Загрузка ...
– Начну с того, что имя Савва – кстати, одно из моих любимых мужских имен – идеально сочетается с твоей фамилией. Зачем же псевдоним?
– Спасибо тебе за такой комплимент уже на старте (смеется). Мне кажется, придумывая творческий псевдоним, я не осознавал всю силу этой прекрасной комбинации. Еще ребенком я не любил свое имя, потому что оно не воспринималось ни мной, ни людьми: говоришь, что зовут Савва, а тебя переспрашивают: «Слава?»
– Наверняка еще «Сева?»
– Сейчас я крайне дорожу именем, но на то оно и детство, чтобы через опытный путь понимать ценности таких незримых вещей. Честно признаться, само название «Синекдоха Монток» стало отзеркаливанием имени: оно такое же непонятное, не считываемое с первого раза и напоминает анаграмму Волан-де-Морта.
– Первым делом подумал об этом. Мне кажется, что имя становится особенно ценным, когда ты оказываешься вне дома. Если раньше я для удобства англоговорящих представлялся как Мэтт или Мэттью, то сейчас стараюсь помочь выговорить труднопроизносимое для них сочетание согласных.
– Думаю, многие из оказавшихся за пределами России разделят с тобой этот опыт.
– Как ты сам оказался в Лондоне и почему переехал именно сюда?
– Я уехал в начале войны, уже 1 марта меня не было в России. Сперва оказался в Грузии, а затем здесь по визе Global Talent. На самом деле, рассматривал Англию еще до событий прошлого года, но не настолько стремительно. Война же стала катализатором к принятию решений, а я достаточно гибок, чтобы принимать изменения за данность и спустя какое-то время чувствовать себя на новом месте как дома.
– До твоего первого концерта здесь остается меньше месяца. Волнуешься?
– Обычно начинаю волноваться за неделю до мероприятия, сейчас я фокусируюсь на стремлении сделать все очень красиво и интересно вне зависимости от языка. Скорее, волнение будет толчком, чтобы правильно реализовать задуманное. Наш подход всегда отличался от турового концерта, который отыгрывается по сценарию. Моя мечта — перестать заниматься просто исполнением песен и превратить это в интуитивное и акционистское действо, а Лондон как раз более открыт к экспериментам на сцене, поэтому самое время совершать первые шаги в направлении к моноспектаклю.
– И все-таки меломанский менталитет Британии сильно разнится с российской публикой.
– Ты абсолютно прав, он отличается даже у русскоязычных людей, которые ходят здесь на концерты отечественных исполнителей. Будучи в Москве или Петербурге, никто уже не думал, как собрать зал на 500-700 человек, а теперь можно только догадываться о количестве тех, кто нас слушают или только зацепились за последние релизы.
– Как проходил выбор площадки? Их же неприлично много в Лондоне, а учитывая твой формат на стыке театра и перфоманса, я думаю, это было особенно важно.
– Да, это был челлендж, потому что программа и ее идея не предполагали паб или клубный формат, где сложно что-то срежиссировать. Мы пошли по пути мегаломании и взяли The Steel Yard — прекрасную площадку во всех отношениях, но сложную в силу влияющей на звук купольной формы, похожей на туннель. Мы используем эту особенность в визуальной концепции и буквально будем давать свет в его конце.
– Кто тебе помогает с предстоящим ивентом?
– Первым на контакт вышло мультикультурное коммьюнити fetchish_net, которое устраивает кучу классных стилизованных вечеринок, их подход к мероприятиям в чем-то созвучен нашему. Другой важный игрок-коммуникатор – содружество и лейбл Random Drama во главе с Алиной Голубевой – они всегда в поиске необычной репрезентации артистов. Мы все в какой-то степени являемся отражением друг друга… Боюсь, тебе придется вынести мои навязчивые зеркальные ассоциации в заголовок (смеется).
– Не оставляешь выбора (улыбается). Кстати, а почему на афише цитата из «Макбета» Fair Is Foul, Foul Is Fair?
– При мысли о концерте в Англии сразу всплыл Шекспир. Это идейное зерно того, что будет передано на сцене через песни, пластику, подачу, а именно – неминуемая гибель той реальности, в которой мы находимся. Хотя на самом деле я довольно жизнерадостный человек, но все самое темное во мне находит выход посредством творчества, в том числе каких-то заявлений.
Очень люблю жизнь, очень ценю чужую, и поэтому так страшно воспринимать происходящее сегодня. А предстоящий концерт будет метапостановкой «Макбета». Да, у Шекспира их бесчисленное количество, но хочется придумать заново это дело под уже существующие песни.
– На разогреве у вас будет два локальных артиста, верно?
– Да, только артистки — Авис Каро и Сарассон. Если буду в сильном стрессе, хоть смогу оценить подачу. Мне очень нравится, как они играют в записи, живьем предстоит услышать на репетициях. И ты не представляешь, насколько ценна поддержка.
– Надеюсь, новый сингл «Хорошие парни» включен в сет-лист. Строчка «Хорошие парни идут убивать других хороших парней, а ты не ходи туда, не сходи с ума» сильно резонирует с сегодняшним днем, в котором многие издалека смотрят на охваченный войной дом.
– Эта абсолютно антивоенная песня парадоксальным образом писалась до войны, но выходит сейчас. Даже немного жалею, что затянул. Она готовилась для следующего лонг-плея, но оказалась в области наблюдения сериала «Балет» Евгения Сангаджиева. Когда ранняя версия прозвучала в сериале, стало понятно, что песня очень подходит к ситуации эмоционально и ее не нужно больше держать.
Мне больше интересно, какой материал будет создаваться в моменте и как этот момент будет во мне откликаться. Помимо всего прочего, война ведь убивает и творчество, что остро ощущалось вначале: твой организм обездвиживается оглушительным ударом и ты теряешь способность к рефлексии.
– Не поверишь, но на днях во время прогулки мне почему-то вспомнилось июльское заявление Ксавье Долана, что он больше не видит смысла рассказывать истории, когда мир вокруг рушится, и что искусство бесполезно, а посвящать себя кинематографу — это пустая трата времени. Меня всегда поражает, каким трудом создается, накапливается и поддерживается культурный слой и насколько быстро, чуть ли не мгновенно его можно снести, обесценить.
– Но даже в таких условиях творчество не погибает. Мы видим, как люди постепенно начинают находить слова и выражать себя в чем-то большем, чем высказывание «Нет войне».
– Тебя не пугает пророческая составляющая «Хороших парней»?
– Сложный вопрос, потому что я могу ответом на него обвести себя вокруг пальца. Я пишу не очень много песен, на моих альбомах обычно пять-шесть композиций. Просто потому, что долго занимаюсь крафтом, а когда вынашиваешь каждую композицию по полгода, начинает сопутствовать странный паталогический эффект магии творчества.
– Что скрывает за собой эта груда то ли тряпок, то ли свертков на обложке?
– У абстрактного объекта в принципе много коннотаций. Для меня это – старый парус или порванный парашют, не что-то положенное туда специально, а упавшее с небес.
– При ее виде мне захотелось разгрести этот завал, покопаться. Он просто обожал убираться… (смеется)
– А я обожаю, когда другой человек может найти свою трактовку и быть в ней заинтересованным. Кто-то даже сравнивал обложку с картиной Верещагина «Апофеоз войны», и данная ассоциация тоже верно отвечает композиции. Кстати, это моя первая запись с хором, большая благодарность петербуржцам Attaque de panique.
– Я был уверен, что это лид-сингл. Незаметно пытаюсь подвести тебя к вопросу про грядущий студийный альбом.
– Пока могу сказать, что не буду упрощать или уходить в поп. Чакра для такого материала открывается не для «Синехдохи», а для коллабораций с другими артистами. Только хардкор, какие-то неочевидные формы и вымученный, эмоционально сложный материал.
– Давай сделаем elevator pitch твоей музыки для тех, кто с ней пока не знаком. «Синекдоха» будет понятна со школьных уроков русского языка и литературы, но что скрывается за словом «Монток»?
– Я начинал этот проект примерно десять лет назад, когда он был творческой полкой для идей, некой коробкой без ярлыков и правил пользования ее содержимым. Уже со временем он начал формироваться в понятную для публики историю, что привело к запросу на концерты: аудитория начала интересоваться материалом и сложился сеттинг творческого проекта «Синекдоха Монток». Эта музыка как лирический дневник пытается отрефлексировать чувственный опыт. Те, кто в первую очередь ощущает и уже потом переходит на следующие уровни восприятия, как с хорошей поэзией, очень быстро находят удовлетворение и наслаждение в «Синекдохе». Вот так вот за других людей я решил, как им стоит меня слушать. (смеется).
– То есть получается, что через творчество ты декларируешь то, что хочешь донести до публики.
– Да, главное – чувствовать. За эти годы было сделано очень много: от нескольких альбомов до потрясающих клипов, например, виральный «Где бы ты ни был» с Ириной Горбачевой, который получил Berlin Music Awards и будет самым простым заходом в мое творчество. Вообще попытка разговаривать на темы, которые чуть сложнее, чем сегодняшняя повестка, и есть моя цель в творчестве. И если люди хотят непривычного, то мои двери всегда открыты.
В самом начале занятия сонграйтингом моим эмоциональным референсом был сценарист «Вечного сияния чистого разума» Чарли Кауфман. Тогда мне казалось, что в музыке я делаю то же, что и он в своих произведениях, и юношеский максимализм требовал оммажа для сравнения с великим.
Монток — это американский город, в котором происходят события фильма, а еще режиссерский дебют Кауфмана называется «Синекдоха, Нью-Йорк». Я хотел стать частью придуманного им мира и стал, судя по перманентно происходящему безумию. Название давно утратило изначально заложенный смысл и стало вещью в себе: сегодня это мои вторые имя и фамилия и я не стану менять их ни в коем случае.
– Ты много экспериментируешь с разными жанрами. Например, у тебя есть фиты с рэперами SALUKI и White Punk. Как вы выходите друг на друга и как твой стиль находит отражение в другом формате?
– В «Синекдохе» музыкальная составляющая очень пестрая, специфическая и оттого привлекательная. Со мной работают рэперы, которые выходят чуть дальше рамок индустрии и выстраивают свое творчество более оригинально. Скорее всего, в моей музыке и голосе есть какой-то элемент, который уместно сочетается и дружит с определенными жанровыми канонами.
– Весь вчерашний день я провел на твоем Spotify и к вечеру возникло желание зажечь пару свечей и погрузиться в древнерусский транс. Также был придуман сюжет для твоего клипа с ритуальным сжиганием на костре. Откуда такой трепет к фольклору и традициям?
– Во многом это заслуга аудитории, ее желание понять и разобраться в услышанном сформировало представление о творчестве как церковном обряде. Пускай я не самый верующий человек, но майндсет покорности оказался близок моему стилю и стал легко укладываться как в сами строчки, так и визуально. Так, тема разговора с чем-то гораздо большим обрела образ понятного христианского бога, но уже в крайней пластинке постепенно рассеивается и сходит на нет.
– Какие три песни на момент этого разговора ты считаешь главными в карьере?
– Наверное, я выберу не то чтобы любимые, но которые точно помогут слушателю понять, чего ожидать от всего остального. «KG», «Как не быть молоком» и «Батя».
