Кирилл Бурлов: «Мы хотим, чтобы балтийское искусство стало модным»

С 3 по 5 июня в Лондоне пройдет фестиваль Baltic Art Form 2016. Его цель – продемонстрировать влияние культуры стран Балтии на британскую культуру, познакомить участников из балтийских стран и посодействовать их сотрудничеству с именитыми английскими коллегами. Russian Gap поговорил с идейным вдохновителем проекта, танцором и хореографом Кириллом Бурловым.

Кирилл, что вас связывает с Прибалтикой и балтийским искусством?

Я родился в Питере и еще совсем незрелым переехал в Латвию. Второе образование получил уже на латышском языке, закончил консерваторию как хореограф, работал в Латвийской национальной опере несколько лет, где поставил несколько хореографических работ — можно cказать «балетов», наверное… Так что с Латвией, а значит и всей Прибалтикой, у меня максимально прямая связь.

А как вы оказались в Лондоне?

Когда я закончил свою вторую большую постановку в Риге, стало понятно, что нужно двигаться дальше. Было несколько предложений контрактов: во Франции, в Америке и здесь. Лондон мне показался максимально близким и географически, и политически. Плюс я совсем не знал английского и надеялся заодно выучить язык. Все произошло само по себе, хотя я не планировал переезжать навсегда. Хотел набраться опыта, а потом открыть свою компанию и продолжать работать в Латвии или, на тот момент, даже в Питере, где современный танец тогда практически не развивался.

Но так сложилось, что в России я с тех пор ни разу не работал. Постоянно что-то не складывается. Например, совсем недавно был один интересный момент. В феврале в театре Станиславского и Немировича-Данченко в Москве прошла премьера «Манон». Это трехактная опера, одной частью которой является балетная миниатюра. Я должен был быть хореографом этого балета, но буквально за несколько месяцев до премьеры руководители отменили хореографическую часть. Оперу до сих пор показывают, на афише до сих пор мое имя, но ничего моего в ней нет. Так что я уже продолжительное время пытаюсь организовать какие-то проекты, но они все время сказочным образом куда-то испаряются.

То есть Лондон был отчасти вынужденной мерой?

Ну, Лондон ведь засасывает, разве нет? Ты приезжаешь, обрастаешь знакомствами. Здесь я могу работать всегда, постоянно реализовывать какие-то проекты. Я работал в Rambert – это одна из старейших танцевальных компаний, которая открылась в Лондоне в начале XX века, еще до Королевского балета. Ее основала Мария Рамберт – наполовину полька, наполовину русская, вышедшая из Русского балета Сергея Дягилева. Эта компания – флагман британского современного танца. Они всеми силами развивают новую хореографию, хореографов, искусство в целом.

За восемь лет в «Рамбер» я оброс огромным количеством знакомых хореографов, танцоров, сам сделал энное количество постановок. «Рамбер» до сих пор оказывают мне поддержку в реализации хореографических постановок, а сейчас поддерживают Baltic Art Form своим участием. К сожалению, как и к радости, на данный момент в труппе «Рамбер» есть только один человек, который подходит под описание балтийского танцора: это Симона Дамберт Вуртц, родом из Дании. Ее присутствие отлично вписывается в наши планы по расширению проекта до фестиваля всех стран Балтийского моря.

Многие творческие люди говорят, что в Лондоне вдохновение можно черпать буквально из воздуха. На вас Лондон как город и творческая среда оказывает такое воздействие?

Меня вообще Лондон не очень хорошо принимал, очень сложно было адаптироваться. Не было мгновенного ощущения, что «все, я здесь остаюсь на всю жизнь, здесь дышится по другому». На самом деле единственное место в мире, где мне очень комфортно – это восточный Лондон. Там я впервые в жизни почувствовал себя дома, было проще адаптироваться. Плюс существует огромное русскоязычное сообщество, много креативных людей, которые тебя сами куда-то ведут, с кем-то знакомят. Конечно, Лондон быстро меняется, и даже восток сейчас не такой, как был 10 лет назад. Но мне все равно хорошо и приятно, когда я туда еду. Забавно, я даже не задумывался об этом никогда, но там и правда воздух спокойнее, что ли.

Можно ли говорить о том, что в танцевальной среде Лондон – один из крупнейших мировых центров?

Смотрите, «большая четверка» современных мировых хореографов – это Акрам Хан, Уэйн МакГрегор, Сиди Ларби и Хофе Шехтер. Сиди Ларби из Бельгии, но здесь делает большинство работ, Хофе Шехтер начинал в Израиле, но тоже живет в Лондоне. Хан и МакГрегор – британцы. Кажется, сейчас действительно время британской хореографии, поколение такое. Прошлое поколение – это женщины: Ана Мария Керсмахер, Пина Бауш. До этого была американская эпоха: Марта Грэм, Мерс Каннингем.

Когда я переезжал, Лондон действительно мог считаться центром. Не только в силу творческих причин, но и потому что здесь были деньги, а искусство, как оказалось, очень зависит от денег.

Но в 2008 году Arts Council сократил финансирование культурных проектов на 30%, сейчас урезали еще примерно на столько же. Из-за этого, во-первых, отменяется большое количество интересных проектов. А во-вторых, страдают не только артисты, но и зрители. Я ходил на один концерт в St John’s Smith Square, который был отменен, и другая компания, пользуясь моментом, за две недели до выступления арендовала холл практически бесплатно. Соответственно, за столь короткий срок они не успели собрать нужного количества зрителей, и в огромном зале было 50-60 человек. Очень странная ситуация для самих зрителей, не говоря уже об артистах.

Искусство, конечно, адаптируется, но очень жалко, что сегодня побеждает не сильнейший жанр и не сильнейшие артисты, а менеджеры. Это не всегда приятно, но становится фактором борьбы за выживание.

Если не Лондон, то какой регион может стать следующим центром? Куда деньги приходят сейчас?

Очевидно, что это Азия. Многие умные люди говорят, что это будет Ближний Восток, но мне нравится Китай. Это уникальная страна и площадка.

Я был в Гонконге в прошлом году, работал хореографом – там действительно возможно реализовать именно то, что хочется. Говоришь, что тебе надо – и они делают. В Европе я в основном думаю о том, что я могу себе позволить в этой постановке… А там ты просто говоришь – и всё сразу получается. Очень много людей вовлечены в проект, работают «командно»: человек 20 могут только администрацией заниматься, например. Мне кажется, там что-то будет хорошее. Сразу по окончании фестиваля я еду в Сингапур, так что все узнаю и сделаю вам репортаж оттуда!

На ваш взгляд, российский и латвийский танцевальные миры сильно отстают от лондонского?

В России только в последние три года всё начинает просыпаться в плане современного танца мирового уровня. С другой стороны, всё очень самобытно, и это большой плюс. Я недавно был в жюри в Сочи. Участников – почти 2000 человек, в большинстве своем очень талантливые люди, но нет самой школы танца, нет современной пластики, при этом есть отличная режиссура. В последние годы с танцем стало лучше, происходит обмен опытом, люди постоянно ходят и ездят на разные мастер-классы, а также приглашают учителей из других стран.

В Латвии же современный танец достаточно хорошо развит, особенно по сравнению с остальными балтийскими странами. Но на всю Латвию, к сожалению, найдется всего 500 человек, которые придут посмотреть на это. Аудитория только формируется. К примеру, есть большой концертный зал Gors в Резекне, это немножко in the middle of nowhere. В прошлом месяце мы совместно с Рейнисом Зариньшом показали там проект на музыку Петериса Васкса, одного из самых крупных композиторов Латвии. Огромная сцена, в полтора раза больше Sadler’s Wells, — и вся на одного танцора. Но продать латвийской публике один только современный танец очень сложно, можно пытаться только вместе с какими-то еще классическими жанрами.

В эти выходные в Лондоне во второй раз пройдет фестиваль Baltic Art Form. Когда стало понятно, что хочется сделать что-то, связанное именно со странами Прибалтики?

В последние годы, когда British Council, который довольно активно работал в странах Балтии, перенаправил свой интерес на другие регионы. Соответственно, балтийское искусство осталось без финансовой и информационной поддержки в Европе, а значит – и без обмена опытом. Стало понятно, что нужно как-то исправлять эту ситуацию.

Какие у фестиваля цели?

Главных идеи три. Во-первых, мне, как человеку, который выходит из непонятного времени, постоянно приходится заниматься поиском своей identity. Я родился в России, русский по паспорту, но, когда приезжаю в Россию, меня называют латышом. Приезжаю в Латвию – и меня называют русским. Приезжаешь сюда – тут ты тоже какой-то непонятный иностранец. Соответственно, у человека уже на подсознательном уровне нет чувства принадлежности к чему-то, чувства своей национальной гордости и идентификации. Более того, нередко такая «глобальная потерянность» трансформируется в конфликты.

Во-вторых, конечно, хочется показать Лондону огромное количество друзей и знакомых, которые делают потрясающие проекты в Прибалтике. Лондон – лучшая площадка для дальнейшей работы, это в той или иной мере бренд. Выступление здесь – огромный скачок для профессионального и карьерного роста. К нам в этом году приедет Платон Буравицкий, который участвовал в фестивале прошлого года. Тогда он вернулся обратно в Ригу с видео и фотографиями, и его сразу начали приглашать на большие проекты. Сейчас он уже для симфонического оркестра сочиняет, специальный гость на всех радиостанциях, открыл программу в латвийской библиотеке, что очень престижно.

Второй пример – Рик Фэдс, который должен был уезжать в Америку, но остался в Латвии, сформировал свою компанию. Я сейчас ищу финансирование, чтобы помочь ему приехать, потому что у него феноменальные работы. И выступление в Лондоне поможет ему в будущем реализовывать какие-то проекты в Риге: имя будет звучать громче, будет проще находить людей под конкретные задачи.

И третья составляющая, из-за которой мне очень важен фестиваль, это, конечно, мой опыт. Когда я сюда приехал, современные танцоры из Восточной Европы были никому не нужны. У меня очень хорошие данные, я могу танцевать балет, но я сознательно не хотел его танцевать.

Если ты Russian dancer, но не танцуешь балет, к тебе совершенно другое отношение.

Я прочувствовал это на своей шкуре и хочу теперь создать новую платформу, которая будет формировать бренд балтийских танцоров.

Кирилл Бурлов

Насколько тяжело финансово обеспечить такой фестиваль?

Мне очень жалко, что Arts Council не смог нас поддержать в этом году. Мы должны были открывать фестиваль оркестром, который набирался бы из молодых балтийских музыкантов, учащихся в Великобритании. Мы составили интересную программу: у талантливых музыкантов был бы шанс играть наравне с английскими метрами на одной сцене и по крайней мере получить один из первых контрактов! Репертуар состоял из английской и балтийской музыки, но к сожалению, этот проект пришлось отменить, хотя в следующем году мы обязательно его реализуем.

Сейчас я заранее начинаю заниматься фандрайзингом, чтобы мы не зависели от вышестоящих инстанций и фондов.

Главная проблема искусства сейчас, как и в других индустриях, – конкурентность и перенасыщенность рынка . Танцевальные компании просто уродуют танцоров, потому что они берут их бесплатно, а некоторые даже должны деньги платить, чтоб их взяли. У музыкантов такая же история. И вот такие проекты, как наш, дают молодым ребятам огромную надежду, показывают, что они нужны. И особенно это важно для выходцев из Восточной Европы, потому что творческие люди должны гордиться тем, что они делают, и тем, откуда они вышли.

А люди из Восточной Европы не гордятся?

Меньше, чем должны. У некоторых присутствует чувсто неловкости: им неуютно от того, что они все выходцы из какой-то маленькой и неузнаваемой страны. И мы как фестиваль хотим показать, что у нас есть чем гордиться, что у нас есть самобытность и свои особенности.

Я, например, никогда не позволяю себе говорить с латышами по-русски: понимаю, что у меня латышский с каждым годом хуже и хуже, тем не менее я держу эту поставленную для себя планку по внутренне важным для меня причинам.

Потому что каждый язык имеет свою ценность, он неотъемлемая часть идентификации и быта – заслуживает уважения, поддержки и восхищения.

У эстонцев, кстати, с этим лучше: видно, что они уже становятся гордыми, находятся на подъёме и на взлете, по сравнению с Латвией и Литвой. И мне хочется, чтобы мы двигались по скандинавскому пути развития. Несколько лет назад в Скандинавии стали выделять бюджет на развитие артистической программы, стали подписывать контракты с Southbank и другими центрами. И сейчас это становится модным. За последние два года скандинавские артисты появились практически везде, во всех сферах искусства.

Мы хотим, чтобы Балтика тоже стала модной. У нас же есть своя загадка, есть балтийская мифология – одна из самых древних, но ее вообще никто не знает и не видит. Мы будем аудиторию с ней постепенно знакомить: например, у нас в галерее будет программа традиционных балтийских дайн. По большому счету, это вековая история, есть о чем поговорить.

Вы объединяете не только разные пласты, смыслы и национальности, но и разные виды искусства. Это и кино, и театр, и музыка. Как получилось уместить все в три дня фестиваля?

Рядом со мной работают эксперты. Я знаю, что моя сильная сторона – это хореография. Даже несмотря на то, что я закончил консерваторию, учился играть на фортепиано 12 лет и знаю какие-то базовые вещи, я бы все равно ни в коем случае не взял на себя ответственность принимать решения по музыкальной части фестиваля. Так что я опираюсь на мнение коллег, которым я доверяю: кто-то ответственный за музыку, кто-то за фильмы и так далее.

За подбор фильмов у нас отвечает Шарлотта Гинсборг. Она наполовину латышка, хотя выросла здесь и никогда по-латышски не говорила. Но у нее родители встретились здесь, они латвийские евреи, которые сбежали в Англию. И она выбирает фильмы на этом стыке своих латвийских корней и английского вкуса.

Каким вы видите будущее фестиваля лет через пять?

Сейчас в искусстве самым важным трендом является коллаборация, смешивание форм. Всем интересны взаимодействия друг с другом. У нас сейчас не век гениев, не век индивидуалистов. Сейчас эпоха, когда очень много талантливых людей сливаются в разных проектах. Мне очень нравится, когда я могу чьими-то руками создавать музыку, а кто-то моими руками может создавать хореографию. И очень жаль, что в этом году мы не сможем реализовать наш интереснейший проект — creative lab. В прошлом году в таких лабораториях собирались артисты, обменивались опытом и в рекордно короткие сроки делали великолепные вещи, из которых вырастали шикарные проекты.

Я хочу, чтоб гала-концерт, который сегодня является сутью этих трех дней, стал не главной частью фестиваля, а продолжением таких creative lab.

Мы хотим стать местом, где люди могут заниматься искусством – и потом делиться им с обществом. Чтобы артисты могли не только приехать и выступить, а на несколько недель закрыться в какой-то студии и сделать ошеломительный спектакль. Если в следующем году у нас получится растянуть программу на две недели, то со временем мы разовьём это до полноценной лаборатории, которая производит очень интересные проекты.

То есть Baltic Art Form вырастет в большую-большую платформу?

В платформу, да! И, надеюсь, она будет интересна не только артистам, но и спонсорам. Я уже сейчас приглашаю на гала-концерт муз.агентства, которым кто-то из артистов может приглянуться, и они, возможно, договорятся о сотрудничестве.

Но вообще мне хочется, чтобы мы ко всему прочему стали артистическим выходом в преодолении многих как финансовых, так и интернациональных конфликтов. Я очень хочу, чтобы наш фестиваль стал таким медиатором, где через искусство будут преодолеваться разногласия. В Лондоне же в большинстве ситуаций не рассматривается вопрос национальности. Вот хочется, чтоб так же было и у нас, поскольку мы часть Лондона.

Текст: Дария Конурбаева
Фото: из архива Кирилла Бурлова