Андрей Мовчан. Английский дневник: Глава 2. «Почему?»

Ответ будет длинным, но начну я его, как водится у нас, евреев, с вопроса: «А что такого?»

Вопрос «почему уехали» в русской оседлой культуре действительно имеет какое-то метафизическое звучание. Привязанность к земле в России сродни сексуально-семейной и настолько же патриархальна (только в вопросе отъезда мужскую функцию выполняет государство, а женскую — его обитатели). Вопрос «почему уехал» в России настолько же сакраментален и обвинителен, насколько вопрос «почему дала» в традиционной культуре: и то и то можно оправдать либо высшими мотивами (большая любовь, большой страх или большие деньги, в России большая любовь к большим деньгам не осуждается), либо откровенным блядством (да что с нее взять!). Отъезд может быть либо «замуж», либо за колбасой (помните «колбасную» эмиграцию 1990-х?), либо формой побега (обменяли хулигана на Луиса Корвалана — это хорошо, бегство братков или, например, президента «Банка Москвы» — это плохо, но и то и то — бегство), либо предательством, изменой, грязной низостью продажного наймита англосаксов.

Попадая в Англию, немедленно сталкиваешься с культурой территориального промискуитета. Здесь большинство либо приехало, либо собирается уехать. Едут много: в Европу, в Австралию, в Индию и Индокитай, в Африку (в ЮАР в основном), в Китай и прочее. «Почему», как и «почему дала», здесь имеет простой и очевидный ответ, не предполагающий стыда или драмы: потому что захотелось. Едут поменять места, туда, где работа интереснее, где климат лучше, где ниже налоги, в поисках интересной культуры.

В этом смысле мои ответы тоже будут «английскими». Почему мы уехали? Потому что захотели. А захотели мы по многим причинам.

Во-первых (не в порядке важности, тут сложно приоретизировать), в России с каждым годом становится все более душно. Не то чтобы лично мы задыхались (мы могли себе позволить и внутреннюю эмиграцию), но общее ощущение спертости воздуха, висящего в воздухе угара, не оставляло. Это и устаревшие нормы выхлопа и выбросов. Это и новостные ленты (о, какое счастье больше не читать поток информации о том, кого еще посадили и с кем еще мы поссорились!), и уличные рекламные щиты («Парк Патриот», «ХY лет победы», «танковый биатлон» и прочее), и доносящиеся отголосками от знакомых или из ленты высказывания сановников, и ток-шоу, которые смотрит старшее поколение, и так далее. Это вообще стандарты коммуникации (там, где в России пишут «предупреждаем об уголовной ответственности за неуплату налогов», в Англии написано «спасибо, что вы платите налоги»). Это еще не ужас (вообще, все пока достаточно мило, если не делать бизнес или политику), но это — запах будущего ужаса.

Во-вторых, Россия все больше становится колонией (внутренней, если хотите), а Москва, по мере того, как амбиции метрополии у нее все сильнее, все больше напоминает столицу колонии — этакий Бомбей времен колониальной Индии. Это удобно, иногда роскошно и часто забавно, но никогда — всерьез. Всерьез — где-то в другом месте. В Москве можно либо зарабатывать с теми, кто у власти, либо им прислуживать — остальные виды бизнеса, сравнительно с аналогами в других странах, убыточны (что не мешает делать их с прибылью для себя, но так или иначе надо сбежать за границу, пока убытки, которые ты перевесил на государство или партнеров, не начали взыскивать). Я уже давно владею бизнесом, работающим глобально, и мне все больше требовалось быть там, где вещи происходят, а не там, где макропроцессы слышны только далеким эхо. Лондон — финансовая столица мира. Если претендовать на эффективную работу в финансах, надо иметь возможность общаться с теми, кто их «делает» не с далекой окраины галактики, а на месте.

Кстати, с точки зрения культуры и искусства Лондон, конечно, тоже сердце мира. Театры, музеи, концертные залы, учебные программы не сравнимы с московскими при всем московском разнообразии. Это, кстати, одна из причин, почему, уезжая из России, мы не поехали на любимый нами Кипр или на юг Испании. Одна, но не единственная: в Испании — налоги, на Кипре — нет университетов.

В-третьих, на бизнесе свет клином не сошелся. Мои дети не собираются делать бизнес: они пошли в мать, заняты медициной и наукой. Ни того, ни другого в России толком не осталось (и не надо мне рассказывать, я знаю, да и дети мои уже на практике имели возможность сравнить). Никто из моих детей не собирается возвращаться — собрать их обратно в Россию не получится, а в Англию — можно попробовать. Моему младшему надо учиться в школе. Смотреть на то, во что превращается российская школа, с учителями, погрязшими в навязанной бюрократии, бесконечной угрозой введения религиозного воспитания и требованием «растить патриотов» я больше не хочу и сыну не дам. Частные школы еще местами сохраняют неплохую атмосферу, но, по сравнению с хорошими школами в Англии, это все равно даже не XX, а XIX век. То, что я вижу в английской программе, несравнимо более современно, адекватно, эффективно. Да и networking, который здесь очевиден и включает детей из самых разных культур, в Москве не приветствуется и лишен разнообразия.

В-четвертых, как метко сказал один мой знакомый, «это не мы уезжаем, это Россия из-под нас уезжает». В России мало кто остался из моих друзей и знакомых. Моя единственная кузина и ее дети — в Париже, моя сестра — во Франкфурте. Брат моей жены с семьей — тоже в Париже. Мои коллеги по бизнесу — на Кипре и в США. Друзья — кто в Америке, кто в Испании и, конечно, многие в Англии. В последние годы стало очень трудно идти против рожна, тем более Европа такая маленькая — от Лондона до Брюсселя на поезде 1,5 часа, с друзьями из Германии можно встретиться погулять по Голландии, билет на самолет поперек Европы — 15 евро. Все-таки размеры России играют против тебя.

В-пятых, как это ни смешно, но я устал от того, что цветной телевизор у меня в окне работает только три месяца в году, а девять месяцев там черно-бело. Здесь, в Лондоне, зелень круглый год, улицы чисты (после дождя не надо мыть машину), даже в январе по зеленой траве парков местные гуляют в пиджаках (только надевают шарф). В Лондоне можно и очень здорово гулять по городу двенадцать месяцев в году. В Москве либо грязно, либо душно, либо холодно, а часто «два из трех». Здесь я живу в 45 минутах неспешным шагом от центра и почти никогда не езжу — все время хожу, за день можно пройти более 20 000 шагов. В Москве идти в центр мне бы не пришло в голову.

В-шестых, и это уже прагматические соображения, Англия создала достаточно уникальный режим налогообложения для таких, как я: собственно, я могу много лет не платить налогов с доходов, если я не ввожу их на территорию Великобритании. В России у меня такой возможности нет (как нет ее и у тех, кто мог бы так же въехать в Россию — я считаю это большим упущением российских властей); в Лондоне дорогая недвижимость, но, оставаясь в России, я отдал бы больше налогами, даже по новому льготному «пятимиллионному» правилу. Не то чтобы Англия не хотела собирать налоги, просто она хочет привлечь тех, кто обеспечит потребление и создаст налогоплательщиков в следующих поколениях. Так эмигрантами укрепляется общество.

Если этих шести ответов недостаточно, боюсь, придется дать еще один — седьмой. Нам просто очень нравится Лондон — старомодный, безумный (об этом много в следующих главах), эксцентричный и эклектичный и вместе с тем очень «свой». Мы его любим. Возможно, это — самый честный ответ (и в «русском» смысле вопроса тоже). Возможно, поэтому мы так легко в него выбрались, но как мы выбирались — это тема следующей главы.

Первую главу можно прочитать здесь.

Эти зарисовки называются «Лондон. Дневник новосела» и вполне соответствуют названию. Это записки о переезде и первых впечатлениях «оле хадаш» в столице Британской Империи от имени нового иммигранта и на уровне его понимания происходящего вокруг. Они ни в коем случае не претендуют ни на точность, ни на полноту, ни на достоверность описания Лондона, но всего лишь отражают увиденное, прочувствованное и пережитое в первый год с момента, когда нога автора вступила на британскую землю, впервые не сопровождаемая обратным билетом.

Андрей Мовчан