Как живется в буддийском монастыре возле Лондона и зачем туда ехать

Подьем в четыре утра, если хочешь принять теплый душ и успеть на медитацию к пяти. И так каждый день в течение трех недель. Я сама на это согласилась – после года передвижений без остановки мне захотелось успокоения и оседлости в необычном контексте.  Мне повезло: вскоре после отсылки запроса я получила гостевое место в одном из тайских буддистских монастырей. И так в самый разгар лета я буквально ушла в монастырь. 

Место, куда я отправилась, называется Амаравати, оно объединяет в себе ретритный центр и монастырь. Это своеобразное государство в государстве среди пшеничных полей в графстве Хартфордшир, в полутора часах езды от Лондона. Я органично влилась в поток настоящего паломничества – сюда приезжают люди разных возрастов, социального положения, национальностей и профессий, и не только из Великобритании.

Зачем уходить в монастырь

Популярность паломничества в буддистские ретритные центры, а их в Великобритании 15, объясняется частично тем, что люди разочаровываются в своих религиях и ищут новые формы принадлежности и философского осмысления жизни. Ну и главная тенденция – это то, что с каждым годом вместе с постоянно нарастающим экологическим и экономико-политическим кризисом увеличивается и напряжение в наших собственных телах и головах. Поездки на курорт, занятия йогой в самых роскошных студиях или кроссфит-марафоны уже не помогают. И тогда рождается желание уйти от суеты мира, найти отдых в себе, вне зависимости от окружающих условий и обстоятельств.

Платить за проживание в монастыре, в отличие от ретритного центра, не нужно. Гостям предлагается внести денежные пожертвования по своему усмотрению.

Многие люди приезжают в Амаравати регулярно, у всех свои причины и мотивы. Молодые и не совсем справляются здесь с депрессией и одиночеством, залечивают разбитые от неудавшихся отношений сердца или больные желудки, избавляются от чувства вины за заваленные экзамены в университете. Ищут общения с близкими по духу, бросают курить и пить. Смиряются со смертью или предательством любимого человека, болезнями престарелых родителей или со своей собственной приближающейся старостью. Платить за проживание в монастыре, в отличие от ретритного центра, не нужно. Гостям предлагается внести денежные пожертвования по своему усмотрению.

Практики

Ранним утром и вечерами я участвовала здесь в двух основных практиках – медитации сидя и пении сутр. Сутры – это учение Будды, пересказанное в поэтической форме на древнем языке Пали, оно распевается в определенном ритме и традиционных интонациях.  Постепенно обе эти практики помогают раздвинуть тесную и громко кричащую толпу мыслей в моей голове. В моем мышлении образуется пространство, в которое пусть мимолетно, но все же приходит тишина и успокоение. Тому, кому повезет, относительно быстро может открыться вдохновение.

Я следую инструкциям и стараюсь фокусировать свое внимание на дыхании. Мои плечи, колени и спина начинают кричать о том, что они хотят выйти из зала, где я мужественно сижу на полу в полулотосе.

В монастыре не важно, кто я есть в «большом мире». Мне легко отказаться и отдохнуть от обычного образа самой себя. Взамен появляется чувство растворения и единства с большой многоязычной семьей

Я фокусирую внимание на каждом шаге, когда хожу по местным дорогам, усаженным высоченными величественными деревьями. В эти моменты я становлюсь дышащим существом, потом самим дыханием, осознаю себя и свой опыт в каждую вспышку времени, не предаваясь воспоминаниям о прошлом или фантазиям о будущем.

В монастыре не важно, кто я есть в «большом мире». И потому мне легко отказаться и отдохнуть от обычного образа самой себя. Взамен у меня появляется чувство растворения и единства с большой многоязычной семьей. Здесь мой дом прямо сейчас, он меня принимает, и мне в нем хорошо и спокойно. Все идет так, как нужно. Эта уверенность появилась благодаря ярким и запоминающимся беседам с одной из старших монахинь – признанным во многих странах учителем медитации, бывшим врачом. Она показала взволновавшие меня ситуации совершенно с другого ракурса. Нас сблизил смех, ее отточенное английское чувство юмора и мое неприкрытое любопытство и готовность узнать как можно больше о буддистской психологии.

Внезапные открытия

Амаравати отличается от множества других монастырей тем, что в нем одновременно живут монахи и монахини, которых привлекла и вдохновила жизнь харизматичного основателя традиции тайских лесных монастырей Аджана Чаа.

Для меня было почти невозможным поверить в то, что среди похожих друг на друга безволосых мужчин и женщин есть бывшие ученые, психологи, политические аналитики, профессиональные танцовщики, врачи, инженеры и бухгалтеры. Внешне все выглядит чинно и достойно. Когда же я увидела, как во время обеда монахи, согласно получают еду первыми, до монахинь, и что монахини не допускаются на беседы, проводимые приезжими учителями, во мне все закипело и запротестовало.

Гендерное неравенство каким-то необъяснимым образом передалось традицией из далекого времени прямо сюда, в XXI век. И именно это неравенство, которое не принято обсуждать на совместных встречах мужской и женской групп, служит причиной того, что некоторые из монахинь возвращаются к своей прежней мирской жизни. Правда, теперь они знают совершенно четко, как перепрыгивать через барьеры, воздвигаемые жизнью на их пути.

Обещания и работа в монастыре

Так как монахам работать не разрешается, монастырь существует сугубо за счет пожертвований денег, еды, предметов обихода и чистящих средств. Поразительно видеть, как целые семьи из Таиланда, Шри Ланки, Малайзии или Непала собираются в просторной монастырской кухне и в короткое время уставляют длинные столы только что ими же приготовленными национальными блюдами. Кажется, таких яств невозможно найти ни в одном лондонском ресторане. Есть среди прихожан люди, которые привозят и готовят еду для монастыря уже 20 лет.

Принимать пищу можно только в первой половине дня. Как ни старалась я о еде не думать, у меня все время сосало под ложечкой.

Четкий распорядок дня в общине почти не меняется, кроме нескольких дней в месяце, когда луна меняет свои фазы. Сразу же после утренней медитации, в 6.15 начинается выполнение утренних хозяйственных обязанностей. Уборка жилых помещений, библиотеки, медитационных залов. После завтрака – более серьезная работа в течение нескольких часов, обычно в команде: окраска стен, ремонт крыш, приготовление обеда, мытье посуды, мытье полов. Никто никого не проверяет, все основано на доверии и нашей совести. Вся работа тоже считается медитацией: важно концентрироваться на порученном задании и меньше болтать.

Принимать пищу, согласно данным нами с самого начала приезда в монастырь обещаниям, можно только в первой половине дня. Как ни старалась я о еде не думать, у меня все время сосало под ложечкой.

Ни йогой, ни моими любимыми голосовыми практиками мне заниматься не пришлось, потому что еще одно обещание гласит, что мы должны соблюдать тишину, где бы мы ни оказались. Зато на кухне я провела много времени: помогала готовить, наводила порядок на полке со специями, мыла посуду и полы. Больше всего я напитывалась наблюдениями и короткими, как азбука Морзе, разговорами.

Мне повезло попробовать разные виды монастырской работы, но больше всего запомнилась уборка главного медитационного зала. Теперь я знаю, какие звуки и запахи рождаются в храме в торжественное предрассветное время. Волнами набегающий звук огромного колокола. Звук босых ног, целующих холодные каменные плиты пола. Шарканье моей азиатской тонковолосой метлы, стирающей пыль времени.

Возвращаться назад в город было непросто и в то же время радостно. Мне хотелось поскорее проверить, смогу ли я следовать дисциплине и распорядку, к которым уже привыкла в монастыре, и медитировать два раза в день. Убеждаюсь в том, что одной этому следовать сложнее, но если каждый день напоминать себе, зачем это нужно, то потребность в тишине становится автоматической.

Фото автора и Pixabay