Зиновий Зиник: Письма с третьего берега. Часть 8

Мы продожаем публикацию историй с фотографиями по мотивам книги Зиновия Зиника «Письма с третьего берега». В начале девяностых годов Зиник прожил несколько лет в средневековом амбаре Crumplehorn Barn («Кривой рог») на территории поместья своего друга, ныне покойного лорда Филлимора, куда он скрылся от суеты лондонской жизни. Однако от проблемы выбора рождественского меню уклониться невозможно ни в городое, ни в деревне.

Часть 1. Разбазаривание пространства 

Часть 2. О клевере 

Часть 3. О знойной погоде 

Часть 4. О птичьем помете 

Часть 5. Где кто пишет

Часть 6. Удостоверение личности

О фазанах и диссидентах

Перед Рождеством я много летал (на самолете – не в виде ангела, что тоже со мной случается, но во сне). Во время полета из Нью-Йорка меня кормили рождественской индейкой. Кусок распластанной индейки, в ее пластиковой упаковке межконтинентальных полетов, по цвету напоминает использованный презерватив, а по вкусу соответствующую этому цвету резину. Не удивительно, что этот вкус я старался забить потреблением виски; на самолетах компании British Airways спиртное – бесплатно и в неограниченных количествах. Никто толком не может объяснить, почему индейка по-английски называется turkey — то есть, от слова Турция. Все-таки русское слово «индейка» соответствует, по крайней мере, происхождению этой огромной пугливой и бездарной птицы – родом из Вест-Индии. Судя по всему, англичане узнали про индейку через турков, торговавших с испанцами, первыми завоевателями Америки. Все, что было однажды экзотикой, в один прекрасный день становится достоянием масс, особенно если этот объект столь же дешев и объемист, как индейка. Может быть потому, что массы всегда гонятся за всем новым, а индейка – это как-никак из Нового Света. Тем более в наше время, когда убитую птицу можно хранить и транспортировать в замороженном виде. Остатков рождественской индейки хватает чуть ли не на неделю. Сама доступность и дешевизна этого продукта придает некоторую плебейскость рождественскому столу, с привкусом, конечно же, американской демократии.

Снобы предпочитают на Рождество гуся. Традиционалисты-англофилы верят, что гуся ели еще до норманнского нашествия, то есть, как бы в параллель русской истории, в допетровскую эпоху. Хотя еврофилы считают, что гуся к Рождеству завезли в рождественскую Англию (вместе с елкой) из Германии. Есть и такие, кто даже утку предпочитает индейке, но таких мало: утка – не столь внушительна по размерам как гусь, и вообще слишком заурядна; там, где утка, там и курица, а курица – как известно, не птица. То есть, не дичь. Но в выборе птицы на Рождество есть не только классовая, но и религиозная подоплека. Индейка – рождественский обед протестантской Америки, в то время как традиционный гусь связан с той эпохой, когда Англия была еще католической. Когда пуритане воевали с королем и английскими католиками, солдаты Кромвеля вынюхивали, где в каком доме готовится под Рождество гусь; хозяин выволакивался на улицу и при всем честном народе с него снимали штаны и хлестали по заднице этим самым католическим гусем. Впрочем, с точки зрения кромвелевских пуритан любое пиршество, а тем более жирный зажаренный гусь, рассматривался как порочное излишество. Популярность гусей в этом году свидетельствует, с моей точки зрения, не просто о кулинарных вкусах, но и о популярности католицизма (как никак, в католика под влиянием жены обратился бывший премьер-министр страны Тони Блэр). Ну и анти-американские настроения среди левой интеллигенции тоже играют свою роль.

Но самые главные пижоны и эксцентрики развлекаются на Рождество фазанами, причем эксцентрики не самые бедные, потому что фазан – дичь, как известно, не самая дешевая.

Однако очередь к мяснику за фазанами и вообще за за органически-натуральными продуктами питания в моем богемно-фешенебельном районе Hampstead (я этот термин взял из российского страноведческого словаря) растягивается под Рождество на всю улицу. Крах банков и кризис других финансовых институтов привел и ко всеобщей неприязни к корпорациям вообще, а на бытовом уровне — к супермаркетам. И поэтому богемно-фешенебельное население презрительно игнорирует стеклянно-бетонный размах гостеприимных супермаркетов. Глобальное потепление началось, как известно, с концом холодной войны. Вместо пугала тоталитарного государства возникло чучело глобальной корпоративной власти. Нас в Англии уже давно приучили следовать указаниям свыше в вопросах здоровья и приличий: запрет на курение в общественных местах (включая частные клубы) и на потребление алкоголя в общественном транспорте – лишь самые недавние и невинные из этих директив озабоченного правительства. Общество становится такой большой бабушкой, а мы – послушными внучатами. Из модных блюд – традиционные сосиски с пюре и горошком или fish&chips – рыба в панировке. Молодожены учатся штопать носки и ставить друг другу горчичники. И вместе с этим — руссоистские чаяния о возвращении к природе, к деревне, благородному дикарству, сосискам из дикого вепря. Даются советы, как разводить огород на своем газоне и как экономно пользоваться сливным бачком в ванной, если грянет тотальная засуха в связи с глобальным потеплением. Со страниц лондонских журналов нас призывают сейчас вернуться к простым кулинарным рецептам наших бабушек. Очередь к мяснику была очередью в рай до-глобальной капиталистической невинности – лавок сапожника, булочника, зеленщика. Если вы, конечно, можете позволить себе подобную ностальгию финансово.

Мы в эти дни с религиозным рвением вникаем не столько в разницу между католичеством и протестантством, сколько выстраиваем стены и навешиваем железные занавесы в индивидуальном порядке, чтобы отделиться друг от друга – и духовно и географически: замки и сигнализация против грабителей, обувь и одежда, по которой мы можем узнать людей своего класса, и, наконец, еда – органическая, из проверенных рук, с гарантией здоровья и гигиены, все по индивидуальному заказу. В наши дни полиция снова отлавливает тех, кто вместо индеек, гусей и фазанов крадет из британских водоемов плавающих лебедей. Подозревают иммигрантов из Восточной Европы, что вполне естественно: русские императоры украшали свой обеденный стол лебедем на блюде. Не случайно, все дикие лебеди в Англии – собственность английской короны, то есть — Ее Королевского Величества. Так что те, кто покушается на лебедя в Темзе, покушается на королевскую власть.

Мы приучились к фазанам, поскольку в поместье покойного лорда Робина дичь поставлялись к столу прямо из семейных лесных угодий Филлиморов. Их отстреливали в массовом порядке во время охотничьих сезонов. Сам лорд Роберт («Робин») Филлимор уничтожал фазанов на тарелке с ненавистью, я бы сказал, расиста: он презирал их в живом виде – не как кулинарное блюдо, а за их породу, их происхождение и образ жизни. Это птица столь же глупая, что и курица, но в отличии от индейки, фазанов выращивают и убивают изощренным и изобретательным способом. Робин однажды провел меня по фазаньим загонам. Все лето их, с подрезанными крыльями, содержат за заграждениями с железной сеткой, окруженной для верности электрической проволокой, как в концентрационном лагере. Причем проволока под электрическим напряжением, и затеяна эта электрификация фазаньего концлагеря – против собак, кошек и других бродячих животных, чтобы они туда не лезли. Эти наивные английские домашние существа гибнут ради летающих тварей довольно-таки сомнительного происхождения. Поздней осенью возмужавших фазанов выпускают в лесок.

Фазанья охота состоит в том, что егеря выгоняют фазанов грохотом колотушек из под кустов и заставляют их взлетать стаями над косогором; внизу стоят охотники и палят в них из ружей, даже целиться особенно не надо.

Фазанье мясо темное, и должно несколько протухнуть, притомиться: фазаны несколько дней перед готовкой висят на крюке в кладовке. Их проще всего зажаривать в духовке с беконом. Поскольку тушки у фазанов довольно миниатюрные, большую семью ими задешево не накормишь, и поэтому вряд ли на Рождество можно увидеть фазанов в пролетарском семействе, – если это только не семейство браконьера или егеря. Фазаны, как известно, были завезены на Альбион бог знает откуда – скорее всего из Цейлона – короче, из тех псевдонародных республик, где царствует жесточайшая азиатчина и тирания. Робин одно время сотрудничал с обществом «Друзей земли» и боролся за гармонию в отношениях между людьми и животными.

Лорд Робин, диссидент своего класса, встретился с Машей Слоним на моем дне рождения в Машиной квартире в Хэмпстеде (на Keats Grove, рядом с домом-музеем поэта Китса) и, оставшись ночевать, так из этой квартиры не ушел. Маша Слоним стала леди Марией Филлимор, а лорд Робин наконец нашел своей идейное призвание. Дело в том, что в эти семидесятые годы мы делили квартиру Маши вместе с Володей Буковским: он прибыл в Лондон, когда его, советского диссидента, прямо из тюремной камеры в наручниках привезли в Швейцарию и обменяли там на генсека чиллийской компартии Луиса Корвалана. Кроме того, давняя подруга Буковского, Маша, перед отъездом из России активно занималась составлением и распространением самиздатской «Хроники текущих событий» — о нарушениях прав человека в брежневскую эпоху. Это от нас лорд Робин узнал, что эпидемия бешенства среди собак в Советском Союзе всегда совпадала с очередной сталинской кампанией борьбы с внутренним врагом. Именно поэтому он увлекся борьбой за права российских диссидентов: чем больше диссидентов попадет в тюрьму, тем больше домашних животных: собак и кошек – лишаются хозяина, становятся бездомными, бродячими и подозреваются в бешенстве. У него даже возникла идея обмена советских диссидентов на английских фазанов. Эта программа гуманитарной помощи так и осталась неосуществленной. Робин скончался одновременно с развалом советской системы.

Советские обвинения в бешенстве среди собак сменились домыслами о бешенстве английских коров со стороны лидеров Европейского Союза. Как будто коммунизм, по закону сообщающихся сосудов, уйдя из одной части света, переместился в другую. В свое время именно противники охоты на фазанов и пальцем не шевельнули ради спасения бродячих собак и диссидентов. Сейчас они выступают против так называемого «кровавого спорта» — охоты на обитателей лесного царства. Это часть классовой борьбы: фазанья охота считается эксцентрической прихотью аристократии. При этом забывается, что семьи сотен егерей, лесников и фермеров, лишившихся работы, останутся на Рождество не только без фазана, гуся или демократической индейки – но даже без курицы. Затем компания перекинется на куропаток, вальдшнепов, перепелок, диких голубей, в конце концов. Затем на рыб. Русский экстремист Лев Толстой пошел еще дальше: он был против убийства мух, ос и комаров. Зажаривать их на рождество вместо индейки, гуся или фазана никто, впрочем, не собирается, хотя на них тоже охотятся.

©Zinovy Zinik, 2015