Financial Times: демократия сталкивается с большими угрозами, чем Владимир Путин

Самые мудрые слова, которые я слышал в этом году о странах с развитой демократией, были сказаны шпионом. Алекс Янгер, уходя с поста главы Секретной разведывательной службы Великобритании, предостерег нас от чрезмерной реакции на попытки России и других стран дестабилизировать западные общества. Конечно, секретные службы и другие силовые органы должны противодействовать таким операциям. Но проблемы не начинаются и не заканчиваются в Москве. Отступление демократии — сегодня излюбленная тема для обсуждений. И понятно почему. Куда ни глянь — самопровозглашенные «сильные» лидеры презирают либеральные ценности.

Демократические ценности, начавшие набирать особую популярность сразу после окончания холодной войны, сейчас для многих потеряли свою привлекательность. К непоколебимым авторитарным политикам, таким как Владимир Путин и Си Цзиньпин, присоединились нелиберальные националисты вроде турецкого Реджепа Тайипа Эрдогана и индийского Нарендры Моди. У ЕС есть свой, пусть и карманный, диктатор в лице венгерского Виктора Орбана. Правящая польская партия «Право и справедливость» находится под расследованием властей ЕС по обвинению в подрыве независимости судей. Популистские партии потрясли элиты и истеблишмент по всей Европе.

Но, что хуже всего, так это то, что у власти самой могущественной демократии в мире находится неудавшийся авторитарный правитель — президент Дональд Трамп, непримиримый в своем пренебрежении верховенством закона. Неудивительно, что попытки режима Путина, направленные на раздувание разногласий с помощью распространения ложной информации и поддержку экстремистов из крайне правых и крайне левых сил, вызывают серьезное негодование. Такую же реакцию вызывает решимость Пекина объединить жестокие политические репрессии у себя в стране с постоянными кибератаками на западный бизнес и его государственные институты.

Уверенность, что демократический центр устоит, сомнительна. По окончании карьеры, заключавшейся как раз в борьбе с такими атаками, сэр Алекс прекрасно осознает всю опасность положения. Но, как он сказал в прощальном интервью The Financial Times: «Мы не должны объединять внутренние проблемы с внешними угрозами. Возьмем, к примеру, господина Путина: я думаю, что действительно важно, чтобы мы здесь избежали двух ошибок. Первая — самим делать работу России, преувеличивая успехи ее спецслужб. Я не видел в Великобритании ни одного случая, когда бы их вмешательства имели стратегическое значение. Вторая — и, в связи с этим я считаю, что мы должны отвечать пропорционально — это не русские создали то, что нас разделяет, мы сами это сделали». «Мы сами это сделали» — вот мысль, которой следует придерживаться при любом обсуждении того, как демократические государства могут вернуть доверие своих граждан.

Часто говорят, что мир сейчас переживает историческую эпоху, схожую с эпохой Фукидида. Власть перемещается из США в восходящий Китай, усиливая напряженность между этими странами. Многим это напоминает отношения между Афинами и Спартой в V веке до нашей эры. Этот тревожный сдвиг дал автократам, таким как господин Путин, возможность разрушить и опровергнуть представления о либеральной политике и открытых рынках, сформировавшиеся после окончания холодной войны. Все это так. Но, как советует сэр Алекс, тем, кто ищет корни причин бед демократии, следует начать поиск ближе к своему дому.

Можно начать с финансового кризиса 2008 года. Историки будут описывать крах банковской системы и последующую рецессию как наиболее важное геополитическое событие первых десятилетий нынешнего века. С одной стороны, он лишил Запад значительного влияния среди развивающихся стран. Но еще более важным был ущерб, нанесенный кризисом в самих демократических странах. Неравенство и недовольство, используемые с тех пор Трампом и его товарищами-демагогами, не появились в одночасье. Финансовый кризис выплеснул наружу накопившиеся результаты несправедливости, порожденной безответственностью капитализма, технологическими потрясениями и глобализацией.

Политическая стабильность послевоенной эпохи основывалась на сделке. В США это называли американской мечтой, в Европе — социальной рыночной системой. Рыночная экономика должна была обеспечить повсеместное повышение уровня жизни и возможностей. Но система начала разрушаться еще до краха. Политическая элита и бизнес-элита нанесли ей последний удар, приняв программы жесткой экономии после кризиса, вынудив пострадавших оплачивать счета банкиров. Попутно они разрушили ауру неизбежности, которой когда-то обладала свободная рыночная экономика Вашингтонского консенсуса.

Восстановление доверия требует проведения такой политики, которая ценит государственную область и заново устанавливает баланс в отношении расходов, налогов, конкуренции, образования и благосостояния, чтобы расширить возможности каждого гражданина. Это будет показатель, с помощью которого разочарованные граждане станут оценивать среднесрочные экономические результаты борьбы с пандемией.

COVID-19 очень сильно дискриминирует, помимо очевидного разделения на молодых и старых, издержки ложатся на менее преуспевающих и самых незащищенных. Странно то, что, несмотря на всю свою браваду, автократы и деспоты остро осознают реальную силу демократии. Они понимают, насколько хрупкими на самом деле являются авторитарные режимы. Хотя Запад и осуждают за декадентство, сильные мира сего не видят, как жители Запада размахивают плакатами, призывающими к меньшим свободам. Господин Путин живет в страхе перед «цветными революциями». Господин Си настаивает на том, чтобы все перспективные партийные деятели усвоили такой урок: если они уступят хоть пядь земли демократии, то стремление к свободе уже будет не удержать.

Конечно, жизненно важно, чтобы Запад противодействовал Путину, и, что еще важнее, чтобы Запад продемонстрировал решимость противодействовать стратегиям Си, в первую очередь репрессиям и принуждению. Но как спасти демократию? Для этого нужно поправить экономику и социальную политику, которые лишают либеральные общества легитимности в глазах своих граждан.

Источник: Financial Times