Леонид Десятников закончил Ленинградскую консерваторию, и со временем стал неотъемлемой частью петербургского мифа. Петербург угадывается в его музыке — холод (см.), изящество, аристократизм, обилие водных зеркал, отражающих европейскую традицию. Мифу, кажется, принадлежит и он сам, всегда элегантный и ироничный. Он не очень-то готов с эти согласиться (« Не знаю, кем надо быть, чтобы чувствовать себя «частью мифа»), но все же нехотя признает, что за 40 лет, что он живет в Петербурге, город все-таки оставил свой отпечаток.
Примерно с той же неохотой он говорит о принадлежности к «русской композиторской школе»: «Я готов признать, что являюсь частью чего-то такого, при условии, что мы не будем употреблять пафосных терминов. Но со всевозможными оговорками. Например, я склонен к некой гладкописи, что для русской музыки вовсе не характерно».
Десятников познакомился с музыкой Астора Пьяцоллы в конце 80-х и во многом поспособствовал новой волне ее популярности, когда по просьбе скрипача Гидона Кремера сделал новые оркестровки сочинений Пьяцоллы, в том числе номинированной на Грэмми танго-оперетты «Мария де Буэнос-Айрес».
Танго отзовется и в других сочинениях Десятникова — от пьесы «По канве Астора» до музыки к кинофильму «Москва» и «Эскизам к закату», где танго приобретает неожиданный одесский шик («тайный пафос еврея — быть элегантным» — любимая цитата Десятникова из записных книжек Розанова). «В танго есть сухость, острота, широкие возможности ритмического жонглирования, позволяющие иронически переосмыслить предмет. Все это мне близко», признается композитор.
Острота акцентов и «ритмическое жонглирование» делает музыку Десятникова идеальной основой для балета. Это давно почувствовал хореограф Алексей Ратманский, поставивший шесть балетов с десятниковской музыкой: «Вываливающиеся старухи» на фестивале «Территория», «Русские сезоны» и
«Утраченные иллюзии» в Большом театре, «Опера» в La Scala, «Одесса» для New York City Ballet и «Буковинские песни» для American City Ballet. «Его музыка ритмически очень сложна, при этом — совершенно прекрасные мелодии», говорит Ратманский. «Это та музыка, которую я сам бы хотел писать, будь я композитором».
В барочной меланхолии десятниковского «Свинцового эха», стылых, словно замороженных версиях советских песен из саундтрека к кинофильму «Москва» и мертвенной тяжести симфонии «Зима священная 1949» отзывается тютчевская строчка «Зима железная дохнула, и не осталось и следов», понятная любому
уроженцу северной империи. «Я люблю сухость, жесткость, ясность, беспедальное звучание фортепиано…», говорит Десятников, описывая собственную музыку. «Холод. Текстура выбеленных временем костей, что-то такое».
Изысканность, мелодичность, элегантность, а порой и броскость музыки Десятникова, столь нехарактерная для современной академической музыки, дарит слушателю редкое ощущение узнаваемости и понятности. Но простота эта обманчива.
«В случае с Десятниковым мы имеем дело с удивительной мимикрией, когда очень сложный композитор — будто прикидывается салонным и светским», пишет о нем его коллега Сергей Невский, описывая, как самые простые партитуры Десятникова на деле оказываются сложным, герметичным модернистским лабиринтом. «Вроде бы он доступный и благозвучный, но на самом деле его музыка очень многослойна», говорит скрипач Роман Минц, главный пропагандист музыки Десятникова в Великобритании. «И очень интеллектуальная, там множество аллюзий и отсылок. Просто на него трудно навесить ярлык: он и не авангардист, и не минималист».
«Чтобы рождать свое, ему необходимо мучительно заглядывать в чужое», говорит о Десятникове писатель Владимир Сорокин. Многие его сочинения написаны «по канве», отражая, цитируя и комментируя чужие пьесы. К некоторым можно смело приписать нелюбимый композитором ярлык «постмодернизм». Часто эта игра отражений рождает причудливые гибриды: танго с клезмером, русской протяжной песни — с японской церемониальной музыкой, советской эстрады — с Рахманиновым или горечью аргентинского бандонеона. «Чтобы начать работу, нужно от чего-то оттолкнуться», говорит Десятников.
«Я думаю, это нужно всем композиторам. Просто я этого не скрываю. Я показываю вещи швами наружу, вы всегда видите, как это сделано. А многие не показывают и вешают вам лапшу на уши».
окружала», признается Десятников. «Музыку, которую я впитал, можно сказать, с молоком кухонной радиоточки. Захотелось как-то воскресить этот мелос, просто прикоснуться к нему. Наверное, в какой-то момент жизни хочется иметь дело с чем-то знакомым, привычным, а не искать новых путей и новых берегов»
Дружба и сотрудничество со знаменитым скрипачом начнется у композитора в 1990-е годы. Гидон Кремер и его ансамбль Kremerata Baltica станет заказчиком и первым исполнителей многих сочинений Десятникова («Wie Der alte Leidermann…», камерная версия «Эскизов к закату», «Русские сезоны», «По канве Астора»), и адресатом авторских оркестровок Пьяцоллы и Баха.
Десятников всегда сторонился крупных институций, но с Большим театром у него установились особые отношения. Именно Большой заказал композитору оперу «Дети Розенталя» (это была первая за долгие годы опера, заказанная Большим театром современному композитору) — любовь Десятникова к стилизациям позволила ему взяться за сочинение по либретто Владимира Сорокина про клонов Вагнера, Мусоргского, Верди, Чайковского и Моцарта. В Большом были поставлены «Утраченные иллюзии» и «Русские сезоны», здесь прошел масштабный фестиваль, отмечавший 60-летие композитора. Наконец, в 2009-2010- м году Десятников работает музыкальным руководителем Большого.
Композиторы не очень любят разговоры про влияния и ролевые модели, тем более, что в случае с Десятниковым этот список довольно разнороден. Он учился у Бориса Тищенко, любимого ученика Дмитрия Шостаковича, и отчасти под его влиянием, а отчасти ему в пику в 1976-м году была написана камерная опера «Бедная Лиза». Но там же слышен и искренний интерес к русской музыке 19 века — от Гурилева и Варламова до Чайковского, о котором много лет спустя Десятников прочтет любопытную лекцию.
Сам он в числе композиторов, наиболее на него повлиявших, называет американского минималиста Стива Райха. Но, очевидно, главной ролевой моделью Десятникова был и остается Игорь Стравинский.
«Стравинских» вещей у него не так много (в первую очередь «Русские сезоны»), речь скорее об отношении к мастерству, к музыке, которая «может выражать лишь самое себя», и к возможности писать свое, отталкиваясь от чужого. «Главная задача художника — ремонтировать старые корабли», скажет Стравинский в 80 лет. «Он может сказать — еще раз, но по- своему — лишь то, что уже было сказано». Под этим, безусловно, подпишется и Леонид Десятников.
Фото предоставлено проектом M.ART
Когда: 12 января, 19:00Где: Marylebone Theatre, 35 Park Rd, London NW1 6XT, UK На встрече…
1. «Девяноска» — Виктор Шендерович Сорок лет российской истории — от раннего Андропова до позднего…
В спектакле Жени Беркович хорошо известное предстает в новом, почти парадоксальном свете. Гротескные образы соседствуют…
Принц Эндрю и шпионский скандал Эта история началась еще на прошлой неделе, но настоящая битва…
В ноябре 2024 года Софья Малемина представила свою первую персональную выставку Abiogenesis в сотрудничестве с…
Про «Снежное шоу» «Снежное шоу» живет на сцене уже больше тридцати лет — с…