Загрузка ...
Главный британский товар – репутация: лондонских и эдинбургских банков, надежных и оборотливых; страховых компаний, покрывающих риски со времен Френсиса Дрейка и вдов шотландских священников; суда, биржи и стоимости недвижимости в Вест-Энде. Ну и английского языка, наконец, иезуитски точно в терминологических нюансах и бесконечно богатого на эти нюансы.
При этом для понятия сладкого в Британии существует всего одно слово – пудинг. То есть, разумеется, если покопаться в Вебстере, Коллинзе или там Оксфордском словаре языкового расширения, можно найти не одну дюжину терминов. Но повсеместно используют только один. Интересно, что пудингом называют и кровяную колбасу, и ливерную, и еще массу блюд, приготовленных из мяса, рыбы и яиц на водяной бане, в печке, в кишке, в керамических и любых других формах. Удивительная универсальность для языка, в котором есть сто способов сказать «спасибо» и «пожалуйста». Это примерно как описывать место России в универсуме одним словом – «воруют».
И тем не менее безъязыкость, когда речь заходит о еде, – это одно из свойств английской речи, восходящее, возможно, к временам Кромвеля и торжества пуританского духа. Когда, как теперь кажется, главной целью радикальных религиозных обновленцев было сделать так, чтобы их стол выглядел максимально смешным в глазах традиционных врагов – французов. Те, разумеется, не упускали своего шанса, и не одно поколение остряков самого высокого ранга, от борзописцев до императоров, прошлось по патологической ограниченности британского меню.
Рим в пору своего расцвета утопал в роскоши и фаршированных соловьиных язычках. На пике могущества Британской империи главным вдохновляющим блюдом была запеканка из вчерашнего хлеба с заварным кремом из яиц – тоже, разумеется, пудинг.
Этот пуританский заряд позволил стране пережить две мировые войны, находясь в экономической изоляции и получая продукты по талонам, и там, где Франция сдалась, – проявлять недюжинную смекалку в изобретении удовольствий из ничего. Во время Второй мировой войны, которая здесь часто именуется просто Битва за Англию, распределительная система в какой-то момент была на грани такого срыва что Министерство еды (специально, кстати, созданное для рачительного обращения с продуктами), рекомендовало родителям в качестве десерта использовать морковь, которую предлагалось насаживать на палочки и давать детям как эскимо.
Тогда же был придуман крамбл как способ сэкономить в выпечке на всех ее составляющих: муке, сахаре и сливочном масле. Война закончилась, но крамбл так и остался в меню страны, что не столько дань исторической памяти, сколько свидетельство рачительности и нежелания расставаться ни с лишними деньгами, ни с удачными экономическими решениями гастрономических задач.
Возвращаясь к имперскому апогею, нужно вспомнить и главный сезонный британский десерт – рождественский пудинг, который довольно прихотливым образом сочетает в себе парадность и бережливость.
Если описывать его структуру грубо, то пудинг – это разнокалиберные сухофрукты, часто орехи, цукаты, целая галерея специй, объединенные долгой варкой в форме или в марлевом мешке, пропитанные всеми видами алкоголя, от бренди до темного пива, сдобренные патокой и слепленные при помощи яйца и околопочечного жира.
В принципе, это такой энергетический батончик. Вроде тех, что сегодня продаются у кассы любой продуктовой лавки, газетного киоска или прилавка сетевой кофейни.
Но для викторианского британца это было символом – в нем сливались все самые важные и выразительные смыслы его страны, в которой никогда не заходило солнце.
Это блюдо собиралось из компонентов, каждый из которых имел малую родину на большой географической карте империи – от Юго-Восточной Азии до Канады. Блюдо это полагалось неторопливо, в абсолютно английском духе, выдерживать от пяти недель до года – благо алкоголь и патока служат хорошими консервантами – и есть понемногу в рождественскую ночь, умиляясь лакомству как своеобразной форме литургической облатки. Которая не сообщает жизнь вечную, но в короткую человеческую жизнь приносит немного тепла и свидетельство могущества людей, живущих на небольшом острове, но прямо или косвенно владеющих миром.
