Загрузка ...
Обеденный перерыв в кофейнях, подобных моей, возможен только после трех, поэтому, как правило, за сорок минут мне нужно одновременно и решить все бюрократические дела, и забрать ребенка из школы. Из бюрократии сегодня только очередная заявка в агентство недвижимости, но то, что, в общем-то, должно бы делаться онлайн и занимать не больше получаса, сейчас рискует затянуться. Сижу с широкой светской улыбкой перед галантной девочкой-агентом и лихорадочно ищу английский аналог нашего «Вам шашечки или ехать?».
Тут стоит сделать практическое отступление.
О том, что придется менять мою чудесную студию над гаражом на что-то более квартироподобное, я знала изначально: да, на природе, но довольно далеко от школы; да, мило, но немного тесновато; да, с потрясающими лендлордами (уже успевшими стать мне близкими друзьями), но беспокоить людей каждый раз, когда требуется плита или стиральная машина, все же неловко… Поэтому вопросом аренды полноценной квартиры я задалась, как только поняла, что смогу ее оплачивать. Но оказалось, что агентам, честно представляющим интересы арендатора, я не интересна. К тому же выяснилось это далеко не сразу.
— Нужно оплатить аренду за три месяца вперед! — говорили они.
— Согласна, — отвечала я и отправлялась копить деньги.
— Нужно предоставить поручителя из тех, кто тут давно живет! — говорили они.
— Будет сделано, — отвечала я и отправляла письма знающим меня гражданам UK.
— С двумя сыновьями будет тесно в квартире с одной спальней, огромной кухней и гостиной, — они не унимались.
Думаете, в ответ я сообщала, что когда-то, еще до покупки первой собственной квартиры в Украине, чудесно чувствовала себя в съемной малогабаритке, а вот совсем недавно, на время ремонта в нашей роскошной евротрешке, мы всей семьей переселились в однокомнатную хрущевку и отлично там разместились?
Нет, я снова соглашалась, копила, рассылала письма и не теряла оптимизма…
А потом мне удалось лично поговорить с одним арендодателем, и миру розовых очков пришел конец.
— Недвижимости мало, а людей много, — честно признался он. — Агенты вам, наверное, этого не скажут, но все лендлорды придерживаются трех правил: no animals, no kids, no non-professional. Хорошее агентство, скорее всего, даже рассказывать о вашем интересе мне не станет. А если станет, то я только посочувствую. И вам, и самому себе, и им. Вам — ясно почему, себе — так как я, в сущности, человек добрый, и мне ужасно неприятно отказывать в подобных ситуациях, им — потому что я немедленно сменю агентство на то, где больше ценят психику лендлорда.
Тут у меня, конечно, опустились руки.
Я вспомнила, как знакомая девочка, обладающая, кстати, куда большими финансовыми возможностями, чем я, «зачем-то» прикладывала к заявкам в агентства видео, на котором она многозначительно кивает, а ее 14-летний сын на безупречном английском рассказывает, какими чудесными и аккуратными арендаторами будут они с мамой. Я тоже, может быть, могла бы позабыть о своей боязни камеры и попросить старшего сына нас прорекламировать, но 6-летнего Игорешу на видео не скроешь…
Вспомнила, как подруга в Европе «зачем-то» покупала дорогущую страховку, обещающую покрыть ущерб, который мог бы нанести ее кот чьей-то квартире. Но на детей подобную страховку, мне кажется, не выдают…
Вспомнила одну очень милую киевлянку, которая в конце концов плюнула и «почему-то» вернулась домой. Киеву тоже сейчас совсем несладко, но в мой родной Харьков, который беззащитен перед империей зла из-за близости границы и который бомбят ежедневно, с детьми возвращаться никак нельзя…
Ситуация показалась такой безвыходной, что я, решив, мол, хуже уже не будет, пошла напролом: рассказывала агенту все как есть и сообщала, что буду доставать, пока он (в данном случае она) не устанет от меня настолько, чтобы все же решить проблему.
Увы, при воплощении этого плана у меня не хватало то напористости, то словарного запаса. Это было уже третье агентство (по одному в день), и я продолжала разговор, скорее, просто потому, что пообещала себе его провести, а не из надежды на положительный исход.
— Я понимаю, что лендлорды вправе диктовать свои условия, — бубню я, сама себя сбивая с нужной мысли, — цена недвижимости растет с каждым годом. Вдумайтесь, всего сто лет назад хороший дом стоил 600 фунтов, а сейчас уже 600 тысяч.
— Правда? — удивляется собеседница.
— На табличке в одном из ваших парков написано, что основательница вложила в него 300 фунтов, которые по тем временам составляли половину стоимости дома. Это было в 1920-х годах.
— Вы что, историк?
— Нет, литератор, — я хватаюсь за то, что агент сама вернула меня к нужной теме, как за последнюю соломинку, — Так вот, спросите своих клиентов-арендодателей: им шашечки или ехать? — не найдя аналога, я произношу последнюю фразу без перевода, но тут же поясняю. — Если им важнее регалии, то расскажите им, что я писатель и математик. Могу по требованию предъявить свои два диплома и длинный список изданных сольных романов. Но если им хочется знать, чем я зарабатываю на аренду, то да, я официантка из кафе. И, честно говоря, мне кажется, второе, в совокупности с готовностью дать солидную предоплату, должно перевесить их нежелание селить kids, animals и non-professional…
Девочка делает круглые глаза, и я в подробностях рассказываю про свое общение с честным лендлордом.
— О, господи! — восклицает она. — Вот прямо так и сказал? Это дискриминация, вообще-то. У нас так не принято. Если такое мнение и есть, то оно, ну… скорее, просто как поверье… Суеверие… Это преодолимо, но, когда есть другие претенденты на квартиру…
— Понятно, — говорю, уже не в силах скрыть сарказм. — Я для вас что-то вроде черной кошки, перебегающей дорогу. Ее боятся в общем, но, познакомившись лично, берут конкретных черных котят в дом и очень любят. Хорошенькое сравнение…
Тут выясняется, что примету про черных котов девочка не знает. Зато она рассказывает про сорок: увидеть одну сороку — к несчастью, а двух или больше — уже к радости. Поэтому, заметив эту птицу, англичане сразу начинают искать еще.
Так неожиданно я вдруг получаю ключ к давно волнующей меня загадке.
— Так вот в чем дело! — радуюсь. — История Сорочьего переулка проясняется! Он еще двадцать лет назад был в вашем городке. Но вывеску все время воровали. Наверное, кто-то верил в неудачу. Или, наоборот, хотел скопить у себя дома много «сорок» на счастье. Табличку срывали столько раз, что переулок в конце концов пришлось переименовать. Кражи сразу прекратились. Теперь там переулок Судного дня, — я снова ухожу от нужной темы и возвращаюсь очень неуклюже. — И это, кстати, много говорит о том, что, как и для меня, любые суеверия для местных жителей — полный бред. Один из самых престижных районов города состоит из улицы Судного дня, сада Судного дня, переулка Судного дня и даже тупика Судного дня. И всем отлично там живется. Как вам такое?
— Я даже не задумывалась, — смеется собеседница. — И знаете, я все же напишу, что вы историк. Так будет внушительнее, — тут она смотрит что-то в файлах базы и скисает. — Честно сказать, я не могу вас обнадеживать. Мы вас будем вас иметь в виду, подпишем на рассылку, но…
— Я работаю в двух шагах от вашего офиса и буду каждый день заходить, чтобы осведомиться, как мои дела, — перехожу к прямым угрозам я.
— Я всегда рада с вами пообщаться, — не отступает девочка.
Мы смотрим друг на друга улыбаясь, с полным взаимопониманием и осознанием того, что ситуация, увы, ничуть не изменилась.
И тут — вы не поверите! — словно в замедленном кино, сначала на заоконный карниз садятся три сороки, а потом экран моего телефона загорается, извещая о новом сообщении. Мои чудесные текущие лендлорды прекрасно знают о наших с детьми приключениях и, как всегда, стремятся помогать. И, кажется, после десятка неудач они-таки нашли мне нужную квартиру. Вот прям сейчас, пока я обсуждаю свою бесперспективность с девочкой-агентом, они уже договорились о просмотре… Я перечитываю сообщение три раза и понимаю, что проблема решена.
Конечно, суеверия — чистый бред, но я, чтобы не сглазить, не стану тут писать, мол, я везунчик. А напишу лишь, что ужасно рада и что, как ни парадоксально, буду скучать по ситуациям, когда из-за плиты или стиралки мне нужно уходить в соседний дом. Ведь в доме этом — замечательные люди.