Алена Леденёва — социолог, профессор политики и социологии Лондонского университета (UCL), руководитель направления в проекте Европейской Комиссии по исследованию коррупции. В марте Алена Леденева представила широкой публике первые два тома “Глобальной энциклопедии неформальности”. Туда вошли описания практик, которые используются в разных странах мира, но остаются малоизученными. Как правило, это такие неписаные правила или “открытые секреты”, которые известны всем инсайдерам, а аутсайдеры о них даже не догадываются. ZIMA встретилась с профессором Аленой Леденевой, чтобы разузнать, какие такие секреты существуют в России и Англии, и как они влияют на нашу жизнь.
Название вашей работы можно перевести как “Глобальная энциклопедия неформальности”. Как объяснить коротко: что такое неформальность?
В общем виде, неформальные практики — это способы решения проблем, которые работают, если не работают формально заявленные принципы. Самый понятный пример – социальные связи. Они работают во всех обществах. Их можно называть по-разному: “крестные” в Черногории, “дорогие братья” в Финляндии, “маленькие кузены” в Швейцарии, блат в России, но все они могут изменить вашу жизнь к лучшему, или, наоборот, ограничить вашу свободу. Социальные связи в чем-то похожи на семейные: они и помогают, и ограничивают наши индивидуальные решения, поведение и права.
В недавнем сериале “МакМафия” главный герой Алекс оказывается заложником прошлого своей семьи. Но было бы ошибкой думать, что сила неформальных обязательств – это удел криминальных сообществ или сериалов. Оказалось, что многие общества характеризуются ограничением индивидуальности, в том числе самые “некоррупционные”. В таких демократических странах, как Дания, Норвегия и Швеция, тоже работают “неписаные” правила (они называются “янтеловен”) , а круговая порука была распространена в Европе и легализована в России еще до Столыпинских реформ 1903 года.
Как собиралась ваша энциклопедия? Сколько человек над ней работали?
Я — главный редактор, у меня было еще четыре помощника и 223 автора из 66 стран. Среди ученых социологов мы объявили призыв: присылайте все, что, как вам кажется, работает неформально в этом мире. Так мы получили огромный массив открытых секретов и неписаных правил. Можно сказать, что этот коллаж – это как бы неформальная картина мира, сложная, непереводимая. Как разобраться в том, что же мы получили? И как преподнести это читателю? Каким образом все структурировать?
Для начала мы применили лингвистическую тактику. Есть очень много выражений, жаргонных фраз, которые не переводятся с одного языка на другой. Но непереводимая игра слов, как говорил Жванецкий, есть непереводимая игра дел. И в этом смысле было интересно посмотреть на языковые игры, которые существуют в разных культурах для обозначения практик, работающих в неких общинах и обществах. Та же “шпаргалка”, например, не переводится напрямую, но есть много других интересных терминов. В английском для ее обозначения используют слово “пони” — маленькая лошадка — наверное, потому, что на ней легко ездить. Если для обозначения какой-то практики не было термина, которым пользуются и который понимают люди, мы старались ее не включать. А если термины существовали, то мы указывали на схожие практики, и так складывался кластер практик.
Ваше первое серьезное научное исследование было посвящено русскому блату. Почему вы решили заняться этой темой?
С блатом, я должна признаться, была случайность. Мне нужно было написать идеи для докторской диссертации в Кембридже. Был 1991 год, Советский Союз только распался, и я подумала, что будет интересно создать памятник эпохе — когда все, что мы знаем, ушло, и приходит что-то новое. Хотелось понять, как меняется язык, отношение ко времени и система обмена. Но мой научный руководитель сказал, что это три разных темы, и из всех трех я выбрала обмен, потому что это одна из самых фундаментальных тем в социальной антропологии. Таким образом я набрела на блат. Это, конечно, большая случайность, но случайность, которая имела очень большие последствия для меня. По сути вся энциклопедия — это путь длиною в жизнь: от русского блата к аналогичным практикам в других странах и другим формам неформального поведения.
Вы следите, как меняется система неформальных практик в России на протяжении тех 27 лет, что вы занимаетесь этой темой?
Конечно, слежу. Особенно в 1990-е годы меня интересовало, какие практики появляются на месте уходящего блата. Практически каждая реформа, которая возникала в постсоветское время, генерировала сопровождающие неформальные практики, которые и помогали реформам, и подрывали их. Например, там, где появилась свобода прессы, появились практики компромата, фиктивной информации (джинса), практики уничтожения репутации, черного и серого пиара. Все эти вещи возникают, конечно, на волне демократии, но также и подрывают демократическую логику. Как только демократия с приходом Владимира Владимировича Путина пришла к своему логическому завершению в России, возник совсем другой круг практик.
Законодательная власть находится в руках определенных финансовых интересов. Произошло то, что описывается понятием “захват государства”
Какие практики возникли с приходом Путина?
Это практики, связанные с использованием легалистских методов и формальных фасадов для обслуживания неформальных интересов. Кроме того, вернулось использование “телефонного права”, “черных списков”, “неформальных сигналов” и многих других форм неформального управления. Например, использование судов и психиатрических клиник нецелевым способом. Очень интересные практики, но нельзя думать, что они встречаются только в России.
То есть все вроде в рамках закона, но понятно, что закон работает на интересы чиновников?
Закон работает тогда, когда работает и буква, и дух закона. А когда работает только буква закона, а дух всячески переворачивается, получается ситуация, при которой закон можно оценивать в терминах “взяткоемкости” – это еще один материал в нашем двухтомнике. Законодательная власть находится в руках определенных финансовых интересов. Произошло то, что описывается понятием “захват государства”, но это уже концепция, а не сленг, поэтому в нашей энкциклопедии ее нет.
Во вступлении к энциклопедии вы говорите о том, что неформальные отношения нельзя воспринимать однозначно. Часто они помогают решать вопросы, которые просто не регулируются.
Неформальность стигматизирована. Считается, что она присуща недоразвитым обществам, связана с бедностью и “глобальным югом”, ассоциируется с темными человеческими инстинктами. Так, коррупционные практики часто приписывают зависти, жадности — словом, черной стороне человеческой натуры. А на самом деле эти практики часто происходят из-за нашего альтруизма, из-за того, что мы хотим быть хорошим другом или хорошим сыном. Что мы обнаружили в наших данных, и что, как мне кажется, уникально — это что нет плохих и хороших практик. Неформальные практики в своей природе амбивалентны. Это означает, что они являются и решением, и проблемой одновременно. Для многих неформальные практики — единственный способ выжить. Но то, что они так выживают, составляет большую проблему для всего общества, которое в результате не может развиваться.
Можно ли сказать, что в России, например, само государство намекает на то, что неформальные практики — это нормально и даже где-то приветствуется?
Я бы не преувеличивала специфику России. Заслуга нашей энциклопедии в том, что географические границы размыты — мы ищем практики и рассматриваем их в разных странах. Да, Россия в нашем сборнике представлена очень детально, так как изначально, собирая материал, мы шли от экспертизы по странам Восточной Европы. В книге представлено 18 российских практик, хотя их, конечно, гораздо больше. Меня, например, порадовали материалы, связанные с нонконформистскими практиками: “музыка на костях” (пластинки, записанные на рентгеновских снимках) или “русский авось”.
В книге есть глава, посвященная русской даче. Как она попала к неформальным практикам?
Дача — это основа неформального сообщества, или неформальная ассоциация, которая может возникнуть (а может и не возникнуть) на почве соседства. И я не говорю сейчас про неформальные отношения в кооперативе “Озеро”, которые складывались в трудные 1990-е. Еще в советские времена, когда коммунистическая партия раздавала служебные дачи своим чиновником, то, какая у тебя дача, было очень важным индикатором общественного успеха. Дачи использовались для подсобного хозяйства (там выращивали овощи и ягоды) и производства алкоголя. А есть еще и досоветская дачная история.
Ваша книга только описывает неформальные явления? В ней нет осуждающей интонации, моралистского тона, что, например, блат и шпаргалки — это плохо?
Когда вы изучаете реальность индуктивно, снизу вверх, у вас нормативные суждения не возникают. Наш подход можно назвать социально-антропологическим. Мы смотрим на то, что есть, и как бы подвешиваем свои суждения до того момента, когда станет ясно, как люди в этом сообществе понимают эту практику, что она на самом деле значит, какие нужды обслуживает. Очень многие практики связаны с ответами на вопросы: как жить, как поддерживать свою семью, стариков, каким образом получать доход, как развивать бизнес, как встраиваться в общественную систему. Практики, которые включают все разнообразие стратегий выживания и постепенно переходят к стратегиям обыгрывания системы, составляют такой континуум от самых базовых потребностей, которые должны быть удовлетворены, до очень развитых стратегий разыгрывания систем в разных политических и экономических режимах.
Даже в наименее коррупционных странах есть такие неформальные коды и сообщества, которые обслуживают элиты
В части, посвященной России, есть понятие “свой человек”. Нам понятно, о чем идет речь. Но вот интересно, что в описании английских неформальных практик есть понятие “сети старых мальчиков” (old boy network). Оно говорит о том, что выпускники частных школ и хороших университетов имеют гораздо больше шансов устроиться в этой жизни. Это до сих пор так?
Когда мы начали сравнивать практики, оказалось, что географическое местоположение менее важно, чем контекст. Все закрытые институты — школа, армия, тюрьма — вырабатывают неформальные кодексы поведения и неформальные коммьюнити, которые управляют сами собой внутри формальной структуры. В тюрьмах воры в законе являются управленческой структурой, которая в некотором смысле кооптирована властями лагеря. Буллинг, или нападки на товарищей, характерны как в среде американских моряков, так и среди английских школьников.
Что характерно для “сетей старых мальчиков” Великобритании — в них воспроизводится классовая система. Она не явно выражена, но она хорошо известна инсайдерам. И, конечно, ты проходишь через жесткую систему частного образования, в основном, связанного с тем, что с семи лет ты живешь фактически в казарме, где, разумеется, складывается определенное братство людей. Конечно, эти люди понимают друг друга лучше других и в каком-то смысле остаются связанными на всю жизнь. Здесь есть эффект родства “одноклассников”, но он распространяется за пределы школы. По крайней мере, выпускники всех таких школ видят друг друга издалека.
Но что интересно. Мы обнаружили, что даже в наименее коррупционных странах есть такие неформальные коды и сообщества, которые обслуживают элиты. Это не эксклюзивно английская “сеть старых мальчиков”. Такие сети есть в и Южной Корее, и в Скандинавских странах. В Финляндии такое сообщество называется “сеть дорогих братьев”, и она связана с армейской подготовкой. В первый раз она возникает на три месяца в молодом возрасте, а потом вы каждый год встречаетесь той же самой группой. И это очень сильная форма неформальных отношений, которую в Финляндии рассматривают как форму структурной коррупции.
Получается, что от уровня жизни страны не зависит наличие или отсутствие неформальных практик? Зависит, скорее, качество неформальных практик, которые от уровня выживания переходят на более сложный уровень?
Фактически, да. Я бы даже связала неформальность с разновидностью социального клея в обществе. Неформальные практики помогают конструировать ту систему, в которой ты живешь, и, в то же время, они ограничиваются и структурируются этой системой. Вопрос на миллион долларов — как разорвать этот круг, если мы хотим что-то подправить в системе? Если мы не удовлетворены тем, что гаишники собирают деньги, а судебные решения не исполняются. Очень часто при решении таких вопросов используются категории антикоррупционных политик, которые предлагаются как универсальный метод для всех. Но наш тезис заключается в том, что для того чтобы правильно выстраивать политику, нужно правильно понимать контекст и учитывать амбивалентность неформальных практик. Для этого надо понимать, как и что работает в данной конкретной стране.
Хотела спросить еще кое-что про данную конкретную страну, раз уж мы находимся в Великобритании. Я взяла еще несколько английских примеров из вашей энциклопедии неформальных практик. Можете в двух словах пояснить, что они означают?
Cash in hand?
Это когда вы платите людям, которые, допустим, убирают у вас дома, наличными. Вы же понимаете, что это означает. Это означает, что эти люди не платят налоги, в том числе социальный налог, и это означает, что у них не будет пенсии. С их стороны это стратегия недолгосрочная. Они не имеют никакой защиты.
Сooking the books?
Ну, это классика жанра, которая относится не только к Британии. Но поскольку Британия имеет одну из самых старых историй торговли, то “двойная бухгалтерия” (именно так это можно перевести) имеет очень глубокие английские корни.
Pulling strings?
Это неформальное влияние, очень схожее с фразой: “Я от Иван Иваныча” — советским блатом.
Можно ли сказать, что без знания неформальных практик очень трудно будет стать своим в новой стране? Вопрос, актуальный для многих мигрантов.
Я не сказала бы, что изучение этих практик может вам помочь стать своим. Некоторые практики очень трудно освоить, если ты не принадлежишь какой-то культуре. Общества различаются тем, что где-то можно жить, не зная этих практик. А в некоторых вот нельзя обойтись без друзей. Россия — это одна из тех стран, где если ты не умеешь дружить, то ты не приживешься.
Если каждый человек изменит свое поведение и перестанет платить, то и вся система изменится. Но поддержание общественного блага всегда экономически невыгодно индивиду.
А если не умеешь давать взятку гаишнику?
В целом, коррупция в России, использование взяток на среднем административном уровне все-таки уходит. С новой реформой полиции, видеокамер, штрафов, формами электронного управления ситуация становится лучше. И я думаю, что на этом уровне коррупция имеет хороший шанс быть устраненной. Но можно и ускорить этот процесс. Для этого надо изменить себя. Или начать протестное движение (как синие ведерки). А это непросто. Люди живут по инерции: у многих из них нет времени, и им легче заплатить, чем протестовать. Но обслужив себя, они подрывают общественное благо. Если каждый человек изменит свое поведение и перестанет платить, то и вся система изменится. Но поддержание общественного блага всегда экономически невыгодно индивиду. В Англии люди никогда не будут проходить без очереди. Это тривиальный социальный факт, но он очень важен для поддержания работы институтов. В России стремление “обыграть систему” и получить какой-то выигрыш являются частью менталитета, что подрывает работу институтов и воспроизводит коррупционные практики.
Какие неформальные практики важно понимать в Британии?
Как я уже сказала, здесь не принято проходить без очереди. Кроме того, пропустить женщину перед собой или уступить в транспорте место старшему может рассматриваться как сексизм или эйджизм. Кому-то это может быть непонятно или показаться невежливым.
А разве “пропустить или не пропустить женщину” — это не вопрос этикета?
Этикет во многом относится к категории неписаных правил. И что с этими неписаными правилами интересно, они всегда разделяют людей на инсайдеров и аутсайдеров. Граница между инсайдерами и аутсайдерами очень гибкая, она все время двигается: в какой-то момент я вас включу в “своих”, в какой-то исключу. Смысл неписаных практик в том, чтобы оставаться неписаными, гибкими и размытыми. Как только мы обозначим эти неписаные правила, все скажут: а, ну тогда это этикет, и тогда мы будем так себя вести. Нет, не так все просто. Почему я говорю о неформальных практиках, а не каких-то неформальных правилах, которые можно записать и выучить. Они определяются контекстом, а разнообразие контекстов бесконечно. В каких-то ситуациях можно и уступить место, и пропустить женщину. Трудность здесь в понимании контекстов, а овладение ими приходит со временем, с языком, с опытом, с включённостью и, в основе своей, желанием освоить незнакомое. А это зависит от человека, его открытости, готовности работать над собой. Гораздо проще оставаться в знакомой диаспоре, что и происходит с большинством мигрантов.
Скачать бесплатно энциклопедию Алены Леденевой можно по ссылкам:
Global Encyclopaedia of Informality Vol 1: http://www.ucl.ac.uk/ucl-press/browse-books/global-encyclopedia-of-informality-i
Vol 2: https://www.ucl.ac.uk/ucl-press/browse-books/global-encyclopaedia-of-informality-ii
Смотрите также видеоверсию интервью:
Подписывайтесь на нас в телеграме, чтобы не пропустить интересные публикации: https://t.me/zimamagazine