Профессор клеточной биофизики Национального института сердца и легких Имперского колледжа Лондона, лауреат Imperial College Research Excellence Award и автор программ по развитию в Русской Гимназии №1 Юлия Горелик рассказывает о том, как обучать детей науке, чтобы им было интересно в любом возрасте.
— Юлия, почему и когда вы начали работать в детской гимназии?
— Это получилось совершенно случайно. Шестнадцать лет назад, когда моей дочери было три года, я водила ее на музыкальные занятия на русском языке. В какой-то момент друзья мне рассказали, что в Лондоне открывается Русская Гимназия №1, и спросили, не знакома ли я с хорошими русскоговорящими преподавателями, не могла бы кого-то рекомендовать. Я ответила, что у меня есть прекрасный преподаватель музыки, и пригласила ее вместе сходить в Гимназию. Там мы встретились с Юлей (основатель Русской Гимназии №1. — Прим. ред.), разговорились, и она предложила мне тоже у них поработать. Я тогда занимала позицию постдока, у меня был маленький ребенок — мне было совсем не до Гимназии, так что я сказала: «Нет, не хочу».
— Почему вы все-таки согласились?
— На мой отказ Юля предложила просто продолжить общение, однако вскоре приехала ко мне и стала уговаривать: «У меня все программы готовы, ты только на пол-урока приходи с детьми поговорить, а основную часть проведет другой учитель». В общем, она меня уболтала, и мы придумали урок про «маленькое и большое». В день открытия Гимназии я взяла с собой лупу и отправилась в класс. Помню, как Юля посмотрела на нас с детьми в окошко, и больше в класс никто не заходил. В итоге я одна из трех человек, которые работают в Гимназии уже больше 15 лет — с первого дня ее существования.
— Зачем серьезному ученому заниматься с маленькими детьми?
— Моя научная среда, моя работа предполагает общение на английском, но я все-таки человек русской культуры. На русском языке я могу себя выразить гораздо глубже и точнее. И это естественно и нормально — стремиться передать свою культуру детям. Так что теперь для меня субботние уроки в Гимназии — это глоток свободы и свежего воздуха. У меня на основной работе высочайшая загрузка. Но в субботу на уроках в Гимназии я отдыхаю.
— Дети от природы любопытны, но к средней школе для многих химия, физика, математика становятся мучением. Как правильно обучать детей наукам, чтобы по мере взросления сохранять в них жажду знаний, несмотря на возрастающий уровень сложности?
— Самое важное умение — идти вместе с детьми. Дети 5—7 лет — на пике любознательности: им можно дать любое знание, и они все проглотят. Я предлагала семилеткам университетский курс по зоологии — и они были счастливы. А когда работаешь с подростками, никогда наверняка не знаешь, что им будет интересно. Порой готовишь урок и думаешь: «Ух, как здорово я придумала!» А ничего подобного. В другой раз рассказываешь вроде бы что-то проходное, а у них глаза на лоб лезут, и вот они уже каждое твое слово ловят.
Поэтому на тренингах для учителей Гимназии я всегда говорю: «Нужно быть гибким. Чувствуешь, что нет отклика на какую-то задачу — убирай ее. В другом месте хорошо пошло — не спеши переключаться на следующее задание, дай им говорить». Это же как в науке: главное — уметь вовремя поменять эксперимент.
Второе важное правило, которое работает как для научных докладов, так и для уроков с детьми: нужно идти по возрастающей и постепенно раскачивать аудиторию. Нельзя вначале показать детям мультик или попрыгать с ними по столам в поисках клада, а потом усадить их писать в тетради. Самое яркое и эмоциональное оставляем напоследок.
И еще одно правило: важно сохранять баланс, чтобы и слабым было понятно, и сильным интересно. Важно следить за всеми, а не ориентироваться только на сильного. Если ребенок сидел все время молча на занятиях, а потом вдруг заговорил, включился, это и есть настоящая радость и победа.
— Вы придумали программу по развивающему обучению. Из чего она состоит?
— Я думала о том, что бы такого интересного показать и рассказать детям разных возрастов. Самым младшим мы даем тему «Окружающий мир», приносим кузнечиков и пауков, рассказываем сказки. Изучаем муху и читаем «Муху-цокотуху», изучаем таракана и читаем «Тараканище». Лет в пять погружаемся в астрономию: полеты в космос, мифы и легенды о созвездиях — дети все это обожают. За астрономией идут цивилизации — рыцари и другие захватывающие истории. Затем — курс по ботанике. Собираем растения, листья, грибы, разглядываем спилы стволов, ведем дневники наблюдения за природой. А в конце года детей ждет суперхит — эволюция и динозавры.
В семь лет, когда дети уже неплохо рисуют и могут немного писать, начинается география. Мы отправляемся в путешествия по контурным картам. Каждый придумывает себе персонажа, мы строим для них маршруты, подписываем все, что проплываем, ведем дневники путешествий. Потом по программе у нас перерыв с точными науками — берем литературный курс по авторской сказке и фантастике: Евгений Шварц, Кир Булычев, Александр Пушкин. После сказок начинается блок по зоологии и анатомии. В прошлом году этот курс из-за пандемии мы проводили онлайн: разработали с учениками свою дыхательную гимнастику, а изучая пищеварительную систему, написали целую кулинарную книгу. Затем мы снова обращаемся к гуманитарным наукам: говорим об искусстве и русских художниках, знакомимся с древней письменностью, изучаем недавнее прошлое.
В 13—14 лет можно браться за мою любимую криминалистику с ее обилием экспериментов: снимаем отпечатки пальцев, проверяем и опровергаем теорию физиогномики — лженауки, которая утверждает, что преступникам свойственны определенные черты лица. Я приношу на занятия коробку с песком и машинки — и мы по отпечаткам шин расследуем обстоятельства аварии. А еще определяем запахи, составляем фотороботы, создаем психологические портреты преступников, проводим конференцию по аферистам всех времен и народов, начиная с Соньки Золотой Ручки. Эта конференция имела такой успех, что после мне коллеги говорили: «Осторожнее, так они у тебя захотят быть аферистами». Ну а 15—16-летним мы даем курс по медицинской генетике — изучаем тяжелые болезни, простое расщепление.
— Расскажите про свои учебные годы в России.
— С образованием у меня сложились странные отношения. Хотя во многом мне безумно везло. В старших классах я училась в физической школе, где была совершенно дикая нагрузка и потрясающе одаренные учителя — по литературе, химии, биологии. Отличался от них физик — он заставлял нас переписывать конспекты красными и зелеными ручками и заучивать их наизусть. Пока не сдашь первый конспект — не можешь перейти ко второму. После этого трудно было не разлюбить физику. Но потом бывшие одноклассники рассказывали, что они приходили на экзамены по физике в институте и отвечали на билеты, глядя в потолок, — это у них срабатывала «цветная память», и перед глазами стояли красно-зеленые конспекты.
После нашей школы без экзаменов брали в Ленинградский политехнический институт (сегодня — Санкт-Петербургский политехнический университет. — Прим. ред.) и в Ленинградский электротехнический институт (сегодня — Санкт-Петербургский государственный электротехнический университет. — Прим. ред.), но, несмотря на то что папа у меня инженер, мне совсем туда не хотелось. Мне нравились химия, биология, литература. С детства я думала стать врачом, но не сложилось. У меня слабое зрение, и медкомиссия не допустила меня в Педиатрический институт со словами: «Нам слепых врачей не надо». То же произошло с ЛГУ. В Санитарно-гигиеническом институте мне сказали: «У нас 90% мальчиков и 10% девочек» — и завалили по всем предметам, хотя на экзамене я решила задачи всем сидящим вокруг мальчикам. Не взяли меня и еще одну девочку, которая сейчас профессор, работает в Канаде.
Узнав обо всем, папа сказал мне: «Раз ты так хочешь быть врачом — иди работай на завод». Рабочих в медицинский институт тогда брали по льготным баллам. Так я отработала год на заводе бумагоделательного машиностроения и сама платила за всех своих репетиторов. Но меня все равно не взяли никуда, кроме пединститута. Вот поэтому по специальности я учитель биологии и химии. Правда, до Русской Гимназии №1 я не преподавала — сразу после диплома ушла заниматься наукой.
— А как вы начали заниматься генетикой?
— На первом курсе педагогического института я, благодаря друзьям, попала в генетическую лабораторию к Петру Яковлевичу Шварцману — потрясающему человеку и ученому, ученику Михаила Лобашева (советский генетик и физиолог. — Прим. ред.). Петербургская школа генетиков — это был отдельный мир, я в него сразу влюбилась и осталась в нем на всю жизнь.
Я писала диплом по генетике дрозофил. Эти дрозофилы жили у меня в банках на кухне. И моя маленькая дочь — я ее родила на четвертом курсе — обожала их выпускать в окошко.
— В Лондон вы уехали сразу после института?
— Нет, далеко не сразу. Работать в школу я не пошла, зато попала в Институт клеточных культур и там восемь лет занималась выращиванием кожи для ожоговых больных — создала методику и защитила по ней диссертацию.
Потом я узнала, что профессор Имперского колледжа в Лондоне Юрий Корчев ищет себе помощника на позицию постдока. Он создал микроскоп для сканирования живых клеток, и ему нужен был кто-то, кто работал с живыми клетками. Корчеву рекомендовали меня. Я прилетела в Лондон на месяц на испытательный срок, мы начали работать. Но вскоре он заболел, и мне пришлось учиться самостоятельно сканировать клетки. Когда Корчев вернулся после болезни, и я показала первый скан, он сразу пригласил меня на работу. Мы вместе вели исследования много лет: уже не только сканировали клетки, но и придумывали комбинированные методы для изучения функций клеток из разных тканей, изучали клетки сердца — кардиомиоциты и многое другое. Через семь лет я получила позицию лектора и уже в своей лаборатории продолжила заниматься сердечными клетками.
— В чем для вас главное удовольствие от работы?
— И в научной сфере, и в том, что я делаю в Гимназии, у меня одни и те же интересы и радости. Каждому ученому хочется что-то давать, чем-то делиться. У меня большая лаборатория в Имперском колледже, где много студентов и лаборантов. Шесть лабораторий по всему миру возглавляют ученые, вышедшие из моей лаборатории: в Индии, Англии, Италии, Германии, Малайзии, США.
Бывают, конечно, гениальные ученые, у которых нет учеников. Но они скорее исключения. Мне в работе важны люди, общение. Я с удовольствием делюсь с постдоками темой, над которой работаю, хотя в Англии так не принято. Но ведь ученики могут развить мою тему в каком-то одном направлении, а я придумаю что-то в другом. И это прекрасно.
В Русской Гимназии №1 мне интересно смотреть, как дети учатся думать: как замечают что-то благодаря мне, как подхватывают интерес к познанию нового и с ним идут дальше по жизни. А еще мне нравится самой что-то от них узнавать. Для меня самое главное — каждый день чему-то удивляться. В жизни интересны динамика и движение вечно меняющегося мира. Иначе жизнь скучная.
Иногда родители спрашивают: «Зачем в программе именно этот предмет?» Да, в общем-то, ни за чем. Просто это интересно.
Русская Гимназия № 1 в Лондоне — это интеллектуальная русскоязычная среда. Занятия проходят по субботам, на уроках дети изучают науки и искусства, экспериментируют, играют, танцуют и снимают кино — и все это на русском языке.
Попадая в зал, зритель видит двух главных персонажей пьесы — Вальдеса в исполнении Ваджа Али…
Когда я впервые столкнулся с лондонским рынком недвижимости, то подумал, что мой предыдущий опыт даст…
Хотя налог на наследство, который наследники должны будут уплатить после смерти владельца фермы, вдвое меньше…
Алиса, давайте начнем c самого начала. Вы получили первое образование в computer science, а потом…
Кингстон – мой первый форпост неразделенной любви к Британии. В 2012 году я приехала сюда на…
Импрессионизм, кубизм, фовизм — Сергей Щукин был одним из первооткрывателей модернизма для русского зрителя. Он…