Психотерапевт Ольга Мовчан – о том, как семейные призраки помогают выжить в трудные времена

Оказалось, что вопросы, которые ставит перед нами время (почему я так переживаю случившееся, а мой коллега иначе, решаю я оставаться или уезжать, прерываю связи с оставшимися или поддерживаю, что для меня является опасным, а что дает надежду), и способы, которыми мы на эти вопросы отвечаем, в значительной степени определяются посланиями прошлых поколений, которые часто воспринимаются неосознанно.

Осознанная передача тоже происходит — тогда мы говорим о продолжении традиций или поддержании семейных ценностей. Но с тем, что мы осознаем, мы обходимся гораздо проще. Неосознанная передача от предков к потомкам некоторого набора реагирований, поведенческих паттернов, способов принятия решений называется трансгенерационной передачей. Она происходит на невербальном уровне через символы, образы, жесты, интонации, манеры речи, движения, взгляды, необъяснимые проявления.

Еще недавно трансгенерационную передачу относили к негенетическим формам наследования. Сейчас генетический вклад в природу этого явления тоже обсуждается в контексте эпигенетических исследований. Эпигенетика исследует факторы, влияющие на проявление генов, которые не связанны с нуклеотидной последовательностью ДНК. К таким факторам, в частности, относятся разные аспекты окружающей среды. Проявление тех или других генетически обусловленных свойств может происходить под влиянием разных факторов (в том числе психологически или физически травмирующих). Причем эта способность проявляться или не проявляться в определенных ситуациях записывается на уровне ДНК и может передаваться по наследству. 

Основных механизмов эпигенетического наследования три: метилирование ДНК (оно, как правило, подавляет экспрессию генов, а деметилирование, наоборот), модификация ядерных белков и замалчивание малыми генами. Свойства, обусловленные определенными генами, таким образом, могут проявляться полностью, частично или вовсе не проявляться, кардинально меняя свойства и поведение человека. 

Представьте себе предложение, в котором в зависимости от каких то факторов проявляются разные слова. Например: 

• если вы находитесь на острове и есть угроза наводнения необходимо опуститься на дно лодки и (не) ждать, (а, не останавливаясь, двигаться в сторону материка, делая все,) чтобы вас заметили проходящие мимо большие корабли;
• если вы находитесь на острове и есть угроза наводнения, необходимо (опуститься на дно лодки, и) не ждать, а, не останавливаясь, двигаться в сторону материка, делая все, чтобы вас заметили проходящие мимо большие корабли.

Как можно заметить, смысл, способы реагирования  и паттерны поведения, связанные с таким наследованием, могут кардинально меняться.  

То, что мы получаем посредством трансгенерационной передачи, может сопровождать нас всю жизнь, а может проявляться в моменты, когда нужно сделать какие-то важные выборы (профессиональные, выбор партнера и тд) или актуализироваться во время любых чрезвычайных ситуаций (войн, эпидемий, политических катаклизмов), требующих от человека инстинктивных решений. С эволюционной точки зрения, это оправданное приспособление, значительно экономящие время следующим поколением, особенно, если предположить, что мир достаточно постоянен. Может когда-то так и было. Однако сейчас, когда он неустойчив и очень динамичен, неосознанные паттерны скорее уменьшают способность делать полезные для выживания и адаптации выборы. 

Неосознанность – главная ловушка транспоколенческого наследования. Передается, как правило, то, что передавать никто не собирался. Напротив, это что-то, что, скорее,  замалчивалось или скрывалось, что-то неприятное или страшное, связанное со стыдом, виной, опасностью или горем и сильно эмоционально заряженное (репрессии, самоубийства,  усыновления, преступления, психические заболевания, бедность и т.д). Не случайно, когда обсуждается трансгенерационная передача, мы чаще всего слышим слово «травма» – передача травматического опыта через поколения. Такой опыт часто сопровождается характерными для травмы неприятными переживаниями, главные из которых – страх, гнев, стыд и переживание одиночества, отстраненности, собственной «неправильности».  Именно это часто ловится последующими поколениями. 

Хорошая новость в том, что многими аспектами этих унаследованных свойств при выводе их в сознательное поле мы можем управлять, меняя запрограммированные паттерны. 

Одна из моих клиенток обратилась по поводу сложностей у дочери в школе. Девятилетняя дочка отказывалась ходить в школу, боялась, что ее будут ругать, выгонят или отправят к директору. Клиентка разговаривала с учителями, никаких поводов у ребенка для этих страхов не было. Учителя ее хвалили и были ей довольны. Клиентка очень тревожилась еще и потому, что у нее было что-то похожее: все детство она боялась наказания и чувствовала себя виноватой без всякой причины, ей казалось, что соседи на нее косо смотрят, и это было довольно мучительно. Более того, и во взрослом возрасте (а на момент обращения клиентке было под сорок) она часто переживает необъяснимую вину и думает, что чем-то не хороша. Клиентка была из семьи с тремя детьми, у нее был старший брат и младшая сестра. Во время терапии ей стали сниться навязчивые сны про какого-то мужчину, который дарит ее сестре торт и берет ее на руки. В ходе работы, которую я здесь опущу, клиентка решилась поговорить с родителями и выяснила, что ее младшая сестра имеет другого биологического отца. У матери был любовник. Она забеременела, сказала об этом отцу…. Вина матери оказалась естественным паттерном поведения, который она транслировала дочке. 

Дело, конечно, не в том, что на нее снизошло откровение. Скорее всего, она слышала что-то и вытеснила это в детском возрасте. Но вину мамы как паттерн поведения она пронесла через всю свою жизнь и передала дочери. После того, как ситуация стала открытой (к счастью, все члены семьи согласились поговорить открыто о своем прошлом, это не было просто, им пришлось ходить на семейную терапию), отношения в семье стали значительно менее напряженными, и девочке, по поводу которой клиентка обратилась за помощью, значительно полегчало. 

В этой истории было возможно ухватить содержание, потому что было у кого спросить. Часто спросить некого и приходится догадываться или достраивать реальность.  Обычно самым уязвимым в этом смысле оказывается четвертое поколение. Первое поколение – это собственно те, с кем случается некое травматическое событие, и они по разным причинам (чтобы уберечь семью, из чувства стыда или чтобы самим не встречаться с болезненными переживаниями) подавляют свои переживания и скрывают то, что с ними происходит. Второе поколение, несмотря на попытку предыдущего поколения скрыть то, что произошло, как правило, догадывается о том, что случилось, ясно понимая, что это то, о чем нельзя говорить, не спрашивает и передает информацию дальше. До третьего поколения, таким образом, долетают лишь ошметки содержания. Однако у этого поколения иногда еще и сохраняется возможность прояснить что-то у носителей опыта. Иногда это получается, потому что острота травматического события и опасность, связанная с его раскрытием, к этому времени  отступает. К четвертому поколению носители опыта, как правило, умирают и уносят с собой содержание. Материал оказывается вытесненным в область бессознательного, и именно в этом поколении становятся наиболее выражены проблемы психологического функционирования. 

Неосознанные и не переработанные обломки травм и ужасов прошлых поколений присутствуют и довольно сильно влияют на людей, вызывая массу разных переживаний, включая вину, страх, стыд, ощущение неуместности, рождения не в то время, застревания между мирами, ощущения каких-то не выполненных миссий, которые они должны довыполнить, чтобы что-то починить, восстановить или взять реванш. Это происходит с отдельными людьми, в семьях и в социумах (государствах, народностях и т.д.). 

Ключевыми параметрами для транспоколенческой травматизации на уровне семей и социумов исследователи считают несправедливость и этические нарушения. Когда совершается какая-то несправедливость, неизбежна травматизация, и она будет передаваться из поколения в поколение, пока не будет восстановлена справедливость. 

Анн Шутценбергер, автор книжки «Синдром предков», полагает, что в каждой семье  присутствует некий учет долгов, заслуг и несправедливости. «Законы невидимой лояльности» требуют восстановления справедливости и оплаты долгов. Неоплаченные долги переходят к потомкам, принимая форму тех или иных проблем. Если один из братьев обманул другого и завладел наследством, радости это не принесет потомкам обоих братьев, которых будут связывать причудливые нити, пока справедливость не будет восстановлена. В этом нет ничего мистического, просто подавленное чувство вины и стыда одного и горечи и обиды другого будут тем больше, чем больше они будут замалчиваться и становиться трансгенерационным объектом, не имеющим содержания. 

Особенность человеческого переживания в том, что мы не можем завершить его, пока оно не приобретает ясную форму, не осознается нами как что-то понятное. Особенности транспоколенческой травматизации в том, что опыт не вербализован, не назван, а значит, не может быть пережит, переварен. У него нет формы. Он не является фигурой. Но это что-то, что очень ясно присутствует. Что-то, о чем нельзя говорить и при этом невозможно забыть. Что-то, что настойчиво требует воплощения, хотя в большинстве случаев не осознается. У людей возникает ощущение присутствия чего-то отсутствующего, чего-то, что не имеет ясной формы, не является фигурой, с которой можно что-то сделать – поспорить, пережить, принять, отрицать – это непонятно что, но очень ясно присутствующее. Нельзя убить Воландеморта пока он не обретет тела. 

Перель Вилговиц обозначает это явление как «комплекс вампира». Она сравнивает эти невоплощенные переживания, передающиеся от одного поколения другому, с вампиром, который есть, но не отражается в зеркале. Присутствует и отсутствует одновременно. И как вампир, который обескровливает эти транспоколенческие объекты, отнимают энергию и мешают жить собственную жизнь, ограничивая человека коробочкой травмы предков. Если коробочки не были открыты и разобраны, это влияет на разные аспекты жизни. 

Последний год оказался лабораторией для демонстрации разных транспоколенческих реакций. Политические катаклизмы и войны, как я уже говорила выше, актуализируют трансгенерационные влияния. Людям не просто понять и принять смыслы друг друга. Тем более, что трансгенерационная передача несомненно происходит не только на уровне семейном и родственном, но и на уровне групп и целых сообществ. 

В центре коллективной травмы, как правило, находится какое-то реальное историческое событие или период (военное вторжение, диктаторский режим, природная катастрофа), пережитые определенной группой (этносом, государством) людей. Это влияет на каждого члена группы и становится частью культурной идентичности, переплетается с личным опытом, во многом определяя, как живет эта группа. Поскольку ключевыми моментами в транспоколенческом наследовании считаются несправедливость и этические нарушения, задачей социума является пережить травму, исправить несправедливость или хотя бы признать ее. 

Переживанию коллективной травмы мешают искажения, замалчивание и вранье. В этом случае формируются те же трансгенерационные объекты, только их влияние на людей в силу размаха «песенок и побасенок» оказывается гораздо более масштабным. И тогда травматический опыт будет продолжать передаваться следующим поколениям, повторяться снова и снова до тех пор, пока психологические процессы не будут завершены, а справедливость не будет восстановлена. 

Иногда формируются замкнутые круги. Например, если общество не справилось с какими-то переживаниями, скажем с виной или стыдом, оно будет формировать ситуации, в которых такая возможность появится. Если по тем или иным причинам столкновение с этими переживаниями невыносимо, они будут подавляться, компенсироваться другими до следующей попытки. Чувство стыда, например, можно попытаться компенсировать гордостью за державу, «вставанием с колен» или наоборот уничижением. Не пережитые чувства превращаются в трансгенерационные объекты и передаются следующим поколениям (реакции которых, к сожалению, в некоторой степени запрограммированы), приводя к новым и новым повторам, пока кто-то не решится с ними встретиться и их признать. 

Единственный способ борьбы с этим – познакомиться с призраком, вывести его в сознание, признать, пережить и завершить круг. Трансгенерационный объект должен обрести имя и форму. Он должен быть наречен. То, что нельзя называть, должно быть названо и помещено на свое место в контексте личной истории или истории сообщества или государства. Психотерапия, искусство, литература, история – главные способы справиться с транспоколенческой травматизацией. А еще сохранение памяти о несправедливости, и, наоборот, о людях, которые оказались достаточно стойкими или смелыми, чтобы сохранять способность называть вещи своими именами.  

И тогда есть надежда, что человечество немножко больше научится восстанавливать справедливость и передавать потомкам не только долги, но и благословение на их собственную полную жизнь.