Досуг

«Любой музыкант немного странник». Интервью с Псоем Короленко

11.09.2018Оксана Мигунова

16 сентября в Лондоне выступает Псой Галактионович Короленко (настоящее имя Павел Лион). На этот раз он будет выступать с певицей, композитором, пианисткой Полиной Шеперд. Их общий проект называется The Stranniki.

Жанр мероприятия авторы обозначили как фолк-кабаре. А еще, как часто бывает у Псоя Короленко, это будет микс из музыкальной кухни народов мира.

В предверии концерта корреспондент ZIMA Magazine поговорил с Псоем Короленко. Общались по скайпу, за спиной шансонье шумела изумрудная листва, лондонский интернет на удивление не подкачал.

О русском поле и еврейской тоске

Странник – это тот, кто путешествует без цели. Так говорит энциклопедия. Ключевое слово — без цели. У вас так?

Само путешествие является целью. Но слово «странник» может означать и «путешествующий с целью», и даже «с несколькими целями». Ими может быть вдохновение, творчество и даже концертная деятельность. Любой современный артист немножко бродячий музыкант, потому что он очень часто гастролирует вне дома.

Где сейчас ваш дом?

Недалеко от Нью-Йорка. Но вы знаете, ведь дом это такое понятие… Недавно проект The Stranniki побывал с гастролями в моей родной Москве. И это было очень интересно: путешествовать сквозь свои родные места.

Что будет у вас на концерте в Лондоне?

У нас с Полиной сейчас одна программа, но концерт достигает размеров двух отделений средней продолжительности. Это наши реплики на тему народных, эстрадных, иногда классических песен, как русских, так и еврейских. Часто в сочетании, иногда в неожиданном.

Псой Короленко Полина Шеперд

Псой Короленко и Полина Шеперд 

Иногда это гибриды двух песен, которые органически сочетаются, хотя могут представлять разные страны, эпохи или культуры. Но эта связь между ними не случайна: в процессе работы над песней или же в процессе ее исполнения обнаруживается, в чем же тайна этой связи, этого взаимного узнавания.

Так, например, «Еврейская песня» Михаила Ивановича Глинки встретилась с лирической элегией замечательного еврейского поэта (на идиш) Давида Гофштейна о «русском поле и русско-еврейской тоске». Мы будем петь эту песню.

Или поговорка  Владимира Даля «На гору без хомута, а с горы да в три кнута» вживляется в полинину грустную песню, грустную до чрезвычайности и необычайно драматичную, вплоть до эксцентрики, на стихи Моисея Кульбата «Брожу один» . Это как раз  из страннической такой поэзии, очень тревожной и отчаянной, по хорошему депрессивной. Песня будет одним из хитов концерта.

Слова, которые больше не просятся

Когда-то я специально уточняла у организаторов вашего концерта в Риге, можно ли брать на него детей. У вас есть немало песен с матом. Лично я эти песни люблю, но как-то непедагогично могло получиться…

На лондонский концерт детей вести можно! Более десяти лет я практически совсем не использую табуированной лексики в своих песнях. Кроме того, я и тогда, когда писал такие песни, сразу сочинял в двух вариантах: нормальном и скоморошьем. То есть эти варианты являются ровесниками, а не позднейшими заменами своих эксцентрических аналогов.

Например, у меня есть песня о таком своего рода юродивом персонаже, который иногда в русском языке обозначается нарочито грубым словом. И есть вариант этой песни со словом «странненький». Оба варианта написаны практически одновременно.

Песню с вариантом «странненький» я потом записывал для документального фильма о детских иллюстрациях Пушкина, поскольку она начинается с пушкинской цитаты «Не дай мне бог сойти с ума». Это было в далеком 1998 году.

Что касается Zeitgeist (духа времени), то когда-то была эпоха панка, панковски окрашенного русского постмодерна, кроме того — гиперреализма, когда нужно было показать жесткие ситуации в кино или в песнях, или такого археомодерна, когда вынимались из фольклора древние заклинания… По всем этим причинам тогда такие слова могли проситься в песню. Сейчас не просятся! Прошло лет двадцать с тех пор, как эти песни были написаны…

А люди помнят…

Я не отказываюсь от них! Они все записаны. Их можно слушать.

Чем мы и занимаемся…

Без «Радионяни» не получится!

Мне всегда был интересен контраст между содержанием ваших песен,  часто с серьезным, даже поучительным высказыванием («Верую в Бога» из фильма «Пыль» или «Жить не по лжи», или «Лучше план такой, чем никакого») и несколько издевательской интонацией, с которой вы поете эти песни…

Это над кем же я, по-вашему, издеваюсь?

Может быть не издеваетесь, но я улавливаю насмешку. Это ощущение, возможно, возникает потому, что вы поете эти песни намеренно бодрым голосом, как в детских советских мультиках.

Одним из ответов на ваш вопрос может быть то, что на меня, конечно, повлияли эти самые мультики и детские передачи.  Это же было в том самом нежном возрасте, когда все закладывалось напрямую в подкорку, в ‘brain software’… И теперь мне никуда не деться от прямого влияния детской эстетики, ее харизмы. Какой бы месседж я ни нес, он будет окрашен в эти тона. Потому что это моя художественная родина, это мое детство, это мир, на котором воспитано мое ухо и мой голос.

Без Радионяни просто не получится! А еще без Волка и Зайца, без Литвинова Николая Владимировича, без детской сказки.

А ирония там тоже есть. Но я бы назвал это юмором, шуткой, может быть легкой иронией. Но не сарказмом, не насмешкой, ни в коем случае не издевательством. Это тот ингредиент, с которым я пришел из детства в этот взрослый мир.  Он для меня является, может быть, эликсиром, источником защиты от всевозможных невзгод как в жизни, так и в искусстве.

Ага. В результате слушатель, например, я, остается с вопросом. Это вы поете то, что думаете именно вы? Или это вы поете как бы от лица лирического героя, над которым слегка подшучиваете с помощью своей интонации?

Понимаете, у меня же нет практически ни одной песни-баллады от лица лирического героя. У Высоцкого много таких песен. А у Окуджавы нет. Я в этом плане ближе к Окуджаве. А у Новеллы Матвеевой есть лирические монологи. Но они не от лица кого-то, они про кого-то. «Цыганка-молдаванка», «Кораблик», «Дома без крыш», «Караван». «Караван» от лица человека, который ведет караван верблюдов. Но это одновременно очень широкая метафора. Метафора жизни, как странствия в пустыне. Наш проект с Полиной The Stranniki представляет ту же самую метафору. Странствия через жизнь, через города, через майдан. В авторской песне очень много такого.

Новелла Матвеева, наряду с детскими песенками из мультфильмов и «Радионяней»,  –еще одно очень сильное влияние на мое творчество. У нее тоже много детского, но много и драматичного и даже трагичного. И много юмора.

И фольклор, фольклор который мы все очень любим, тоже содержит в себе эту комбинацию, этот диапазон от низкого до высокого, от грубого до утонченного. Вот и еще один важный ингредиент нашего творчества.

Добродетель непривязанности

У вас есть давняя песня про Колобка с припевом «Мир меня ловил и не поймал» — известной фразой-эпитафией на могиле философа Григория Сковороды. И оказалось, что ваш партнер по нынешнему музыкальному проекту The Stranniki — Полина Шеперд — дальний потомок этого самого Сковороды. Как вы нашли это совпадение?

Мне это совпадение очень понравилось, потому что я люблю Сковороду. Но сейчас в нашем совместном репертуаре этой песни нет. Пока.

Мне очень нравится эта фраза, но я не думаю что до конца понимаю, что хотел сказать философ. А как вы понимаете ее? Она про странников?

В том числе. А еще она про добродетель непривязанности,  про ‘non-attachment’. Когда мы хотим быть свободными от различных страстей, от каких-либо зависимостей: социальных, биологических, духовных. Герой, который говорит, что мир ловил его, но не поймал, он верен только Творцу, своему Создателю. И он верен себе в той мере, в какой этот Бог у него внутри. И это, как ни странно, может сделать его верным ближнему. Потому что такая мудрость производит любовь.

Тривиальная любовь – она заставляет кого-то предавать. Хотя бы потенциально. Потому что любовь – это всегда сильное предпочтение кого-то или чего-то за счет других или другого. А есть еще агават олам, или любовь мировая, вселенская, или агaпэ, как называется она в христианской традиции. Условием для нее, как ни странно, является отрешение от этого самого мира. Отрешение – это ключ. А за дверью находится Любовь. Это очень неожиданно и интересно. Именно это хотел сказать Григорий Сковорода. Я так думаю.

И про это ли думал герой вашей песни Колобок?

Колобок – это вам еще не Сковорода. Он просто убегает от всех. Поэтому финал сказки о нем остается открытым. Последние слова там: «Чем кончается сказка про Колобка, я даже не знаю пока». Эта сказка не имеет конца. Как не имеет конца путь души в бесконечных мирах…

Photo by Lila Feldman, Keith Wolzinger, Yuliya Kabakova

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: