Наталья Синдеева: «Если “Дождю” ограничат возможность освещать важные события, вот это будет настоящая проблема»

— Как живется в новом статусе?

— Когда приходит новость, которую, с одной стороны, ты ждал, а с другой, до последнего надеялся, что тебя эту участь минует, первые дни — это время некоторой внутренней истерики. Но не от ужаса, а от осознания, сколько всего нужно сделать. Мы три дня разрабатывали эти самые плашки (по закону, СМИ, признанное иностранным агентом, обязано соответствующим образом маркировать каждое свое сообщение. — ZIMA), решали, как их ставить, куда ставить. Первым моим желание было послать их всех в жопу, но не сидеть три ночи подряд с программистами, чтобы все это сделать, — ну да, сделать, выполнить требования закона, но постепенно. Но мы изучили опыт наших коллег, которые раньше нас были признаны иноагентами (сейчас в реестре российских СМИ-иноагентов 43 компании и физических лица. — ZIMA), и стало ясно, что постепенно не получится: за первое нарушение будет штраф 500 тыс. рублей, потом миллион, потом пять миллионов, а потом уголовка. Поэтому все организовать надо было очень быстро. От этого и истерика.

— Ну, первые дни — понятно, адреналин. А сейчас?

— А сейчас состояние — как похмелье. Потому что ты думаешь: а что дальше? И дело даже не в финансовых потерях, о которых все говорят. С этим так или иначе мы разберемся. Гораздо важнее вопрос, как вообще дальше работать. Вот, например, на BBC вышла заметка о том, что, возможно, иноагентам не разрешат освещать парламентские выборы (в России в сентябре пройдут выборы в Госдуму. — ZIMA). И если так и будет, если начнут накладывать ограничения непосредственно на работу, вот это будет большая, настоящая проблема. Я даже представить себе не могу, что мы не будем освещать важные события. Что к нам могут перестать ходить всякие провластные спикеры — они и так-то не очень ходили, но теперь у них есть формальный повод не ходить вообще. А информационному СМИ без таких спикеров и ньюсмейкеров работать очень трудно, потому что тогда как раз и возникает однобокость. Все это очень настораживает.

Дальше: ты думаешь, что на этом они ведь могут не остановиться и, например, начать признавать иностранными агентами самих журналистов (так и происходило с журналистами других СМИ, признанных иностранными агентами в России. — ZIMA). Вот это более неприятная штука, все коллеги говорят, что по-человечески, морально это давит. Можно сколько угодно шутить по поводу того, что сегодня статус иноагента в России — это знак качества, это признание твоего профессионализма, твоей независимости и т.д. Но на самом деле ничего хорошего в этом нет. Потому что это деление на своих и чужих.

Ну а больше всего расстраивает и напрягает вся эта начавшаяся кампания на прогосударственных каналах вокруг нас — это очень тяжело. Точно так же было в 2014 году, когда «Дождь» отключило большинство операторов. Тогда нас сначала называли медведевским каналом, потом украинским, британским — все время вешаются ярлыки. И эти ярлыки, к сожалению, на простого человека влияют. Я помню, спустя несколько лет я поехала в тур по регионам, мы общались с кабельными операторами, и я встречалась с обычными людьми, которые не смотрели «Дождь». И они мне говорили: ребята, ну вы же антироссийские, проамериканские или еще какие-то. Понятно, что когда я стою, объясняю, рассказываю, люди начинают больше понимать. Но ведь у нас нет ресурса, нет возможности объяснить это каждому! Да, мы объясняем, конечно, но делаем это у себя, для нашей аудитории, которая и так в нас не сомневается.

Короче, сейчас у нас такое отрезвление. Надо думать, как строить свою работу, как противостоять информационной кампании. Ну и, конечно, мы сейчас с юристами думаем, как это все оспаривать, доказывать, что мы никакие не агенты. В общем, по состоянию, по настроению все очень похоже на 2014 год: с одной стороны, мы бодры, мы не собираемся ничего отменять и сделаем все, чтобы продолжать работу; с другой, вопрос в том, какие будут дальнейшие действия с их стороны.

— Есть какой-то план на этот счет?

— Слушай, ну какой он может быть? Вот, многие нам говорят: ну вы же готовились к тому, что вас могут признать иноагентом. В том-то и дело, что нет, к этому невозможно приготовиться! Точнее, приготовиться, конечно, можно, но это означало бы, что нам пришлось бы что-то решительно подправлять в нашем королевстве, менять нашу редакционную политику, нашу модель работы. А мы не готовы этого делать. Соответственно, вот, по факту возникла проблема, и мы ее решаем. Так что стратегии в виде «если будет так-то, то мы сделаем так-то», такой стратегии нет. Тем более что мы просто не знаем, как будет.

— Тем не менее, ты говоришь, что это все было ожидаемо. Объясни, почему?

— Прежде всего, ясно, что все зачищается. Многие независимые медиа стали признаваться иностранными агентами. Это сигнал: началась зачистка информационного поля.

Был и второй сигнал, достаточно явный и четкий именно в нашу сторону, — когда нашего журналиста исключили из президентского пула, в котором мы были практически с самого начала «Дождя». Это был такой щелчок по носу — для работы канала это не так страшно, но демонстрация отношения к нам со стороны власти была явная. И мы предполагали, что за этим что-то последует еще.

Ну и, конечно, как только СМИ в России начали признавать иноагентами, мы спросили себя: есть основания для того, чтобы нас тоже признали иностранным агентом? Да, конечно, есть.

— Какие именно?

— Как известно, есть две причины, по которым СМИ могут признать иностранным агентом. Первая: ты цитируешь в своих материалах других иноагентов. Мы цитируем — от «Медузы» (зарегистрированный в Латвии русскоязычный интернет-ресурс. — ZIMA) и «Голоса» (российская региональная общественная организация в защиту демократических прав и свобод. — ZIMA) до Льва Пономарева (известный российский правозащитник. — ZIMA). Вторая: ты получаешь деньги из-за границы. Да, мы получали деньги из-за границы. Но тут начинается самое интересное.

За что нас тюкнули? Нам предъявили грант Евросоюза и сотрудничество с несколькими НКО — но все это, что называется, задним числом (подробнее о том, что послужило поводом для причисления «Дождя» к иноагентам, здесь. — ZIMA). Тот же Евросоюз раздает гранты СМИ в течение лет пятнадцати, и еще совсем недавно это была совершенно обычная практика: объявляется тендер по теме, СМИ подают заявки, они выбирают. Понятно ведь, что когда мы участвовали в этих тендерах — а первый был где-то в 2014-2015 гг., — никому и в голову не могло прийти, что это может плохо закончиться. Так почему не участвовать? Да, в идеальной картине мира мы бы, конечно, с радостью существовали только на деньги подписчиков, без рекламы, без каких-то спецпроектов, без спонсорства. Но мир не идеальный. И понятно, что делать телеканалал в таком объеме, который есть у нас, при всей нашей экономии — это все равно большой бюджет.

— Какой, кстати?

— Месяц работы телеканала стоит порядка 30 млн рублей. Это копейки с точки зрения бюджетов федеральных каналов, но это же большие деньги! И понятно, что от дополнительных денег отказываться не хотелось. Тем более от тех, которые не вызывали никаких вопросов. Мы ведь даже в рамках этих спецпроектов производили контент, который сами придумывали. Не было же такого: ребята, вот вам деньги, а теперь вы показываете то, что мы скажем. Нет! Это наши собственные проекты. Это то, что редакция и так могла бы делать, хотела делать и делала. Просто появилась дополнительная финансовая возможность, которой глупо было не воспользоваться.

— Не воспользоваться глупо, а воспользоваться, как оказалось, опасно.

— Слушай, ну так же очень далеко можно зайти! Я не хочу сейчас накликать беду на всех, но получение денег от компании Google за рекламу в Youtube, на которой зарабатывают все, — это ведь тоже получение денег от иностранной компании. Получение денег за подписку от иностранца — то же самое.

— И понимая все это и предчувствуя неладное, вы все равно ничего не стали менять?

— Я ж говорю: невозможно было! Невозможно взять и убрать все эти факторы. Даже если очень хочется и очень надо, прошлое не переписать. Поэтому мы поговорили, поняли, что сделать ничего не можем, и решили: ну ок, продолжаем работать как работали.

Некоторую надежду оставляло то, что все, кто до этого были признаны иностранными агентами, — при том, что все это российские граждане и одни из лучших журналистов, —так или иначе, у них у всех все-таки иностранных юрлица, и у них есть, объективно, иностранное финансирование. А «Дождь» — это чисто российское юрлицо, мало того, мы в свое время начали публиковать свою отчетность, чтобы ни у кого не было повода сомневаться, откуда деньги. Эта информация есть на сайте, все прозрачно. Но и это не спасло.

Больше скажу. Уже после начала применения закона о СМИ-иноагентах финансирование из-за границы получили больше 30 изданий. Среди них есть, например, даже Russia Today и «ИТАР-ТАСС». И это нормально — мир глобальный, и не может современное СМИ существовать без того или иного международного партнерства.

— А российская власть такие международные партнерства с помощью закона об иноагентах избирательно ограничивает и затрудняет.

— Да. Вот пример. Есть Библиотека Конгресса США, у них есть архив, они со всего мира складывают в этот архив материалы самых разных СМИ. И там куча в том числе российских СМИ. Они очень долго вели с нами переговоры, мы отнекивались, а они все не понимали: почему, вы что, идиоты? Ваш архив всю жизнь будет храниться в месте, где он не пропадет, и за обращение к этому архиву вы еще будете получать деньги. Ну ведь хорошая история в принципе! Короче, мы долго вели эти переговоры, решали технические вопросы. А сейчас что делать? С одной стороны, поскольку мы уже иностранный агент, терять уже нечего, мы можем наконец заключить с ними договор. Но, с другой стороны, мы же хотим избавиться от этого статуса, хотим доказать, что мы не верблюды, что не по букве закона, а по сути мы никакие не иностранные агенты. Значит, скорее всего, Библиотека Конгресса обойдется без нас. 

— Почему именно сейчас «Дождь» признан иноагентом? Выборы?

— Все говорят, что выборы. Но я не знаю. Откуда мне знать? Опять же, если допустить, что власть действительно хочет ограничить работу иноагентов во время выборов, то да, логично. Потому что иначе непонятно, чего добились-то? Ну признали нас иностранным агентом, ну поставили мы эти плашки, ну геморроимся теперь. Но мы же продолжаем работать. 

— Других неприятных последствий нет? Рекламодатели, например, не отворачиваются?

— Еще очень мало времени прошло, да и у нас не так много рекламодателей по факту. Но в целом по существующим контрактам пока нет проблем. Есть, наоборот, рекламодатели, которые откладывали размещение, рассматривали, а сейчас позвонили и написали, что все, теперь будем давать рекламу.

Это, кстати, всегда очень круто работает, потому что аудитория внимательно наблюдает за поведением рекламодателей в таких ситуациях. Я помню, когда «Глобус Гурмэ» в 2014 году был одним из немногих, кто не испугался и продолжил рекламироваться на «Дожде», зрители писали, звонили, приходили в эфир и говорили: все, мы теперь только в «Глобус Гурмэ» ходим! Раз они поддерживают «Дождь», мы их тоже будем поддерживать. Многие рекламодатели это понимают. Плюс внимание сегодня к нам повышенное, трафик вырос, аудитория выросла. Так что, в принципе сейчас дать рекламу на «Дожде» — это хорошо. Хотя есть, конечно, рекламодатели, которые говорят: да, мы планируем, но сейчас юристы думают, есть у нас риски или нет. Но прямых отказов пока не было.

Риски, скорее, в другом — в наших контрагентах: что будет с передачей сигнала, с нашими плеерами, с помещением, в конце концов. Формально, по закону, никаких ограничений на сотрудничество с иноагентом нет, но кто знает, что будет деле? Возможно, кто-то не захочет или не сможет рисковать. Но мы же optimistic channel, мы надеемся, что все будет хорошо.

— А позитивные последствия есть?

— Выросла подписка. Выросли донаты. Есть сплочение аудитории, людей. Ведь часто как бывает: многие, даже мои друзья, не смотрят «Дождь» — по разным причинам. Но сейчас такая волна, когда люди понимают, что покупка подписки — это не просто покупка доступа к контенту, который, может, тебе не так уж и нужен, а плата за то, чтобы все это продолжало работать. 

— У команды какое настроение?

— В целом хорошее настроение, боевое. Но и это понятно. Когда тебя начинают бить, все сплачиваются, это естественно. Мы очень открытые, как всегда. Мы собрали всех, я рассказала про все. Мы поговорили про риски, что могут начать признавать агентами конкретных журналистов, и сказали, что, конечно, канал будет обеспечивать в этом случае техническую и юридическую поддержку. Ну и, понимаешь, мое отношение — оно ведь тоже очень важно, оно передается. Все видят, что я не опустила руки, что я не в истерике, что мы делаем и будет делать все, что от нас зависит. Будем работать, будем защищаться.

— Скажи, вы не пытаетесь повлиять на проблему, скажем так, кулуарно? Оценить градус гнева, понять, можно ли этот градус понизить, какие могут быть дальнейшие шаги? 

— Нет. Вся информация, которая у нас есть, исходит от Пескова (Дмитрий Песков, пресс-секретарь президента России. — ZIMA), ну и Венедиктов (Алексей Венедиктов, главный редактор радиостанции «Эхо Москвы». — ZIMA), который пообщался с Песковым, поделился у нас в эфире своим видением ситуации. Вот и все. Мы ни с кем не общаемся, у меня нет никаких конфидентов, с кем бы я разговаривала. Более того, я не вижу в этом смысла. Наша позиция в том, чтобы оспаривать это решение и сделать максимально публичным весь этот процесс. Но мы еще даже от Минюста документов не получили. То есть официальной бумаги, с которой дальше уже можно пойти в суд, например, у нас нет. 

— Среди наших соотечественников, которые живут и работают в Великобритании, много тех, кто смотрит «Дождь», любит «Дождь» и сейчас искренне сочувствует «Дождю». Как они могут вас поддержать?

— Есть одна опция, которую я обожаю. Это подвешенные подписки. Суть вот в чем: у нас тысячи людей, которые хотели бы подписаться на «Дождь», но не могут себе этого позволить и просят помочь им в этом. И ты можешь выбрать одного такого человека или сто — и оплатить подписку для него или для них.  Хочешь, он может знать, кто за него заплатил, а хочешь — все будет анонимно. Это очень крутая история. И это способ реальной поддержки, которая сейчас для нас очень важна.