Гия Канчели: «Если бы музыка могла кому-нибудь помочь, достаточно было бы музыки Баха»

Грузинского композитора Гию Канчели, автора семи симфоний и многочисленных оркестровых и камерных произведений, легко узнают даже неподготовленные слушатели. Он — автор музыки к фильмам «Мимино» и «Кин-дза-дза» и еще нескольким десяткам фильмов и постановок. В 1991 году Гия Канчели переехал из Советского Союза в Берлин, а с 1995 года по приглашению Королевского филармонического оркестра Фландрии живет в бельгийском Антверпене. Произведения Гии Канчели постоянно исполняются во всем мире. В январе 2017 года Лондонский филармонический оркестр под управлением Владимира Юровского исполнил литургию «Оплаканный ветром», собрав восторженные отзывы британской критики. 

Композитора часто называют «маэстро тишины». Сам он говорит о «звенящей тишине» в своей музыке — удивительном явлении, которое на миг будто останавливает ход времени. Встретившись с композитором в шумном Лондоне, мы начали с вопроса об этом. Постепенно разговор перешел во вневременную плоскость, от музыки — к проблемам добра и зла.

Вы часто говорите о том, что тишина очень важна как в музыке, так и в  жизни. Но изначально она должна зародиться внутри нас. Живя в Лондоне или любом другом мегаполисе, многим с трудом удается этого достичь. А как вы находите свою тишину?

Абсолютной тишины не бывает. Там, где я работаю и живу, довольно тихо. Когда мы с супругой выбирали квартиру в Антверпене, первое, что меня интересовало, — какой в ней уровень шума. Важно было, чтобы за окном не было большого движения, машин и так далее. Вообще, чем больше проходит времени (а я уже довольно долго живу на этом свете),  тем больше шум становится неотъемлемой частью нашей жизни. Детский шум бывает очень приятен. А когда включен телевизор, все сопровождается довольно назойливым шумом. Но я не считаю, что я ищу тишину. И тем более не считаю, что я ее нахожу. Просто в моей музыке она преобладает в общей динамике, вот и все.

Вы сотрудничали с великими музыкантами: Куртом Мазуром, Гидоном Кремером, Мстиславом Ростроповичем. Легко ли находится грань между свободой интерпретации и точностью прочтения вашего нотного текста?

Мне очень в жизни повезло: первым дирижером моих симфонических произведений был Джансуг Кахидзе в Грузии. Когда он дирижировал моими симфониями, у меня создавалось впечатление, что он не просто дирижер — он мой соавтор. Имея материал, он начинал ваять свою форму и достигал в этом потрясающих результатов. Поэтому я всегда считал, что он не просто исполнитель моей музыки, но и человек, который как бы вместе со мной ее пишет. Потом в жизни я, конечно же, повстречался со многими великими  дирижерами и солистами. И для меня очень важно, когда я это соавторство чувствую. 

Вы назвали сейчас Мстислава Ростроповича, Гидона Кремера… Зимой этого года, выступая в Лондоне, я почувствовал, что такое же отношение к моей музыке проявляет Владимир Юровский, с которым меня связывает многолетняя дружба. Когда мы познакомились, он был совсем молодым человеком. Мы оба жили в Берлине, его семья и сейчас продолжает там жить, и я рад, что диск с моим камерным сочинением для совсем молодого Володи оказался первым в его жизни. С тех пор я ему полностью доверяю. У него настоящее дарование. Такое впечатление, что он родился для того, чтобы стать дирижером. Я недавно смотрел по телевидению исполнение Восьмой симфонии Шостаковича. И, по-моему, если бы Шостакович сидел на этом концерте, он был бы абсолютно удовлетворен.

Я читала, что для вас процесс написания музыки бывает невероятно сложным, муки творчества действительно вам знакомы. Вы прошли очень серьезный путь как композитор. Нашли ли вы для себя выход из творческих тупиков, в которые наверняка попадали?

Вы знаете, я больше чем полвека работаю, как говорится, не покладая рук. Это бывает целыми днями. И даже после того, как я заканчиваю, процесс все равно продолжается. Когда я этим не занимаюсь, все равно каким-то образом все это остается во мне, я продолжаю думать. Работаю очень трудно, и единственное желание бывает, чтобы мои сложности не ощущались слушателями. Им должно казаться, что это все дается легко, даже если это не так. 

С другой стороны, я никогда не страдал самомнением. Я очень реально отношусь к тому, что происходит, и несмотря на то, что моя музыка как бы востребована сегодня, я абсолютно не уверен, что будет потом: будут ее играть так же, хотя бы в таком же количестве, как сегодня? Если да,  значит, этот мой неимоверный труд на протяжении всей жизни дал какие-то плоды. Но будет ли моя музыка привлекать внимание солистов, дирижеров — не знаю. Я всегда завидую тем моим коллегам, которые будто наперед все знают и ощущают уверенность.

Но вы сморите с оптимизмом в будущее?

Я не могу смотреть с оптимизмом в будущее, наблюдая за тем, что происходит на нашей планете. Мне кажется, что общее положение довольно заметно ухудшается. Выбрали нового президента в США, и все сейчас задумываются о том, что будет. В Турции недавно президент получил абсолютный карт-бланш… Россию вот уже 17 лет неизменно возглавляет один и тот же человек. Всё это вызывает тревогу.

Может ли в этом политическом контексте что-то сделать музыка?

Если бы музыка могла чем-нибудь кому-нибудь помочь, достаточно было бы музыки Баха. Но вот прошло столько времени, чем-нибудь помогла эта музыка?

Я уверена, что помогла.

Чем?

Есть люди, для которых музыка имеет огромное значение. Она помогла тем, что очень многих спасла от самих же себя. А многие политики, я уверена, Баха не слушали.

Я не хочу сейчас приводить примеры, когда во время Второй мировой войны человек, который возглавлял концентрационные лагеря, любил Моцарта.

Получается, что ни в Бахе, ни в Моцарте нет силы?

Я не знаю. Может быть, музыка может вселять надежду — и то при соблюдении многих условий: если она замечательно сыграна, несет в себе необычайную глубину и красоту. Но даже тогда ее воздействие недолговечно. Она объединяет лишь на то время, пока люди собрались и слушают ее. Когда это заканчивается, люди становятся опять разные, и музыка не сильнее их. Общеизвестно, что добра и зла в каждом существе имеется в одинаковом количестве. Все зависит от того, насколько индивидуум может побороть в самом себе зло и служить добру. Это касается не только творчества. Это касается взаимоотношений между людьми,  отношения к другим странам, другим цивилизациям, другим народам.

Но музыка может помочь побороть зло?

Если были бы примеры, когда музыка, или поэзия, или живопись смогли это сделать, я бы сказал, что да. Но, к сожалению, зло становится все более изощренным, и добро не в состоянии этому противостоять. Меня иногда спрашивают о моем отношении к религии. Многие считают, что я пишу религиозную музыку. Но вот если не могут общий язык найти католики и православные, которые являются христианами, что же говорить о представителях других конфессий? И пропасть между религиями, вместо того, чтобы сужаться, все больше и больше увеличивается. И какое количество крови проливается на нашей планете из-за этого! Но ведь существует музыка Баха?.. Мы с вами начали говорить об очень грустном.

Все же мне кажется, что ваша музыка способна менять людей. Тишина, которая в ней звучит, дает ощущение другой, новой жизни. Это похоже на медитацию или мимолетное просветление.

Я не знаю. Возможно, в моей музыке существует какая-то доля надежды, она действительно не такая трагичная. Сегодня я сидел и слушал произведение, которое написал два или три десятилетия назад. И когда оно закончилось, мне показалось, что все-таки какая-то в конце вдруг появилась претензия на красоту — а это уже является надеждой. Но что это? Это капля в океане. Посмотрите, какой музыкой увлечена вся наша планета. Новые технологии приносят необыкновенную пользу и в то же время оболванивают целые поколения. Компьютерные игры не заменяют чтения книг, а детей оторвать от экрана почти невозможно. А что они там смотрят — вы это можете себе представить. А какая музыка, на самых примитивных синтезаторах записанная, сопровождает эти передачи!

Я читала, что когда вы появились на свет, существовало пророчество, что вы станете музыкантом и будете счастливым человеком.

Это я знаю от моей сестры, которая была старше меня: акушерка моей маме сказала, что я буду заниматься музыкой.

И что вы будете счастливым человеком. Якобы по форме ушей и по форме ваших пальцев она это определила. Как вам кажется, это пророчество сбылось? То, что вы стали композитором, сбылось.

Я себя считаю абсолютно счастливым человеком, потому что у меня были необычайные родители, у меня совершенно необычайная моя вторая половина, в этом году исполнилось 50 лет как мы вместе. У меня необыкновенные двое детей и четыре внука. И я всю жизнь работаю. Разве существует большее счастье? А то, что у меня бывают проблемы, — это нормально. Даже если их в быту не бывает, происходящее вокруг нас вселяет тревогу. Думаю, я не лишен чувства сострадания и, видимо, поэтому грусть в моей музыке преобладает над радостью.

И все же мне кажется, что Гия Канчели творчески счастливый человек.

Этого я не знаю. Я об этом вам говорил: пройдет 50 лет, вы еще будете здравствовать, и вот если тогда будут меня играть так, как играют сегодня… Посмотрим.

Фото: Luke Rodilosso