Пельмени с гречкой и свобода. Русские писатели рассказали, чем для них были 90-е

В дни Лондонской книжной ярмарки прошел литературный семинар «Read Russia: история и личность в произведениях современных писателей: как говорить о нашем прошлом». Писатели Алексей Иванов, Гузель Яхина и Алексей Сальников и журналист и фотограф Екатерина Рождественская обменялись мнениями, откуда в русской литературе возник такой большой интерес к истории, а также ответили на вопрос ведущего Александра Чанцева: что такое для них 90-е?

Кому нужно прошлое и зачем пишут исторические романы

Алексей Иванов, автор множества исторических книг («Сердце Пармы», «Золото бунта», «Ненастье»), рассказал, что несмотря на его любовь к историческому жанру, интерес к нему со стороны общественности вызывает некое недоумение. «Думаю, что общество больше должно интересоваться своим настоящим и будущим, нежели прошлым. На мой взгляд, массированное обращение к тому, что было раньше  – это симптом остановки в развитии, несмотря на то, что знать и уважать прошлое нужно. Когда люди не видят пути вперед — они оборачиваются назад. Я бы предпочел, чтобы общество интересовалось литературой сегодняшнего дня и, возможно, футуристическими книгами, а не историческим жанром. Может, я не совсем прав, но думаю, что исторический жанр — это все-таки не относится к мейнстриму».

Гузель Яхина (автор романов «Дети мои» и «Зулейха открывает глаза»), наоборот, считает, что важно обращаться к прошлому, и у исторических романов есть несколько главных функций: первая — функция учебника истории, вторая – связь с предками — с теми, кто от нас уже ушел. «Мой дедушка никогда мне не рассказывал о Великой Отечественной войне, хотя он несколько лет провел на фронте, и не отвечал на все мои вопросы. Наши бабушки и дедушки – молчащее поколение, скрывавшее свою боль от переживших событий, оно и стало темой моего второго романа «Дети мои» – о том, как не потерять связь с нашими предками».

У исторической литературы, по словам Яхиной, есть еще и третья важная функция – проработка социальных травм: «В истории нашей страны таких травм было очень много, все они очень плотно шли одна за другой: это и войны, и репрессии. Нам казалось, что мы их проработали в конце 80-х – начале 90-х годов, но до сих пор по-прежнему возвращаемся к обсуждению того, что было раньше, хотя, по-моему, это нормально. Та дискуссия, которая идет о советском времени – это попытка проработать давние многочисленные травмы. Поэтому как написание, так и прочтение исторического романа — это некая психотерапия».

Дискуссия, которая идет о советском времени – это попытка проработать давние многочисленные травмы. Поэтому как написание, так и прочтение исторического романа — это некая психотерапия.

С тем, что историческая литература — своего рода психотерапия, согласилась писательница и фотограф Екатерина Рождественская. По ее словам, моменты прошлого в книгах  – это возможность почувствовать связь с близкими людьми, которая имеет терапевтический эффект. «Голос Левитана из радио, запах керосинки и другие мелкие детали из детства создают для меня уют и комфорт. Я, может быть, несовременна, но люблю все, связанное с историей, с семьей, со всем тем, что происходило когда-то давно. Пусть я тогда была еще маленькой, но кажется, что была уже взрослой. Историческая литература дает возможность лишний раз вспомнить уже всех тех ушедших близких, оставшихся в прошлом, и поговорить с ними — а это для меня необходимость и действительно в своем роде психотерапия», – поделилась мнением Екатерина Рождественская.

Алексей Сальников («Петровы в гриппе и вокруг него»): «Сложно сказать, в чем главная функция исторического романа. Любой из написанных текстов по сути — всегда факт прошлого — то есть создан уже в прошедшем времени. В целом думаю, что когда автор пишет о недавней эпохе, то его главная тенденция – оправдаться. А если пишет о том, что произошло в давние времена, то в этом случае его основная цель – разобраться».

Чем были для писателей 90-е годы?

Гузель Яхина: «Я застала Советский Союз в сознательном возрасте, я была пионеркой. В 1991 году мне было 14 лет. Мое поколение перешло в переходный возраст, когда был распад СССР. Тогда было совпадение этапов- взросления и серьезного этапа в жизни страны. Что надо подростку? Свобода. А ее мы получили в огромном количестве. Мы были детьми, нам не надо было кормить семьи и бояться за своих детей, которые ходят одни по улицам. Мы жили счастливо и пользовались преимуществами того времени, не понимая, как тяжело было нашим родителям. Как ребенок 90-х, я чувствовала себя прекрасно, и потребность в протесте была удовлетворена на высоком уровне. В нашей школе отменили форму, даже практически были позабыты учебники. Мне повезло учиться в хорошей школе, и наши педагоги вдруг стали преподавать сами по своим программам, и это было нечто необычное. Уроки литературы и уроки истории в школе в начале 90-х годов для меня – это кирпич меня самой и то, что меня сформировало, то, откуда вырос мой интерес к советскому времени и литературе. Поэтому  эта школа 90-х годов – это часть меня, и я благодарна тому времени, и даже если бы была возможность доставить своего ребенка туда, я бы воспользовалась этой возможностью».

Алексей Иванов: «Я родился в 1969 году. В 1987 году я поступил в Уральский госуниверситет, приехал в более крупный город, и для меня сменилась парадигма – из обычного детства советского мальчика я вдруг окунулся в мир полной свободы, причем это была свобода не 90-х, а  свобода горбачевской перестройки. Мое формирование как личности совпало с формированием страны, то есть я прожил жизнь в гармонии с обществом. В 90-е годы я вступил зрелым человеком, понимающим окружающую обстановку. 90-е были чудовищными, но я был молод, мне было по барабану, мне было интересно, хотя ничего не мог добиться. Тем не менее я не склонен проклинать 90-е. Думаю, это был важный период в нашей стране, и им еще общество скажет спасибо за то, что сделано. Считается, что это было время национальной катастрофы и так далее, но именно тогда действовал мощный созидательный тренд, и тогда был создан  институт частной собственности и институт выборов, который пусть криво и косо, но работает, и легитимен в общественном сознании. Став зрелым человеком, я понял, что 90-е были замечательным временем, хоть и драматичным и несправедливым».

Алексей Сальников: «Я бы не сказал, что [это было] несправедливое время… У нас под поселком Горноуральский Свердловской области была свиноферма, и ее на корню умудрился приобрести кто-то из поселковой администрации, распродал потом, разорил, получил деньги и умер от лейкоза. Была какая-то высшая справедливость в этом. Ну и с 12 до 20 лет было время замечательное. У нас в области за здравоохранение отвечал бывший узник нацистского концлагеря, и он всегда с восторгом рассказывал о том концлагере, будто это был пионерский лагерь. Так что как бы ни проходило детство или юность, все равно это было замечательное время в том или ином виде.

А так было прекрасно. Литература хлынула, пересказы голливудских фильмов в книгах, развлечения в виде видеомагнитофонов, приставок, много ТВ-каналов появилось. В 90-е люди убрались с улицы, стало интересно дома сидеть, а не на улице находиться. Еще и тем было прекрасно то время, что на инфраструктуру собственного жилья работали богатые люди – просто потому, что они жили в тех же подъездах рядом с теми же людьми, кто зарабатывал копейки. И они пытались благоустроить места, где они жили».  

Екатерина Рождественская: «Для меня 90-е были ужасные годы. Я посвятила этому главу – в 1994 году ушел мой отец, что стало сильным ударом. В быту тогда тоже было ужасно. Тогда у меня было два сына. Писала рецепты, как из ничего сделать что-то, чтобы прокормить семью. Делали пельмени с гречкой, и то ее трудно было достать. Помню как стояла в очередях на тверской за сливочным маслом. В 90-е очень много стояла в очередях, страшно подсчитать. Случились реформы, и тогда рухнули все сбережения нашей семьи. Отец [Роберт Рождественский] был известным поэтом, состоятельным, с квартирой и дачей, он остался нищим после этой реформы, без копейки денег. нам пришлось съехать на дачу и сдавать квартиру французам. Тогда появилась паста «Колгейт», и тот человек, кто привез эту пасту в РФ, жил в нашей квартире. 

1992 год вспоминаю с ужасом, когда был 60-летний юбилей отца – 20 июня. До этого мы каждый год «накрывали поляну», снимали двери, клали их на деревяшки, т.к.не хватало столов. Приезжали гости – цвет Москвы. А тогда накрыть поляну уже было не на что. Отец уже очень болел. Я была риэлтором, но денег особо не было. Я обратилась к своему знакомому и папиному другу Иосифу Кобзону с просьбой о помощи, и он сам дал денег, помог отпраздновать папин юбилей. При этом Кобзон просил никому не говорить, что он помог. В целом из-за этих событий 90-е для меня стали с таким черным оттенком».

Фото: gbr.rs.gov.ru

Видео открытия стенда России на Лондонской книжной ярмарке: