Каждый день ZIMA спрашивает у представителей лондонского русскоязычного комьюнити и частых гостей британской столицы, как COVID-19 уже повлиял на его жизнь и на сферу его деятельности и к чему стоит готовиться. Сегодня на наши вопросы отвечает известный галерист Марат Гельман.
Как вы себя чувствуете?
Веду малоподвижный образ жизни и сам себя постоянно корю, что не занимаюсь спортом. Просто, в связи с пандемией, стало можно и я предался лени. А Насти (Анастасия, жена Марата — прим. редакции) рядом нет и никто меня не стыдит. Вот признался ZIMA Magazine в этом, вы опубликуете, мне станет стыдно и начну тренироваться. Тем более терраса собственная для этого есть, а воздух в Черногории чистейший.
Как COVID-19 повлиял на вашу сферу деятельности / на ваших клиентов?
Ну понятно, что все проекты перенеслись, часть из них отменилось. Мои основные партнеры в Черногории подсчитывают убытки. Не до искусства. Но появился один новый. Очень масштабный. Один человек решил, что именно сейчас можно быстро и сравнительно недорого собрать амбициозную коллекцию и я этим занимаюсь. Думаю, в течение полугода, все об этом проекте узнают. Но самое интересное — это думать о том, как изменится сфера современного искусства.
Первое изменение коснется рынка. Деньги соединяют искусство и остальной мир, здесь я жду очень важного изменения. Дело в том, что современный рынок стоит на нескольких важных культурных фетишах, которые остались с прошлых эпох. Один из них — фетиш о существовании оригинала и копии. Оригинал стоит миллионы, а копия не стоит ничего. Исторически это происходит из позднего Рима, где на рынке продавались греческие скульптуры и их римские копии. Скульптуры, вывезенные из Греции, стоили дороже, так как они были лучше технически выполнены, чем их римские копии. С тех пор рынок на этом стоит, этот культурный фетиш не поддается изменению. В то же время, художники стали работать в цифровых медиа, в фотографии, видео, компьютерной графике, в которых вообще понятий оригинала и копии не существует. Художникам приходилось приспосабливаться, вводить ограниченные тиражи. Мне кажется, скоро этот фетиш будет подвергнут разрушению — если не полному, то серьезному. Придет принципиально тиражируемое искусство и придут коллекционеры, которых не будет интересовать уникальность. Произойдет переход рынка от понятий копии и оригинала к циркуляции образов, а не предметов. Это то, чего я жду давно, но думаю, что ситуация с коронавирусом, изоляцией, всеобщим переходом в онлайн ускорит этот процесс. Будет другой рынок, где будет больше покупателей и недорогих , часто тиражных работ.
Второе изменение связано с новой ролью государства. Понятно, что первое время, когда рынок «схлопнется», ответственные государства возьмут на себя миссию поддержки искусства. Соблазн давать вместе с деньгами какие-то указания будет велик. Это плохо. Но хорошим вариантом может быть, если миссию поддержки художников возьмет на себя не государство, а, например, городские власти. Мне кажется, выход искусства на улицу, так называемый паблик-арт, это сейчас очень важный тренд, в котором может совместиться потребность в художественных высказываниях внутри города и государственное финансирование от городских властей. Это не прогноз, а некая надежда, что хотя бы часть потока государственных денег пойдет на паблик-арт — на искусство, которое принадлежит всем. И паблик- арт, и цифровое искусство — это движение в сторону демократизации художественного рынка, когда искусство будет принадлежать если не всем, но многим.
Третье, возможно самое главное, чего я жду, это окончательная музеефикация планеты. В крупных городах огромное количество офисных зданий, где работают клерки и чиновники. По самым скромным подсчетам, после коронавируса и перехода в онлайн 30% этих зданий будут не нужны. Все города встанут перед вопросом: что делать с опустевшими зданиями? Когда ушла монархия, дворцы стали музеями. Когда ушла индустриализация, а вместе с ней из центра города ушли фабрики, заводы и гаражи, на их место пришло искусство. Когда уйдут чиновники, я думаю, тоже придет искусство. Художники начнут мыслить целыми музеями, а города будут постепенно превращаться в города-музеи.
Что вы делаете / планируете делать, чтобы смягчить негативные последствия?
Для нас главное негативное последствие в том, что мы с Настей оказались в разных странах в момент начала пандемии и не сообразили, как все стало быстро и необратимо закрываться. Так что мы со старшим сыном планируем воссоединиться с Настей и младшими детьми. Это первое.
Ну а для дела… Не все пока понятно про последствия. В связи с этим, вместе со своими коллегами и культурным центром «ФАБРИКА» в Москве, готовим на следующую весну ярмарку Small (большую ярмарку маленьких работ). Главными игроками там будут не галереи , а сами художники. Ну и те галереи и проекты которые работают с недорогими иногда тиражными формами. Например, галерея «Пальто» или проект Максима Боксера «Шар и Крест», шелкографическая студия «Шалтай-Болтай». Кроме того, я снова займусь территориальным развитием через культуру. Прийдется больше мотаться. У нас запланирован очень интересный проект в Третьяковке, который, в связи с происходящим, еще более актуален. Ну то есть в целом, негативные последствия для меня и для тех, кто состоялся в прошлую эпоху, не так сильны. Все-таки инерция «прошлых достижений» велика, а вот для сегодняшнего поколения действительно стоит задача поиска новых форм. И новых типов отношений между обществом и культурой.
Видите ли вы что-то положительное в сложившейся ситуации?
Да, конечно, есть много деталей, которые мне нравятся. Помните, люди раньше, глядя на современное искусство, говорили пренебрежительно, мол, «я тоже так могу»? Они имели в виду: «Это не искусство, потому что я тоже так могу» . Теперь, после недель самоизоляции и творчества (проект «Изоляция», пение с балконов), люди говорят снова «я тоже так могу», но сегодня это означает «я тоже художник, потому что я тоже так могу».
Второе, все вдруг увидели что основной бизнес по обслуживанию свободного времени — это культура. Когда людей во многих сферах заменят машины, как потратить свободное время будет вопрос номер один. Выиграют те, кто, инвестируя в культуру, предложат людям наиболее качественное, драгоценное свободное время.
К чему вы себя готовите?
Многое, чем я занимался стало неактуально или, наоборот, общим местом. Моя жизнь состоит из «периодов». В рамках каждого я делал что-то важное, потом пауза, потом новый период. Я чувствую силы для еще одного масштабного проекта. И я, кажется, его придумал буквально в течение последних двух недель. Надеюсь, это будет очень крутой проект, но он не простой.
Чего лично вам сейчас больше всего не хватает?
Жены нет рядом. Дочки Маруси. Это понятно. Для нового проекта мне снова нужны единомышленники. Буду искать.
Куда вы прежде всего отправитесь, когда пандемия пойдет на спад?
Маму обнять. Потом всех к нам позову в Черногорию. Потом в Одессу, есть одно прерванное эпидемией обязательство. Потом в Лондон с друзьями посоветоваться.
Что вы посоветуете нашим читателям?
В данный момент я не чувствую в себе такой мудрости, чтоб дать совет и верный, и не очевидный. Я со многими говорил в этот период самоизоляции и те, у кого был перед домом хоть пятачок своей земли, переносили напасть на порядок легче. А те, у кого в доме живет пес — еще на порядок. Если после пандемии у вас появится зависимость от гаджетов, приезжайте к нам на море в Черногорию. Будете отвыкать.