Загрузка ...
До того самого дня Бог был Британцем. Он придирчиво следил за полетом вальдшнепов над зелеными до черноты перелесками Мидланда. Он кудахтал, как куропатка, и ухал, вращая головой вокруг своей оси, как полярная сова. Он допивал за козами воду шотландского Высокогорья и бродил с крошечными, как пауки, крабами по широкой каменистой отмели между Островом и Континентом, которую позже покроют морские воды и назовут Ла-Маншем.
Тот Бог был больше соседом, чем начальником. Посредником между космосом и друидом. Серые, похожие на корнуолльские ракушки, валуны Стоунхенджа были не Его храмом, а обсерваторией. Бог был чем-то вроде видоискателя, метафизического зума, позволяющего заглянуть за горизонт событий.
Но однажды на горизонте появились римские легионы, с их сталью и пурпуром, с их блестящими шлемами, в которые британскому небу было неловко смотреться: отражение не добавляло лихости его сизо-серой физиономии, куда ему до имперского пурпура.
Римляне были многочисленны и суровы. Они верили в дисциплину и в целую дивизию собственных богов, которых они понадергали из всех дыр Европы и Малой Азии.
На британского Бога они не обратили внимания, приняв его то ли за угря, то ли за устрицу. Устриц легионеры ели сырыми, а угря долго варили на медленном огне, и рыба превращалась в серое месиво, похожее на небо над Колчестером.
Легионеры назначили местным божеством иранского Митру. Он был богом Света, олицетворением Непобедимого солнца – Sol Invictus. В конце существования мира, когда добро станет сильнее зла, Митра должен возвратиться на землю, окончательно победить зло и установить царство добра и счастья.
В Лондониуме, будущем Лондоне, для Митры построили храм в районе Банка Англии. Судя по тому, что зло еще не побеждено окончательно, Митра пока не вернулся на землю, но его имя в Британии сохраняют вывески пабов.
Сначала казалось, что эти люди в тяжелых доспехах (шутка ли, но тридцать кило стали, меди и дерева таскал на себе каждый!) пришли сюда ненадолго. Кто в здравом уме будет тащиться на край света для того, чтобы слушать пение сойки и следить за полетом вальдшнепов, а ничего увлекательнее в островном меню вроде не планировалось.
Но легионеры остались. Они построили города, провели водопровод и отопление. Разбили виноградники и проводили время в банях и храмах, которые зачастую легко было перепутать между собой: и римляне, и их боги одинаково ценили роскошь и удобство.
Это продолжалось почти пять столетий, а потом легионеры ушли, также неожиданно, как и появились. Ушли, бросив храмы и гарнизоны, практически в одночасье, обратно в Рим, чтобы сгинуть там уже навсегда в пекле разрушительного барбекю, устроенного варварами Алариха на месте великой Империи.
Вместо легионеров из Рима пришли другие. У них не было тяжелого оружия, и вместо деревянных щитов с фаюмскими портретами вся их поклажа состояла из того, что они называли Словом. Но слово это было от Бога, и слово это было Богом.
Этот Бог был родом из Иудеи, он тоже был богом Света, но он сократил небесный штат до оного себя, и теперь в нем не было места ни для Митры, ни для британского Бога. Этому богу не было дела до полета вальдшнепов, ему не нужна была поддержка Непобедимого солнца, потому что он и так был всем.
Старые боги растворились в пейзаже, друиды забросили обсерваторию в Стоунхедже, потому что какой смысл следить за космосом и вращением звезд, если время закончилось, и Вселенная остановилась.
Сама Британия тоже уже не была той Британией, белые скалы которой дразнили Цезарей. Кельты перемешались с англами, саксами, датчанами, норманнами и всяческими варварскими племенами, у которых хватало духу сесть на лодку и переплыть канал, который уже начали называть на языке франков, возникшем из смеси варварского наречия и высокой латыни, Ла-Маншем.
Новый бог был евреем, говорил на арамейском, но в нем был секрет того, что позже позволит Британии стать величайшей империей в человеческой истории: упрямство и универсальность.
Примерно через тысячу лет после того, как римляне оставили Британию, Британия оставила Рим. Английский король Генрих VIII покинул юрисдикцию папской веры и объявил себя начальником новой христианской церкви – англиканской.
Это была бета-версия Брекзита: островитяне демонстративно ставили себе на отдельное место не только в европейской географии, но и во всех остальных смыслах. Юридически они отдавали власть над душами кесарю, что было в духе реформистских движений того времени. Правда, английской версией реформации руководила не романтическая мечта о разрушении римской монополии на доступ к жизни вечной, но и меркантилизм. Генрих, будучи сам убежденным католиком, порвал с католичеством из соображений выгоды, гордыни и сиюминутной политической необходимости. Как и Брекзит, многим и на континенте, и на острове, это решение казалось катастрофическим. Тайные островные католики готовили перевороты, Испания и Франция точили ножи, и, если бы не везение и сила духа дочки Генриха VIII и Марии Болейн (двоих, в наибольшей степени ответственных за факт создания англиканской церкви), возможно, никакой Британской Империи спустя два столетия просто не было бы.
Но Непобедимая Армада утонула, французы запутались в интригах с Марией Стюарт, и Англия уцелела. Более того, поскольку Елизавете в силу чутья, ума, божественного откровения или каких-то гуманитарных соображений не пришло в голову запустить на Острове что-то вроде института протестантской инквизиции и устроить собственную варфоломеевскую ночь, Англия первой страной в мире со времен Римской империи сделала существенный шаг вперед в той области, которую впоследствии назовут свободой личности.
Английский перевод библии, сделанный при наследнике Елизаветы Якове I (шотландском короле, сыне казненной Елизаветой Марии Стюарт, единственном протестанте среди прямых наследников престола), до сих пор считается одной из самых читаемых книг на английском за всю истории этого языка.
Божье слово, переведенное на язык Шекспира, принесло в Англию семнадцатого века цунами искренней религиозности. Цунами такой силы, что едва смогли устоять породившая его англиканская церковь и сама английская монархия.
Генрих VIII отверг духовную и светскую власть папства, избавился от культа мощей, монашества, строгого поста, иммерсивных практик богослужения с их постановочными эффектами, цветными витражами и покрытыми золотом статуями святых. В итоге получилось, что в руках церкви остались формальные атрибуты духовной власти, а непосредственно Слово Божие перешло в распоряжение паствы. Образованная часть среднего и нижних классов стала искать в Священном писании ответы на свои запросы и вдруг обнаружила, что Христос и Апостолы говорили совершено злободневные живые вещи, которые официальная церковь либо замалчивала, либо искажала.
Англиканская церковь, еще вчера считавшаяся проявлением европейских прогрессивных течений, вдруг превратилась в контрреволюционное явление, в Рим без ярких выразительных средств, без Микеланджело и Аве Марии. Народные трактовки Библии породили в Англии семнадцатого века движение пуритан и множество небольших сект, прочитавших в четвероевангелии что-то интимно свое.
Эта духоборческая эпидемия закончилась цареубийством и гражданской войной, в результате которых само существование Англии было поставлено под вопрос, но в итоге все сложилось только к лучшему. И одну из важнейших ролей в этом лучшем сыграла небольшая Секта Друзей, которых недруги называли «квакерами» – «трепещущими», и которые это издевательское прозвище в итоге приняли в качестве бренд-нейма.
История квакерства – это рецепт превращения бесконечно малого в бесконечно большое. Фокус превращения благих намерений и последовательного упрямства не в ад, а нечто противоположное аду. Еще не рай, но то место, с которого уже можно его рассматривать в сильный телескоп.
Движению Друзей человечество обязано:
- Появлением английского закона о гражданских свободах, ставшего образцом для всех аналогичных законотворчеств;
- Штатом Пенсильвания, ставшим прообразом демократической Америки, позаимствовавшей из пенсильванских установок свою Конституцию;
- Равноправием мужчин и женщин, отменой рабства, борьбой с голодом и еще массой менее значительных социальных и политических явлений последних трех с половиной веков.
Весь этот масштабный набор идей и проектов возник в голове Джорджа Фокса, сына ткача из Лестершира. Фокс родился в 1624-м, через год после издания первого посмертного инфолио Шекспира, еще одного простого жителя английского Мидланда, мыслящего на планетарном уровне. Шекспира спустя сто лет начнут подозревать в ирреальности, интеллектуальная иерархия не могла смириться с тем, что такой корпус текстов мог оставить после себя обычный представитель мидл-класса, а не аристократ, закончивший Итон и оксфордский Крайст-Черч.
Однако пример Джорджа Фокса и многих других современников и наследников Барда показывает, что в то время Англия была чем-то вроде древних Афин и средневековой Флоренции, если смотреть на нее через перископ технологии превращения крестьян в философов.
Фокс называл свое знание и процесс обретения этого знания Внутренним Светом. Он тоже искал истину в Священном писании, тщательно пропуская через себя его слова, пробуя их на вкус, выдувая из слов пузыри, как из резинки Wrigley’s.
Но все оказалось проще. Он получил Знание не через Слово, а через откровение.
В 1647-м году 23-х летний Фокс оказался на одном из самых знаменитых английских холмов Пендл, к северу от Манчестера. Это было местом мистической силы со времен друидов. За тридцать лет до визита Фокса там жило товарищество эффективных английских ведьм. Ради этих ведьм при Якове Первом пришлось даже изменять законодательство, чтобы привлечь население ведьминого холма к ответу перед судом.
Бог весть, почему и с какой целью оказался на этом холме молодой Джордж Фокс. Важно лишь то, каким он с этого холма спустился.
Он рассказывал о своем опыте, как о видении Света – света, который разгорается изнутри и освещает все происходящее в этом мире. Он увидел Бога, а поскольку Фокс уже не знал древних богов, он решил, что это Христос. И этот Бог сказал ему, что правда всегда одна, и в мире нет ничего сложного. Все равны перед богом, а все придуманные иерархии, войны, законы, привилегии – это одна большая ложь.
А слова, пусть это даже истинные слова Священного писания – это всего лишь слова. Они могут быть подвержены трактовке, в то время как Свет истины только один.
Спустившийся с холма Пендл в долину Бернли Джордж Фокс был человеком Внутреннего Света. И он пошел с Севера на Юг через Англию, проповедуя о мире, в котором все минется, но останется одна правда.
В год 1649-й, когда в Англии вместе с головой Карла Первого, поднятой над эшафотом в Вайтхолле, закончилась королевская власть, Джордж Фокс создал сообщество Людей Внутреннего Света, не признающее никакой власти. Квакеры собирались в простых домах, у них не было священников и не было литургии. Никто не выступал с заранее прописанной проповедью, слова звучали только если на кого-то из участников собрания вдруг нисходил Божественный свет. При этом не надо было изъясняться связно, не надо было произносить проповедь. Достаточно было просто трепетать (to quake), что изрядно смешило современников квакеров, не разделяющих их пренебрежения процедурой.
Английская история, как и любая другая, знала массу анархических сект и движений, но все они были в основном контрапунктом к какому-то действующему институту: власти нормандских баронов, монахов, католиков, англикан и тд. Фокс отрицал возможность власти человека над человеком в принципе. За полвека до него Англией правила королева, но и во времена ее власти невозможно было сказать, что женщины равны мужчинам даже в качестве придворного комплимента.
Фокс говорил, что любая женщина, королева или прачка, равна любому мужчине. А король ничем не лучше своих подданных. Власть вообще отвратительна, как руки брадобрея.
В результате Фокса сажали в тюрьму и при роялистах, и во времена республики Кромвеля, его не устраивал любой политический расклад, при котором попирались личные права. При этом, Фокс запрещал любое насильственное сопротивление. 13 000 квакеров отсидевших и при Кале, и при Кромвеле шли по этапу безропотно, как юные навальнисты. В более вегетарианские времена Фоксу предлагали правительственные должности, но он отказывался от любого сотрудничества с государством, от любого участия в его карательной машине – будь это армия или совет по вывозу городских отходов.
Возможно, Фокс так бы и остался романтическим персонажем времен буржуазной революции, если бы однажды он не встретил Уильяма Пенна.
Есть такой тип гениальности, в котором исключительный организаторский талант соединяется с принципиальностью и везением. Таким был Яков Свердлов у Ленина – многие уверены, что без него Октябрьская революция закончилась бы еще до первых морозов.
Пенн был человеком той же породы. Он был родовит и богат: его отец адмирал военного флота Англии и крупный ирландский землевладелец. Уильяму светила блестящая карьера, но он стал квакером, а это был тот выбор, в котором карьеры не предполагалось.
Отец был в ужасе: вместо кабинета в Уайтхолле его сын, как и его учитель Джордж Фокс, менял камеры в тюрьмах.
Пенна отлучили от церкви, выгнали из Оксфордского университета и постоянно судили. На судах он вел себя, как Буковский, доказывая государственный произвол и неверное толкование английских законов. Однажды он был так убедителен, что присяжные единогласно встали на его сторону. Судья был в бешенстве, так что в итоге заседания и Пенн, и присяжные вместе отправились в Ньюгейтскую тюрьму. Однако эта история имела продолжение, статус присяжных по итогам процесса постепенно был пересмотрен в его современную сторону, так что наглость и упрямство Пенна в итоге восторжествовали.
В конце концов, его отец признал последовательность и честность взглядов сына и передумал лишать его наследства. Что, в результате, привело к созданию Соединенных Штатов Америки.
Английское казначейство было должно отцу Пенна крупную сумму денег за инвестиции в строительство флота. Когда пришло время платить долг, в казне денег не оказалось, и было найдено компромиссное решение. Король вместо денег выделил Пенну огромную область в американских колониях. Так появилась страна Пенсильвания – антиутопия, государство в государстве, в котором все население составляли квакеры, первый свободный американский штат со своими законами, в столице которого Филадельфии была веком позже провозглашена независимость США.
Управление Пенсильванией осуществлялось методами прямой демократии, женщины и мужчины там были равны. Пенсильвания не воевала с индейцами (Пенн выкупил у племени ленапе за хорошие деньги земли, которые и так были дарованы ему королем, чем предупредил будущие территориальные споры с аборигенами) и первой признала равенство свободных граждан и рабов. Смертная казнь за большинство преступлений там была отменена. Из списка более чем двухсот судебных поводов для смерти в тогдашнем английском праве были оставлены только два: убийство и измена.
Пенсильвания стала чем-то вроде Сиона для радикальных протестантов. Кроме квакеров сюда потянулись амиши, менониты, гугеноты, английские католики и евреи. По заветам Джорджа Фокса здесь была провозглашена полная свобода совести и вероисповедания. Аналогичный закон, принятый в Англии во время правления Якова Второго, тоже заслуга Уильяма Пенна.
Бронзовая статуя Уильяма Пенна скульптора Александра Милна Колдера была установлена на башне мэрии Филадельфии. При её установке в 1894 г. статуя была самой высокой точкой в городе. Местный архитектор Эдмунд Бэкон произнёс тогда историческую фразу, что ни один джентльмен не должен строить здания выше «козырька шляпы Билли Пенна». Это правило просуществовало почти 100 лет, пока город не разрешил возводить небоскрёбы – в марте 1987 г. One Liberty Place стало первым зданием, нарушившим его. За этим событием последовало «Проклятие Пенна», и ни одна спортивная команда Филадельфии не могла выиграть ни одного крупного соревнования. Иногда во время состязаний статую украшали элементами одежды, но и это не помогало. Проклятие действовало до 2008 г., пока статуя Уильяма Пенна не была переставлена на вершину недавно построенного Comcast Center — самой высокой точки города. В этом году команда Филадельфии «Филлис» выиграла в бейсбольной «Мировой серии».
И Пенн, и Фокс умерли, увидев сбывшимися массу пророчеств из того столпа внутреннего света, который основатель квакерского движения обрел на холме Пендл.
Квакеры никогда не были особенно многочисленны, сейчас, например, их численность во всем мире составляет не более полумиллиона. Но это не мешало им активно влиять прямо или косвенно на глобальные мировые процессы. Всеобщее избирательное право, равенство мужчин и женщин, борьба с голодом (после революции в России квакеры спасли стони тысяч крестьян в Поволжье, и до начала тридцатых годов они были единственной западной церковью, имевшей официальное представительство в СССР), отмена рабства, пересмотр уголовного законодательства в сторону смягчения и отмена карательных способов лечения психических болезней – все это удивительным образом материализовалось из Внутреннего Света, спустившегося в этот мир триста пятьдесят лет назад.
Как так получилось? Почему истиной современного мира стала истина сына ткача? Почему этого не разглядели все остальные, более просвещенные, богатые, знатные и знаменитые, ведь тогда, возможно, все получилось бы куда быстрей?
Но быстрей у истории не бывает.
Как говорил то ли Хэмфри Богард, то ли Уинстон Черчилль: «Вся беда этого мира в том, что мы опережаем его на три рюмки».