Андрей Мовчан. Итоги года: мировая экономика

Должно быть символично, что я пишу эту заметку в журнал ZIMA в первые дни зимы 2020 года – года, который вполне можно назвать «зимним» для мировой экономики. Подводить его итоги в каком-то смысле — все равно что подводить итоги зимы в сибирском хозяйстве: сколько запасов осталось, что поломалось, что замерзло.

Но человек на то и человек, чтобы, парадоксальным образом реагируя на обстоятельства, выходить из катаклизмов, став сильнее. Говоря это, я отнюдь не имею в виду индивидуальную способность отдельных героических личностей становится крепче от всего, что их не убивает (кстати, психотерапевты не верят, что это так). Я говорю об умении человечества в целом поворачивать любые обстоятельства себе на пользу. 

Кстати, о зиме. Она в свое время сыграла решающую роль в развитии предков человека. В тысячелетние зимы ледниковых периодов, когда основные конкуренты человека (и его собратьев) смещались на юг, борясь за сокращающиеся объемы пищи, люди смещались на север. Благодаря холоду они могли долго хранить мясо крупных животных, охота стала сложным, но не каждодневным занятием, высвободилось время. А с другой стороны — появились потребности в постоянном обогреве жилищ и одежде. Огонь дал возможность экспериментировать: появилась горячая еда, термическая обработка продуктов сильно сократила расход энергии на переваривание пищи и высвободила его для мозга. Потребности в одежде и утеплении жилищ обеспечили мозгу и рукам развивающие задачи, а свободное время между охотами дало пространство для развития искусства и ремесел. 

2020 год тоже загнал человечество в теплые жилища – слава богу, кажется, ненадолго (на 1 декабря две вакцины от коронавируса находятся на грани одобрения в США и Великобритании, еще две будут, видимо, одобрены до Нового года, масштабное их применение ожидается уже в первом квартале). И люди, как обычно, извлекли из проблемы достаточно пользы. 

Произошел прорыв в технологиях коммуникации: вынужденно системы конференц-связи заменили личное общение, и, скорее всего, большая его доля так и останется виртуальной, даже когда уйдет угроза заражения. Последствия этого сдвига (о котором много лет уже говорили футурологи, но нужен был триггер, для того чтобы он случился) трудно переоценить: каждые переговоры по скайпу или зуму — это неиспользованный минимум два раза транспорт, не задействованный офис, не выпитый дежурный кофе (или не съеденный ланч), ненужный ассистент, этот кофе подающий, или официант в ресторане, лишняя кофемашина или повар, сэкономленное время на дорогу, которое потратится на что-то другое (в частности, на развлечения). Это изменения в логике выбора жилья (не нужно больше жить близко к местам традиционных встреч или к офису) и требуемых его параметрах (для виртуальных контактов и работы из дома нужен кабинет). Это также снижение спроса на общественный и личный транспорт, изменение потребительских паттернов (принцип «ставь магазин на стороне улицы, ведущей из центра» больше не будет работать). 

И это только вершина айсберга. Рост трафика вызовет серьезный пересмотр системы тарификации у провайдеров: новая нагрузка и новое ее распределение требуют серьезных вложений в инфраструктуру, в то время как большая часть тарифов на сегодня «плоская», и провайдеры не получили дополнительных средств от клиентов. Ожидающееся падение спроса на офисы приведет к серьезным изменениям в банковской индустрии (кредитование коммерческого строительства в последние годы было крупным бизнесом для банков, а уровень риска таких кредитов сильно увеличивается). Индустрии стройматериалов так же предстоит меняться: сокращение спроса на широкую палитру офисных отделочных материалов будет сопровождаться общей стагнацией спроса на базовые материалы типа бетона. Огромная индустрия сервиса офисов (клининг, кейтеринг, доставка цветов) должны приготовиться к падению спроса. В связи с виртуализацией общения быстро продвигается виртуализация документооборота: производство бумаги стагнирует уже давно, но теперь к нему прибавится производство канцелярских принадлежностей — маркеры, степлеры, папки, стикеры не нужны в компьютере, если есть DocuSign и Google Drive. 

Параллельно, разумеется, развивается система виртуального потребления.  На поверхности — это онлайн покупки в магазинах, успех «Амазона» и сложные времена для офлайн-гигантов (впрочем, они наступили уже давно). В реальности — масштабные позитивные изменения на рынке низкооплачиваемого труда (потребители получили новую услугу: вместо них подбор товара по списку и доставку на дом осуществляют другие люди, а это гигантские трудозатраты) и серьезный вызов для всей цепочки дистрибуции: в связи с жесткостью конкуренции доставка либо бесплатная, либо стоит сильно ниже себестоимости, съедая часть маржи продавца. Взять эту часть маржи можно только за счет сокращения себестоимости недвижимости ритейла (ну, или за счет укрупнения: здравствуй, «Амазон», будущий монополист). Это еще один нож в спину недвижимости и строительной индустрии (далее по списку материалы, комплектующие, транспорт и прочие). 

Также серьезным итогом года, если смотреть «микроуровень», станет значительный сдвиг в области создания вакцин. В истории никогда еще не было такого одномоментного вбрасывания ресурсов в эту тему, по времени к тому же удачно совпавшего с выходом на определенный уровень принципиально новых технологий, в том числе в области РНК-моделирования. Ажиотаж с вакциной от COVID-19 спадет уже в 2021 году, а ресурсы и опыт останутся, так же как останется страх перед следующей пандемией у тех, кто эти ресурсы будет распределять в дальнейшем. Основным бенефициаром процесса массового создания новых вакцин от инфекций (говорят о СПИДе, малярии, туберкулезе) будут слаборазвитые страны, в первую очередь Центральной Африки. Возможно, события 2020 года окажутся триггером к следующему экономическому мегациклу: предыдущий был основан на цифровых технологиях и экономической европеизации Юго-Восточной Азии, новый будет держаться на медицинских технологиях и экономической «латиноамериканизации» Центральной Африки. 

Кстати, о циклах. Количественное смягчение 2008—2016 годов, которое изначально презентовалось как разовая антикризисная мера и которое едва не завершилось в 2017-м попыткой возврата к позитивным реальным ставкам рефинансирования (везде, кроме Еврозоны), в течение всех лет своего применения вызывало опасения провокации инфляции и надувания пузыря фондовых активов. С высоты количественного смягчения 2020-го, то — первое — кажется детской шалостью как по прямым объемам, так и по широте охвата (все же тогда никто массово не раздавал деньги бизнесу и населению просто «потому что может»). Тем не менее и вакханалия 2020 года не привела к росту инфляции. Пессимисты говорят, что все еще впереди и нас ждет посткризисный рост цен, сопровождаемый падением фондовых рынков и массовыми дефолтами (хотя как рост цен, то есть выручки заемщиков, сочетается с дефолтами, и как тот же рост цен, причиной которого может быть только рост потребления на фоне стагнации производства, сочетается с падением потребления в ответ на кризис фондовых рынков, пессимисты умалчивают). Оптимисты же говорят, что новая монетаристская теория работает идеально: оказывается, можно безнаказанно увеличивать денежные балансы экономик без провокации инфляции — главное, чтобы производство было эластичным, а спрос в массе своей удовлетворенным. 

Так или иначе, падение ВВП развитых стран в 2020 году на 3—4% в сочетании с ростом сбережений в этих же странах (да-да, масштабные меры помощи пошли на пользу сбережениям) не позволят в ближайшей перспективе даже думать о росте ставок или существенном сокращении балансов ЦБ. Скорее всего, период нулевых ставок опять с нами не менее чем на 3—5 лет, не важно, вернется инфляция к прежним (низким) значениям или останется на нынешних, очень низких. Прежде всего низкие ставки транслируются в стоимость заемного капитала. Низкая стоимость заемного капитала толкает экономических агентов сокращать долю акционерного капитала в бизнесе. Это выражается, с одной стороны, в скупке акций самими компаниями, с другой — в притоке средств на кредитный рынок и из него на фондовый: и то и то ведет к росту стоимости акций и их доходности. 

При инфляции условно 2% и ставке ломбардного кредита в 0,6% (как сейчас в крупных банках) рост кредитного «плеча» неминуем, притом что его уровень уже сейчас достаточно велик. Низкая ставка по ипотеке вместе с высвобожденными в связи с постковидными переменами строительными ресурсами по идее должна провоцировать бум рынка жилой недвижимости и поддержать, еще год назад казавшиеся неадекватными, цены на нее в большинстве крупных локаций. Мягкая монетарная политика оказывается неэффективной в части развития реального сектора: деньги абсорбируются оборотами на фондовых рынках и в секторах капитальных активов, и на спрос в остальных секторах их не остается. Раз так, мир увязает в замкнутом круге: мягкая политика ведет к инфляции активов, не приводя к росту экономики. Ужесточение политики — это большой риск обрушить рынки и через естественную реакцию сокращения потребления обрушить экономику, которая и без того отказывается расти, да еще и нажить беспрецедентные проблемы в пенсионной и страховой сферах. Возможно, то, что некоторые экономисты после 2008 года назвали new normal, становится действительно новой нормой: в течение многих лет деньги будут товаром, предлагаемым в изобилии; цены активов существенно оторвутся от цен потребительских товаров и услуг; владельцы активов будут (относительно) богатеть, а не владеющие ими — беднеть. Попытки правительств сглаживать рост неравенства (активами владеют и так более богатые) за счет налогов на capital gains и имущество и дистрибуции социальных выплат будут упираться в миграцию состояний и падение мотивации как предпринимателей, так и получающих все больше пособий работников. 

В этой связи показательно, что 2020 год стал годом (временного?) падения едва ли не последнего мирового бастиона консервативной экономической политики, хотя бы на словах нацеленного на стимулирование предпринимательства. Скорее всего именно из-за пандемии на выборах в США победил кандидат в президенты с квазисоциалистической программой развития страны, в которой мягкость монетарной политики и рекордный рост дефицита бюджета сочетается с ростом налогообложения высоких доходов и наступлением на привилегии акционеров «в пользу работников и потребителей».  

Все это намекает на главный итог 2020 года: как писали когда-то в советских газетах, пандемический шок в уходящем году обнажил уже было забытый долгосрочный кризис мировой экономики; ковидная зима заканчивается, но ледниковый период остается. Сможет ли гомо экономикус обратить его себе на пользу — вопрос открытый.   

Фото: Unsplash