Илья Гончаров. Как мы объясняли нашей десятилетней девочке некоторые особенности российского образования

Дело было субботним утром в нормальной русской ватфордской семье. Я читал про Беларусь, мама листала интернет, Арина занималась чем—то своим, Птиптенька играл в «Лего».

И тут мама в соцсетях наткнулась на кулстори и стала пересказывать ее нам:

— Представляете, тут в одну группу пришла женщина — из России — и спрашивает совета. Родителей в школе заставляют убирать класс по выходным. А эта женщина класс убирать не хочет и скидываться на уборщицу тоже не хочет, потому что у школы уже есть уборщица. И она не знает, как это всем сказать. Боится идти на конфликт, чтобы не прослыть врагом народа и не испортить отношений с (начальством) учительницей.

Я (отрываясь от чтения статей про Беларусь):

— Я бы так сразу всем и сказал: «Нафиг—нафиг». Написал бы в родительский чатик пост: «Люди, так дела не делаются, я в этом не участвую и приглашаю вас присоединиться к моему движению неприсоединения. Жыве, слава и не згинела».

Мама:

— Ну вот ей там тоже так пишут, но она страшно боится идти против всех.

Я (меланхолично, вдохновленный успехами минских протестов):

— А кто такие эти «все»? Не фикция ли это? Не стадо ли это баранов, ведомых училкой? Когда выходит один человек и говорит то, что думают многие, то сразу оказывается, что «все» — это как раз—таки он или она и другие люди, а не то, что выдумывает классная руководительница…

Мама (Арине):

— Арина, вот ты бы что сделала в такой ситуации? Представь: нас заставляют убирать вашу школу. Звонят и говорят: «Сегодня убирает семья Изабеллы, а в следующее воскресенье — вы». Ты бы что на нашем месте сказала?

Арина (которая никогда не училась в российской школе, да и в России—то была один раз в гостях):

— М—м—м… «Я не могу»?

Мама (вставая в позу училки):

— Не прокатит!

Арина:

— «У меня нет времени»?

Мама:

— Нет времени — ищите замену! А то сейчас у всех не будет времени, и дети так и будут учиться в грязном классе.

У нашей мамы очень натурально получается изображать постсоветских директрис, чиновниц, училок и вахтерш. Она настолько вживается в образ, что я в такие моменты начинаю ее лимбически бояться.

Арина:

— Но почему уборщицы не убирают?

Мама:

— Потому что им платят мало денег.

Арина:

— Но почему? Может быть, стоит им платить больше денег?

Мама:

— На это согласятся не все родители.

Арина:

— Ну почему в России так?!

Мама посмотрела на меня. Я — на маму. Мы оба поняли, что не знаем, с чего тут даже начать.

Поэтому все остались на своих местах. Я — на диване. Птиптенька — на полу с «Лего». Арина в позе знака вопроса. Мама, сидя за столом, пила кофе и зачитывала вслух комментарии к посту несчастной родительницы:

— «Лучше сразу становитесь врагом народа. Врагов или БОЯТСЯ, или НЕНАВИДЯТ, но не трогают. Я знаю, что говорю, я в прошлом — учитель математики».

…

— «Напишите в инстанцию. Попросите подружку инкогнито сообщить куда надо!»

…

— «А если будет буллинг в школе, то сразу к прокурору!»

…

— «И эти люди еще что—то нам рассказывают о низкой заболеваемости ковидом!»

…

— «Не молчите! Если промолчите сейчас, то система вас сожрет!»

Птиптенька (отрываясь от «Лего»):

— Аааа! Помогите! Система догонит и слопает нас!

…

— «Как евро по 90, так у них есть, а как колбаса за 2.20, так у них нет!»

Вся современная жизнь России отразилась в этом дивном треде, как кухня в чайнике.

И тут Арину осенило:

— Так надо просто устроить кейк сейл*!

*Для моих друзей из не—Англии: кейк сейл — это такая легкая форма сбора денег с родителей, аналог российского фандрайзинга на занавески, но более вежливый. Когда школа объявляет кейк сейл, родители должны (ну как должны — это считается хорошим тоном) принести тортики и печеньки и продавать их на школьном дворе. Предполагается, что все это родители с детьми пекут сами дома, но поскольку ни у кого нет на это времени и желания, то все покупают в «Сейнсберис» (кроме нашей мамы, разумеется).

Потом они приносят все это добро на школьный двор, где покупают друг у друга по закупочной цене. Все вырученные деньги отправляются на какие—то околошкольные нужды.

Что было дальше: я продолжил читать про Беларусь, Птиптенька — играть в «Лего», Арина —размышлять о далекой исторической родине.

Но вот жизнь мамы уже не была прежней. Она вскочила и стала носиться по дому с диким хохотом, визуализируя Аринин сценарий:

— Я представляю себе, как это будет! Я представляю этих русских мамок с прокурорскими лицами, которые только что накатали каждая по доносу куда надо и пришли выяснять вопрос уборки с твердым намерением уничтожить противника! Это же ведь можно представить, как у людей наболело, как их достали эти вечные школьные поборы! И что те, которые за то, чтобы убираться самим, что те, которые против, — они же на это родительское собрание приедут, блин, на одинаковых танках! Они же придут эту классную руководительницу и всех, кто с ними не согласен, посадить на кол, как Каддафи!

Мама бегала по дому и воображала дальше:

— Но тут выходит наша Арина и говорит волшебное: «Кейк сейл!» И тут кто—то другой из родителей, пришедших на войну, тоже задумчиво повторяет: «Кейк сейл…» И потом кто—то еще говорит, уже более уверенно: «Кейк сейл!» И дальше все начинают кричать: «Кейк сейл!», и радоваться, и хлопать в ладоши, и уже никто не хочет никого сажать на кол, а все только счастливы от того, что решение найдено!

— Родительское собрание заканчивается болливудскими танцами! —резюмировала она.

И на этой высокой ноте для убедительности даже изобразила пару болливудских па, извиваясь в кольцах собственного сарказма.