государство было уже настолько слабым, что не могло распространять свой контроль на этих молодых безумцев, которые занимались какой-то абсурдной художественной работой. А художники в свою очередь были сыты по горло пропагандой. Это были те люди, для которых не существовало этого пропагандистского ада. А пропагандистский ад был очень ослаблен в силу падения цен на нефть и других всем известных причин. Поэтому мы веселились как могли.

Потом появилась «новая бюрократия». Она появилась в связи с тем, что чтобы устроить выставку в те времена, нужно было прийти в городские организации, договориться о помещении или самим найти помещение и получить у них разрешение на проведение. Для того чтобы нам не приходить с улицы, мы быстренько наклепали уйму организаций. Конечно, в первую очередь, это был крут друзей Маяковского. Питерско-московские художники себя ощущали в каком-то смысле наследниками русского футуризма. Но было и множество других, и эти фэйковые организации постоянно разрастались. Я какое-то время работал при типографии, откуда стащил пачку удостоверений, пустых красных корочек. Естественно, тут же внутрь были вклеены бумаги с номером билета, фотографией, подписью председателя и так далее. И это, мне кажется, нужно рассматривать как своеобразный художественный перформанс. В какой-то момент Тимур Новиков разочаровался в современном искусстве и обратился к консерватизму. Так появилась его Новая Академия, в который я получил шуточный титул первого академика.

Вы сказали, что для советского искусства характерно постоянное появление различных кружков и ассоциаций. Но вы ни к какому из них не относились.

Да, я всех знал, но никогда никуда не вступал, потому что я догадывался, чем это все дело кончится. Пройдет в лучшем случае полтора года, все переругаются, и перспектив не будет никаких. Лучше я не буду ни с кем ругаться. И так это и происходило. Я готов участвовать в этой пародийной бюрократии с удовольствием, но относиться серьезно я к этому не в состоянии, потому что это вынужденные альянсы, которые складывались достаточно случайно.

Но вы участвовали во множестве квартирных выставок?

Да, конечно, в миллионе. Но квартирные выставки сегодня кардинально отличаются от того, что было в советское время.

Что вы думаете о современной ситуации, сложившейся в сфере искусства в России?

Тогда художники были производителями, занимались производством и решали проблемы этого производства. Что нужно для этого сделать, чтобы быть художником? Мести улицы или вступать в Горком графиков, чтобы участковый не мог меня остановить?

Сейчас появляется множество новых музеев. Мне кажется, только в Москве планируется открытие восьми новых музеев. И кажется, что все это очень хорошо, но на самом деле это  настоящий пир во время чумы. До художников ничего из этого не доходит. Более того, художники сами содержат всю эту систему.

Над чем вы сейчас работаете? Вы продолжаете работать с новыми медиа или больше занимаетесь живописью?

Для тог чтобы что-то изложить, нужно многое уметь. Я стараюсь осваивать как можно больше разнообразных технологий изобразительного искусства с тем, чтобы точнее формулировать то, что я хочу сделать. И каждый вызов, каждая задача сама предлагает решение. Что-то можно сделать только посредством видео, что-то — посредством аудио и так далее.

Один из моих проектов основан на понятии автогенерации. Человеческое тело так или иначе генерирует массу информации. Если вы нажмете на глаза, то увидите пятна, блески и сияние. Это фосфены. Я попросил искусствоведов, специалистов по вербализации визуальной информации описать, что они видят. Это станет сценарием для анимации, живописи и так далее. И если вы так же поводите глазами, то можете увидеть точки и какие-то формы. Это не пыль на глазах, как некоторые думают: этот эффект появляется из-за особенностей кровеносных сосудов. И я хочу его применить для моего нового видео, которое я снимал этим летом в Италии.

Текст: Марина Максимова