Андрей Мовчан. Английский дневник: Глава 13. «Здесь жили гномы»

Когда начинаешь видеть за Лондоном дома, сразу замечаешь характерное для «англосаксонской» модели домостроения превращение города в перевязь Портоса. Каким бы ни был фасад дома (многие фасады отделаны белым камнем или штукатуркой (stucco), украшены орнаментами и барельефами), три стены из четырех (две из трех, одна из двух — зависит от количества стен в доме) будут сложены из грязного дешевого кирпича, не оштукатурены и не чищены с момента постройки. Никого не волнует, что этих стен не видно, только если у вас инвалидность по зрению и вы стоите точно по центру фасада не более чем в пяти метрах от входа. У меня, признаюсь, удивление вызывают не эти три стены, достойные ограничивать склад изношенных покрышек на заводе по переработке резины в глубине промзоны (в конце концов, у всех свои приоритеты). Меня поражает четвертая стена: ее то зачем украшать, если три другие все равно исполнены в стиле povero primitivо, и, скажем, выходя в свой дворик, вы видите только и исключительно их?      

Размеры помещений в домах тоже продиктованы экономией. Я помню из детства, что в тяжелых условиях российского квартирного вопроса комната 18–20 квадратных метров считалась большой, а 9–12 метров — маленькой (в домах поновее маленькие комнаты «выросли» до 14 метров, но это было уже в 1980-х). Хрущевки ужасали 6-метровой кухней, а более новые дома «чешской» серии привлекали кухней 9,5–10 метров. 

В Лондоне традиции градостроительства отличались и отличаются от московских. Начать с того, что не только этажи они считают без первого, но и комнаты. В Москве «двушка» — это две комнаты и кухня, в Лондоне — три комнаты и кухня. Но в Москве у «двушки» (если она себя уважает) будут большая комната (5х4 метра) и маленькая (3х4 метра), кухня же будет скажем 3х3, туалет и ванная — раздельные. В Лондоне хорошая «двушка» легко может иметь reception (ту самую, непосчитанную комнату) размером меньше большой комнаты (например, 4х4 метра), две комнаты-спальни: одна — 4х3 метра, а вторая — 3х2 метра, кухню — в виде угла у reception; зато туалетов будет три, два из них — совмещенные с ванными комнатами. Плохая же «двушка» (все равно стоящая на текущем рынке как небольшой дворец в Москве) будет иметь reception 3х3 метра, спальни 3х2 и 2х2 (если не 2,5х1,5 — такие комнаты тоже есть, и некоторые риелторы, не боящиеся попасть в ад, называют их double bedroom), окно будет только в одной из спален, потому что вся квартира находится на lower ground floor (как вы помните, она будет игриво называться garden flat), но туалетов все равно будет три, правда, один будет располагаться на прямоугольнике 1х0,8 метра.  

Количество туалетов и ванных комнат меня удивило сразу и продолжает удивлять. Приходится предполагать, что у лондонских гномов обмен веществ намного быстрее, чем у людей, и пачкаются они намного сильнее; хотя почему так — непонятно. Лондон как раз существенно менее пыльный город, чем Москва, машины мыть надо очень редко, пыль на окнах не оседает. 

Как-то идя по фешенебельной улице в Маленькой Венеции с сыном и своим коллегой Томом, коренным лондонцем, я решил преподать сыну урок оптики. «Смотри, — сказал я ему, — вот тебе наглядный пример перспективы. Видишь четырехэтажный дом? Видишь, верхние этажи кажутся меньше нижних, а самый верхний — совсем низеньким. Это и есть эффект перспективы: верхние этажи дальше от нас, поэтому кажутся меньше».    

«О, это интересное выражение! — заинтересованно сказал Том. — Эффект перспективы! О да, лондонцы смотрели на все перспективно!» Мои знания законов оптики были посрамлены: оказалось, в Лондоне домовладельцы стоили дома экономно: первый (ground) этаж был для гостей и общих зон; второй (first) — для хозяев; третий — для детей; четвертый — для слуг. Чтобы сэкономить камень и отделку, высота потолков первых двух этажей была существенно больше, чем третьего и особенно четвертого. Во многих зданиях в Лондоне потолки верхнего этажа отстоят от пола на 2 метра с копейками (точнее, с пенсами) или даже без копеек. Впрочем, в новых зданиях в Лондоне нередко встретишь потолки 2,3 метра высотой вне зависимости от этажа — здания эти (на Canary Wharf, например) считаются элитными. Во мне где-то глубоко ухмыляется москвич, у которого потолки московского дома 3 метра, а 2,65 — это высота «панельки», фу на такое жилье. Но и старый лондонец может ухмыльнуться: в хороших домах XVIII–XIX веков (тех самых «колоннах» в пять этажей, на которые смотрели мы с Томом, потолки на lower ground и ground floors отстоят от пола на 3,5–3,8 метра, и даже первый (наш второй) этаж составляет 3 метра. 

Экономия бывает универсальной — на стройматериалах, например, а бывает ситуативной. В Лондоне часто можно встретить дома с заложенными окнами. Это наследие «оконного налога», существовавшего с 1696 по 1851 год и предполагавшего плату, пропорциональную количеству окон в строении. В середине XIX века его сменил современный council tax, но лондонцы так и не раскрыли заново большинство заложенных из экономии окон — на этот раз, видимо, для экономии сил. Впрочем, возможно, что дело не только в усталости горожан. Лондонские окна таковы, что решение их заложить вообще является достаточно разумным.

Стандартный оконный механизм, предполагающий раскрытие оконных створок, воспетый в изобразительном искусстве, в литературе и даже в структуре языка («распахнуть окно навстречу весне») в Лондоне является редкостью. Стандарт для города — это сдвижные окна, имеющие две створки: верхнюю (неподвижную) и нижнюю, сдвигающуюся вверх.  Старые лондонцы говорят, что такая оконная система придумана из-за сильных ветров, которые могут разбить открытые распашные окна, но на моей памяти сильных ветров в Лондоне не было. При этом в Германии (родине распашных окон и лидере оконных инноваций мира) ветра ничуть не слабее. 

Подъемные окна, как их ни сделай, никогда не достигнут совершенства окон распашных. Вымыть верхнюю створку снаружи физически крайне сложно — надо вылезать на подоконник. В закрытом состоянии окно не то что не герметично (как хорошие распашные) — оно «планово» сохраняет щель между створками: самое новое и пригнанное — несколько миллиметров, старое — пару сантиметров. Надо ли говорить, что 90% окон в Лондоне — старые? Поднимать и опускать створку всегда тяжело: от температуры и старости окна немного перекашиваются и клинят в направляющих. Сделать нормальный запор у окна фактически невозможно. Вместо ручки распашных окон лондонские сдвижные используют странную конструкцию, более всего напоминающую болт с головкой, подвижно закрепленной на нижней части фиксированной рамы, и большой гайкой. На верхней части подвижной рамы установлена металлическая деталька в виде буквы U. Когда окно закрывается, болт можно накинуть в проем детальки и прижать, завинтив гайку. 

Основная масса окон — деревянные, но не от богатства лондонцев, а от того, что сделаны они еще до начала использования пластика. Поскольку по своей конструкции сдвижное окно требует вдвое большей ширины, чем распашное, в Лондоне на ширине рам всегда экономили. В узкую раму не вставить стеклопакет (не говоря уже о принятом сейчас в Москве тройном пакете) — в основном в Лондоне окна состоят из одинокого стекла, редко — из крайне тонкого негерметичного двойного пакета. Одно стекло, неплотное прилегание створок к стенам проема и друг к другу, старость — все это делает окно источником холода в течение девяти месяцев лондонской осени. Лондонцы либо игнорируют этот факт (они вообще морозоустойчивы), либо отвечают дешевыми (в прямом смысле слова) ухищрениями: например, вставляют поверх окна изнутри щитки из оргстекла на холодный период, занимая уже весь оконный проем и лишая себя возможности окно открыть.

Теоретически, компания-производитель нормальных окон должна была бы в Лондоне обогатиться. Практически — она бы разорилась. В многоквартирных домах муниципалитеты не разрешат менять окна в отдельной квартире (да и во всем доме сразу тоже вряд ли — в муниципалитетах, как я уже писал, болезненно заботятся о сохранении исторического облика во всех случаях, кроме брутальной перестройки под социальное жилье или общественное здание). В частных домах получить разрешение на изменение облика фасада практически невозможно, а конфигурация окон входит в «облик фасада». Можно менять старые плохие окна на новые плохие, но заботятся об этом далеко не все домовладельцы, живущие в своих домах (опять экономия, проще ходить дома в свитере), и уж точно никто из сдающих жилье в аренду об этом не думает. По закону коммунальные платежи платит арендатор, теплопотери от окон арендодателей не волнуют. Остается сказать, что в Лондоне около 55% жителей арендуют жилье, и похоронить идею с созданием оконной компании.        

Другая интересная деталь архитектуры Лондона проистекает (простите за каламбур) из канализации. Вернее, из истории ее отсутствия. Многие дома построены еще до того, как выгребные ямы во дворах (которые незадолго до этого сменили просто выплескиваемые на улицу во время комендантского часа ведра) еще были нормой, а ватерклозетов не существовало. Но пришла цивилизация, в домах хотело появиться то самое избыточное количество туалетов и ванн, и, конечно, встал вопрос: как подводить к ним воду, а главное — как отводить ее в систему сброса сточных вод. Не ломать же все стены ради прокладки толстых (это тебе не отопление) труб? Решили ломать по минимуму, а трубы провести снаружи, благо холодов в Лондоне почти не бывает и содержимое этих труб не успеет с 36,6 градусов своего производителя охладиться до замерзания, пролетая по трубе. В итоге нефасадные (а кое-где и фасадные) стены лондонских домов, построенных до конца ХХ века, опутаны канализационными трубами, как вспухшими венами старческие ноги, а сидящие в маленьких двориках при домах хозяева и гости в минуты тишины могут точно определять по звукам труб, что и в каком туалете делает его посетитель. По вводам их можно узнать, где в здании расположены туалеты. Впрочем, на Букингемском дворце этих труб не видно — возможно, поговорка «принцессы не какают» пошла именно отсюда.

Кстати, о двориках. Великим достижением лондонского dwelling является почти повсеместное наличие двориков. У частных домов они частные, у многоквартирных — общие на квартал (прямо как в моем детстве в Измайлово). 

Частные дворики обращены внутрь лондонской махали, составленной чаще всего из домов террасных: они режут ломтями шириной в дом и длинной от 5–6 метров до (иногда, если повезет) 30–40 метров внутренности квартала, разделяясь между собой, как правило, старыми грязными покосившимися кирпичными заборами высотой метр-полтора. Небо над двориками обычно исчерчено проводами, которые изобильно развешаны внутри кварталов — так удобнее соединять разные дома, а о красоте никто не беспокоится. Чтобы провода не провисали, их то там то тут поддерживают старые покосившиеся деревянные столбы. Внутри дворик может быть очень ухоженным — с английским газоном и богатством цветущих кустарников (мы видели даже дворики с платанами и один — с высокой пинией), а могут быть заросшими и замусоренными — кому как нравится. 

Коммунальные дворики (communal gardens) обычно намного более ухожены; чаще всего это сплошной газон с редкими цветковыми деревьями, обеспечивающими разноцветье почти круглый год. В этих дворах гуляют дети, жарятся шашлыки, ведутся беседы за пивом — все как у нас в России. Входы в коммунальные дворы есть из подъездов, а есть и прямо с улицы, но на калитках — замки, а ключи розданы жильцам, и это коренное отличие от бывших московских — совершенно проходных — дворов. 

В пандемию наличие хорошего (гурманы англичане особо ценят направленный на юг) дворика у дома подняло цену объекта процентов на 30–40; наличие коммунального двора у частных домов (такое случается, если частные дома в квартале давно в основном приспособлены под квартиры, но среди них остается еще несколько «целых») считается теперь особым шиком и стоит еще дороже.   

Вернемся в лондонский дом. Еще одно разительное отличие от дома русского мы увидим прямо на пороге. В российской квартире или доме при входе вы попадаете в прихожую — солидное место, где обязательно находятся вешалка для верхней одежды, место для ботинок, зеркало и часто платяные шкафы (я видел, как в прихожих стояли даже велосипеды). В лондонских домах прихожих нет. Это не фигура речи — их и правда нет совсем (почти нигде). Ты входишь в дом и попадаешь в предбанник 1х1 метр в лучшем случае: направо — комната, прямо — лестница. За полгода в Лондоне я не встретил ни одной квартиры или дома с вешалкой при входе. Каждый раз, приходя, я спрашиваю: «А куда положить куртку?» Хозяева-британцы каждый раз искренне удивляются, что я в куртке и хочу ее куда-то положить (это как если бы я пришел в гости в Москве с живым крокодилом и просил показать мне, где ванна, чтобы пустить его поплавать), и в итоге моя куртка оказывается либо в спальне на кровати, либо в гостиной на кресле. Не лучше обстоит дело с местом для обуви — его нет и не просто так: лондонцы в гостях вообще не снимают уличную обувь, хозяева же дома ходят в домашней, но хранят уличную где угодно, только не близко к двери. Уходя, они идут надевать ее в это неожиданное место (часто — в спальню), потом проходят через всю квартиру. Обратный процесс аналогичен: с улицы — в грязной обуви в спальню. Впрочем, делается это далеко не всегда сразу, в грязной обуви можно походить по квартире, пока жизнь сама не приведет тебя к шкафу в спальне за чем-нибудь другим; вот тут-то можно и обувь поменять. Говорят, в старину в прихожих все же были вешалки — для шляп. Знаменитая математическая загадка о бесконечном количестве гостей и воре (пришло бесконечно много гостей, все сняли шляпы, пока они были в гостях, вор одну шляпу украл, как быть?) придумана именно в Лондоне. Но теперь шляп нет и вешалок тоже.

Прихожих в лондонских домах нет, но зато есть совершенно особая комната, называемая utility room. Это постирочная, кладовая, бойлерная и прочее в одном лице. Средняя ширина такой комнаты 1,5 метра, длина — 3–4. Тут, а не в санузлах или кухнях, англичане ставят стиральные машины, сушилки, хранят химию, лекарства и прочее. Здесь стоят котлы и бойлеры.   

Экономия места в лондонском доме не могла обойти стороной лестницу. Если помните, лондонский дом — это 4–5 этажей, на которых не вполне равномерно умещается 100–300 квадратных метров площади. Лестница — это передовой край экономии, место, которое (вслед за прихожей) можно сократить до предела, а уж потом очередь доходит до спальни. 

По нормальной лондонской лестнице невозможно занести не то что рояль — пианино небольшого размера, даже книжный шкаф. Мы, собственно, пианино сразу не стали никуда заносить и поставили на ground floor в столовую. Но и книжный шкаф (мы, как старые интеллигенты, вывезли большую часть нашей библиотеки из России), который мы купили онлайн, решительно отказался проходить в наш лестничный проем. Со шкафом приехали два поляка-грузчика, копии главного героя прекрасного польского фильма «Знахарь». Вслед за профессором Преображенским я решил, что скорее Айседора Дункан будет резать кроликов в ванной, чем я поставлю книжный шкаф в столовой, и спросил у бородатых польских великанов, что делать. «Пану можно занести шкаф через окно, но нужно специальное оборудование», — сказал старший великан. «Могут ли панове это сделать?» — «Да, но только послезавтра — надо взять оборудование и пригласить товарищей. Это будет стоить пану 250 фунтов».

Послезавтра вечером действительно приехали три пана, двоих я уже видел, третий был еще немного побольше тех двоих. Теперь, когда нам в телевизоре показывают метание ядра, в котором побеждают поляки, я смотрю на них в надежде узнать кого-то из своих помощников по заносу шкафа. Оборудование, которое они использовали, состояло из грубого дощатого настила и нескольких очень старых одеял класса «солдатское». Внос шкафа в окно второго этажа занял примерно 15 минут и более всего напоминал предполагаемый процесс строительства пирамиды древними египтянами. Еще час Янек (главный метатель ядра) рассказывал мне, как они «w tym mieście» «впроваджач жечи до домов». Если бы у меня было время и место, я бы написал книжку «Записки польского грузчика» — было бы интереснее этой.