«Во все тяжкие». Алексей Зимин — об истории британской мысли. Глава XX

У Фридриха Ницше есть два афоризма из топ-10 выдачи Google:

• «То, что не убивает нас, делает нас сильнее».
• «Если долго вглядываться в бездну, бездна начнет вглядываться в тебя».

Два этих популярных высказывания исчерпывающе описывают историю британского сатанизма, но дьявол, как обычно, в деталях, поэтому мы с вами копнем чуть глубже первой страницы Google.

Нельзя сказать, что в основе британского мировоззрения лежит безусловное уважение к устройству вселенной и к тому месту, которое христианство отводит в этом устройстве Творцу всего сущего. Но британец привык соблюдать правила, в том числе иерархические, возможно, поэтому никогда и никому здесь не приходило в голову назвать себя равным Богу. Даже лорду Байрону, который, казалось бы, мог заявить нечто подобное просто из хулиганства. Но нет. Максимум, на что хватило его смелости, — на самоидентификацию с падшим ангелом, денницей, Люцифером, дьяволом.

Это вообще проблема романтического героя, который, в сущности, представляет собой неплохого человека, просто из-за невнятности нравственной навигации зашедшего не в ту дверь и мстящего за эту ошибку Творцу, обществу и самому себе. И байроновский Корсар, и пушкинский Дубровский могли бы замечательно вписаться в систему, и только недостаточная любезность мира повергла их в трагические сумерки духа.

Отдайте Корсару его Медору, а Дубровскому — Машу, позвольте им сыграть свадьбы по сценарию журнала Modern Bride, и можно звать Гейнсборо писать парадные семейные портреты, где люди похожи на охотничью добычу с фламандских натюрмортов.

Для сатанизма романтическим героям не хватает искреннего упоения злом или хотя бы бодрого этического релятивизма, а для того, чтобы претендовать на божественную кафедру, не достает масштабных стратегических идей. Богом не стать на таком хлипком фундаменте. Конечно, неприятно, что тебя обнесли пудингом, ну так в большой семье, как говорится, не щелкай.

Англичане, в отличие от немцев или русских, не так остро переживают, если Бог или социум вдруг оторвут их от любящей груди. У них нет врожденной тяги к патернализму, которая в конечном счете и является благодатной почвой для рождения если не богов, то тиранов. Поэтому, наверное, английская история не произвела хоть сколько-нибудь примечательного людоеда, за исключением разве что Оливера Кромвеля. Был еще Ричард III, но сегодня практически доказано, что его жуткая репутация была сфальсифицирована Томасом Мором по заказу Генриха VII. В реальности же последний из Плантагенетов по меркам Позднего Средневековья был едва ли не вегетарианцем, а самая вопиющая история в его биографии — тайное убийство юных наследников престола в Тауэре — скорее всего клевета.

При этом нельзя сказать, что разум и индивидуализм исчерпывающе описывают английский характер. Британцы патологически суеверны, они целуются на Рождество под источающей вечную любовь, как пыльцу, омелой и развешивают связки чеснока от злого духа.

Тысячелетние колдовские традиции здесь не прерывались даже во время четырех столетий охоты на ведьм — последнюю осудили в 1944 году, и только в 1951 был упразднен The Witchcraft Act, юридический источник преследования за колдовство, принятый в 1735 году и суммировавший более древние законодательные наработки в этой деликатной области.

При этом в Британии никогда особо не преследовали масонские ордена, члены которых жирно намекали на то, что практикуют магию куда более высокого порядка, чем лечение простаты парниковыми огурцами. Масонами были многие члены королевского двора, премьер-министры, виднейшие представители основных политических партий, генералы, философы, писатели, плутократы и ученые.

Но, похоже, британцы ценили масонские ложи за то же самое, за что они ценят игру в крикет, разведение роз и развод караулов у Букингемского дворца: за затейливость ритуала, дымку тайны, бесконечность правил и возможность законно нарядиться во что-то по-настоящему нелепое вроде тряпичного мешка с дырками для глаз и повесить на грудь цепь, как у корабля HMS Belfast в Саутуарке.

Ложи эти в большинстве своем существуют и сегодня, и от стариковских клубов вроде Garricks или Athenaeum их отличает менее внушительный ассортимент скотча в барной карте и наличие в списках членов таинственных существ, которых, как в MI6, принято называть не по именам, а загадочными литерами.

Но бывали в преимущественно унылом собрании британских рыцарей креста и интригующие исключения.

Во второй половине XIX века группа традиционных франкмасонов создала в Лондоне собственный орден «Золотой зари» — Golden Dawn. Предполагалось, что члены новой организации будут заниматься углубленным изучением древнеегипетской и древнееврейской магии под руководством Тайных Владык, неких не вполне материальных сущностей, сведущих, однако, в каббале и прочих герметических науках. Видимо, Тайные Владыки были мутацией невидимых махатм Елены Петровны Блаватской, чье теософское учение как раз входило в моду в англосаксонском мире.

Нет ничего удивительного, что подобная инициатива родилась, можно сказать, на пике научно-технической революции. Прорывы в науке, так же как прорывы в социальной истории, всегда порождают реакцию. И естественный ответ консервативного человека на открытие радиоактивности или закона движения галактик — это теория плоской Земли и философский камень. У науки ведь тоже есть свое религиозное измерение. Вера в прогресс порождает в ее носителе ощущение, что у него есть преимущество перед поколениями прошлого. Что правда только в определенной оптике: Демокрит действительно не умел пользоваться мобильным телефоном, но его понимание мира от этого не слишком страдало. Более того, оно было гораздо более цельным, чем у современного подписчика журнала Wired.

Наука способна на многое, но она не исчерпывает всего содержания жизни. В любой, даже самой стройной концепции всегда остаются пустоты, которые можно заполнить при помощи воображения или, как считают посвященные, тайного знания. Того знания, что недоступно счетчикам Гейгера и логарифмическим линейкам.

Основатели «Золотой зари» были масонами, прошедшими инициации в традиционных орденах, но от большинства коллег их отличала серьезная увлеченность древними языками и еще более древней магией. Каким-то образом в их руки попала ветхая зашифрованная рукопись, в которой, как они считали, описаны ритуалы, уходящие в такую седую древность, что нет таких календарей, которые можно было бы отмотать до этих дат. Авторство рукописи приписывалось египетскому богу, среди каббалистов и алхимиков известному как Гермес Трисмегист. Рукопись удалось расшифровать, и оказалось, что это нечто вроде конспекта магических ритуалов. Целью нового ордена стала интеграция древней магии в современную герметическую практику.

«Золотая заря» быстро стала заметным явлением в оккультной жизни. Среди ее членов были представители интеллектуальной поздневикторианской элиты вроде ирландского поэта Уильяма Батлера Йейтса, ставшего в 1923 году нобелевским лауреатом, его муза — главная ирландская феминистка Мод Гонн, жена Оскара Уайльда Констанс Уайльд (да-да, это был прогрессивный орден, и туда принимали женщин), сэр Артур Конан Дойль и множество других достойных леди и джентльменов.

Но в истории магии, масонства и вообще мировой истории и культуры, этот орден остался благодаря не им, а сумасшедшему наследнику пивоваренной фабрики Алистеру Кроули, которого члены «Золотой зари» сначала не хотели принимать в свои ряды, а затем совместными усилиями пытались исключить. И больше всего свирепствовал нобелевский лауреат У.Б. Йейтс, у которого в отношении Кроули, очевидно, была настоящая идиосинкразия.

Литераторы не случайно были существенной и наиболее деятельной частью мистических орденов. Они имели дело с языком, и именно языки, а не металлы и щелочи, составляли важнейшую часть магического знания. Вначале было слово, и слово было у Бога. Слово — это главный дар, который мы получаем от Создателя с первым дуновением жизни, и нет ничего удивительного, что тайные силы лучше реагируют на слова, а не на взрывы смеси фосфора и магния или стук волшебной палочки.

Алистер Кроули, как и Уильям Батлер Йейтс, был поэтом. Но на его поэзию публика обращала мало внимания. Только Г.К. Честертон доброжелательно отозвался о нескольких строфах, в которых было описано мистическое полупорнографическое переживание жизненной тайны на каких-то готических руинах. Йейтс коллегу совершенно не ценил. Как и вся остальная литературная общественность того времени.

Кроули был слишком молодым, слишком наглым, слишком богатым, слишком громким, слишком ярким, слишком увлеченным и энергичным. Слишком много «слишком» даже для эзотерики, особенно для эзотерики. Которая, как считалось, больше любит библиотечную тишину, ведь в ней эффектней звучат заклинания.

****

Пивоварни Кроули известны в Центральной Англии с XVII века. Производством алкоголя часто занимались религиозные нонконформисты, и предки Кроули не были исключением. Они были членами секты Плимутских братьев — радикальных протестантов, не видящих спасения за пределами узкого круга верных.

Семья, домашнее образование, школа, Кембридж. Этот классический интеллектуальный лифт английского среднего класса, очевидно, навсегда отбил у Кроули интерес к официальной и к неофициальной религии, к традиционным семейным и общественным ценностям, к закону приличия и всей прочей викторианской морали и нравственности.

Кроули пришел к отрицанию не каких-то фрагментов правил, он отрицал их оптом, все и сразу. Нигилизм был распространенным явлением во второй половине XIX века и вплоть до русской революции. «Я над всем, что сделано, ставлю nihil», — писал Маяковский. Но, пожалуй, только Алистер Кроули был единственным человеком, который отрицал действительно ВСЕ на уровне сознательного и бессознательного, морали и сексопатологии.

Его глубоко верующая мать называла сына «Зверем». Кроули это нравилось, и он стал называть так себя сам, добавив еще три цифры «шесть, шесть и шесть». «Зверь 666», чтобы ни у кого не возникало сомнений, в каком справочнике написано про такое животное. Его собственные дети тоже называли его не «папочка», а «Зверь».

Отец Кроули рано умер, сын получил приличное наследство, около 15 миллионов фунтов, если переводить в современные деньги, и навсегда ушел из семьи, общества и религии, чтобы создать свой собственный универсум, где правил больше не будет. Он переименовал себя из Эдварда Александра в Алистера, стал подписываться литерой «А», представляющей в его версии устремляющийся к небесам мужской член с аккуратными круглыми яйцами.

Его долго не хотели принимать в «Золотую зарю», а когда приняли, судя по всему, исключительно благодаря щедрому финансовому взносу, который Кроули лично положил непосредственно в карман одного из основателей ордена Сэмюэля Мазерса, долго держали на нижних степенях посвящения и не пускали в сферы, где общаются с Тайными учителями и живут по законам Гермеса Трисмегиста.

В конце концов Кроули, он же брат Пердурабо в ордене «Золотой зари», плюнул на корпоративные интриги и стал шотландским помещиком, купив на берегу озера Лох-Несс имение Болескин.

Среди британских масонов было модно возводить свое происхождение к шотландцам или ирландцам, видимо, потому что кельтский провенанс намекал на связь с доримской культурой друидов и их особенной естественной магией. В частности, Сэмюэль Мазерс добавил к своей фамилии «МакГрегор», хотя никаких свидетельств его связи с этим кланом шотландских горцев и вообще Шотландией проследить так и не удалось.

Кроули был честнее, и чтобы стать шотландцем, инвестировал в недвижимость, хотя с него бы стало и перелить себе пару галлонов шотландской эктоплазмы ради того, чтобы называть себя лордом Болескина не только в качестве владельца почвы, но и носителя крови.

Он купил в местном сельпо шотландскую юбку и с удовольствием расхаживал в ней не только по горам Лох-Несса, но и в Лондоне, как настоящий горец, не надевая под юбку нижнего белья.

В Лондоне он свел знакомство с аптекарем, который, кроме обычных для фармакологии тех лет кокаина и героина, доставал ему гашиш и даже мескалин. Кроули не жалел денег на это свое увлечение и так же, как Томас де Квинси, оставивший замечательный мемуар «Исповедь англичанина, употребляющего опиум», тщательно документировал свои наркотические изыскания. Он был уверен, что подлинная магическая воля в состоянии контролировать силы любых веществ, в том числе изменяющих сознание, и использовал волю для того, чтобы ветра иного уносили его не абы куда, а в нужные повороты мистических лабиринтов.

В Болескине он намеревался провести священный ритуал Абрамелина, одну из самых сложных и опасных оккультных церемоний. И в случае удачи стать самым мощным магом своего времени. Сценарий ритуала был описан еврейским оккультистом XIV века Абрахамом Вормсским. Ему об этом способе общения с духами самого высокого порядка рассказал египетский еврей Абрам Мелин (собственно, отсюда — название Абрамелин), а тому по цепочке нашептали Тайные учителя или кто-то с не менее серьезным магическим статусом.

Что у него в итоге случилось с Абрамелином, доподлинно не известно: Кроули, тщательнейшим образом документировавший всю свою жизнь, на этом этапе вдруг обнаруживает несвойственную ему скрытность. Однако известно, что его шотландские соседи засыпали жалобами местные власти, где обвиняли Кроули в том, что он наводит порчу на их овец и наводнил окрестность какими-то неясными духами. Среди кроулианцев распространено поверье, что именно Кроули вызвал на поверхность озера Лох-Несс давно живущее в его глубинах мифическое чудовище. И не будь ритуала Абрамелина, Несси так и не вышло бы за периметр детских сказок.

Как бы то ни было, Кроули забросил гримуар с Абрамелином и погрузился в пучину третьей своей важнейшей аддикции после магии и наркотиков — секса. В этом деле он был так же неистов, как и во всем остальном.

В Кембридже его сексуальными партнерами были как женщины, так и мужчины, и Кроули с восторгом обнаружил, что бисексуален, так как получает одинаковое удовольствие от любых гендерных конфигураций. Это намекало на его принадлежность к высшим существам, еще не разделенным наполовину и не заточенным в клетку пола. С еще большим удовольствием он бы стал андрогином, но, увы, некоторые анатомические препятствия противоречили этому мистическому порыву.

Предаваясь сексуальным и наркотическим практикам одновременно, Кроули обнаружил, что вместе они с удвоенной силой способствуют проникновению сознания в сферы, без наркотиков и секса недоступные. Более того, он опытным путем определил, что если наркотики всегда были более или менее надежны в своем функционале, то разные женщины и разные мужчины по-разному влияли на магическую компоненту коитуса. С одними это, скажем так, больше походило на физкультуру, а с другими получалось воспарить в неведомое или ухнуть туда же.

Кроули называл обладателей такого магического свойства «алыми женщинами» вне зависимости от пола. Хотя, справедливости ради, «алых женщин» у него было сильно больше, чем «алых мужчин».

На первой же «алой женщине» Кроули женился и отправился с ней в медовый месяц в Египет, где молодожены забрались внутрь одной из пирамид и провели многочасовой сеанс совокуплений, непрерывно поглощая все доступные наркотики — от кокаина до гашиша.

Этот любопытный марафон не прошел для истории оккультизма бесследно, так как «алая женщина», ее звали Роуз Келли, была сестрой Джеральда Келли, любимого художника британской королевской семьи. Келли также был приятелем Сомерсета Моэма и написал восемнадцать его портретов. Моэм тоже не остался в стороне от семейства Кроули, использовав Алистера в качестве прототипа для героя своего романа «Волшебник».

Под воздействием секса, наркотиков, жары и древностей у Роуз начался бред, из которого, как понял Кроули, с ним хотят встретиться духи из ведомства некоего египетского бога. Роуз не была знакома с местной мифологией, поэтому они отправились в Каирский музей, где Роуз указала на божество, являвшееся к ней в видениях. Божество оказалось Гором, а каменная стела, на которой Гор был изображен, имела порядковый номер 666.

Супруги вернулись в гостиницу, где продолжили сексуально-наркотический марафон, во время которого к Кроули явился демон, представившийся как Айвасс и надиктовавший длинное послание от египетский богов. Суть послания сводилась к тому, что человечество вступает в новую эпоху, у этой эпохи свой особый закон и он, Кроули, назначается пророком этого закона.

Удивительно, но получив такое многообещающее назначение и подробную, пусть и совершенно неудобочитаемую инструкцию, Кроули не бросился тут же наводить порядок в универсуме, а отложил записанное, издав только спустя двадцать один год под названием «Книга закона».

У книги было небольшое предисловие, где объяснялось ее ключевое послание. Что было совершенно нелишним, так как из собственно текста понять решительно ничего невозможно: «Любовь, послушная воле, — не случайная похоть дикаря, но и не любовь под страхом, как это происходит у христиан. Но любовь, которой путь указывает маг и владеет ею, как формулой духа.

Делай то, чего ты хочешь, — таков будет Закон. Изучение этой Книги запрещено.

Будет благоразумным уничтожить сей экземпляр тотчас же после первого прочтения. Кто бы ты ни был, пренебрегая вышесказанным, ты поступаешь так на свой страх и риск. Это самое страшное. Тех же, кто будет обсуждать содержание этой Книги, будут сторониться, как больных чумой. Все вопросы относительно Закона да будут решаться каждым для себя, не иначе как обращаясь к написанному мной. Делай то, чего ты хочешь, — таков будет Закон. Любовь есть Закон, Любовь, послушная Воле».

Остальное содержание «Книги закона» составляла путаная ритмизованная проза, где некая магическая сущность жаждала то ли оплодотвориться, то ли сама оплодотворить. А учитывая интерес Кроули к андрогинности и бисексуальности, видимо, и того и другого.

К тому времени его оккультный, сексуальный, наркотический и культурный опыт оформился в религиозную доктрину, которую Кроули назвал «Телемой», по имени аббатства из романа Франсуа Рабле о Гаргантюа и Пантагрюэле.

Основным принципом этой доктрины был сообщенный ему демоном Айвассом закон любви: «Делай то, что хочешь».

Традиционный русский перевод этого призыва несколько упрощает посыл богов седой древности. Буквально он звучит так: «Делай то, что в твоей воле». И тут уже возникают те самые детали, из которых собирается дьявольский пазл.

«Подлинная воля», true will, — это не условный рефлекс самца на вторичные половые признаки самки, это глубокая внутренняя потребность в выполнении жизненного задания, заключенного в человеке, как послание из капсулы в месте стыка БАМа комсомольцам грядущих веков. True will — это симбиоз цели, усилий по ее достижению, ожиданий и полученного результата.

В учении каббалы это десятый, последний и самый важный сефирот малхут. Сам смысл мироздания, его законченный образ.

Рассуждения о подлинной воле из уст героинового наркомана звучат, скажем так, бледно. Но если считать, что через марафет говорят Тайные учителя, концы с концами сходятся. Ортодоксальный священник тоже ведь может быть хоть педофилом, хоть сионистом, на Святые Дары это качественно не влияет. Христианская магия работает и в таких тревожных гуманитарных ситуациях. Ведь священник не актор, а лишь медиа, способ доставки благодати, а не сама благодать. Посланник и есть послание. И тут начинается важное противоречие кроулианства с другими авраамическими религиями (если считать кроулианство производной от книги Абрамелина, конечно, где тоже есть свой Авраам).

Кроулианство как религия богоборческая предполагает, что человек может взять всю полноту ответственности за выполнение своего жизненного задания по превращению хаоса в космос на себя. Смысл религии телемы в том, чтобы самому стать богом и совершить свой собственный акт творения, создав целый мир.

Но никакой инструкции или хотя бы примерного описания, что такое индивидуальное жизненное задание, твой собственный малхут, человеку не дается. Его необходимо обнаружить в этом цирке с героином и бесконечными разнополыми совокуплениями.

Временами Кроули казалось, что у него это получилось. Так было часто с первой «алой женщиной» Роуз Келли и случалось с другими «алыми женщинами», которых после Роуз было полдюжины, не считая сотен слегка алевших девушек.

Так было с поэтом Виктором Нойбергом, «алым мужчиной» Алистера Кроули. В Алжире они вдвоем ушли далеко в пески пустыни, одетые как бедуины, причем Кроули еще выбрил себе ирокез и раскрасил им с Нойбергом лица красной краской. Зайдя так далеко, что оба уже едва ли не теряли сознание от обезвоживания, они расположились на бивуак, где Кроули начертил на песке круг и нарисовал в круге сатанинскую звезду. Потом приказал Нойбергу раздеться и овладел им в этом магическом круге, а затем Нойберг овладел там же Кроули.

В результате на них излился ослепительно яркий свет истины, после которого Кроули был страшно доволен, а Виктор Нойберг после столь травматичного опыта так никогда больше и не пришел в себя.

Кроули колесил по миру, теряя «алых женщин» и редких последователей. После рискованного путешествия по Китаю у него умерла одна из дочерей. Он по-прежнему был безудержен в сексе, наркотиках и магии, печатал по три книги стихов и прозы в полугодие, но постепенно эта карусель начала вращаться со все возрастающим скрипом.

Он учредил Телемское братство на Сицилии, в маленьком приморском городке Чефалу, и жил там в коммуне, питаясь пирожными, сделанными из муки, человеческой спермы и козьей крови. Ритуалы его ордена становились все более радикальными, кроме людей к сексуальным практиками привлекались животные, а уровень садизма и мазохизма приближался к пыточному.

В Чефалу от аллергии на котов скончался один из его адептов, которого Кроули то ли заставил съесть труп кошки, ты ли выпить ее кровь. Это попало в газеты, и с тех пор в печати его не называли иначе как «Самый порочный человек на земле». Муссолини, которому донесли о том, что на Сицилии окопался какой-то британский содомит-оккультист, распорядился выселить Кроули в 24 часа.

Деньги от наследства закончились, а зависимость от героина стала физиологической. Он не мог обходиться без дозы. Попытался избавиться от зависимости увеличением доз алкоголя, кокаина и мескалина, но все время срывался и снова возвращался к героину. А так как он его не колол, а нюхал, то совершенно разрушил себе носоглотку. В конце двадцатых годов ему было чуть больше пятидесяти, он был полным банкротом, съедаемым зависимостями и демонами, никому не нужный и даже опасный. Его хотели задействовать в MI6 для связи с немецкими оккультистами, так как Гитлер и его близкий круг очень интересовались такими вещами, а Гиммлер основал целый институт по изучению магии «Аненербе», но, похоже, даже британские секретные службы, не замеченные в особой брезгливости, решили не связываться с человеком по имени «Зверь 666».

Остаток жизни Кроули провел в дешевых пансионах на юге Англии, время от времени проводя уроки сексуальной магии, имевшие весьма скромный успех у курортников. Книги его больше не издавали, а многочисленные изданные не покупали. Алкоголь, наркотики и секс, которые не убили его, не сделали его в итоге сильней, а слишком близкие контакты с бездной превратили его не во властелина мира, а в одного из последних доходяг. Он умер в первый день зимы 1947 года. Наверное, в оккультных гримуарах можно найти магическое объяснение этой даты, сам Кроули ничего уже на эту тему сказать не мог. Впрочем, известно, что он нисколько не сожалел о том, чему посвятил жизнь, так что, возможно, смерть просто была в тот момент именно тем, чего он желал, и что было покорно его воле.

***

Возможно, Кроули так и остался бы в истории опасным чудаком, магом-проходимцем и гением панковского эпатажа, если бы не тектонический сдвиг, вдруг случившийся с британской империей: она развалилась.

За пару десятилетий Великобритания уменьшилась практически до тех размеров, в которых ее когда-то обнаружили римляне.

Уинстон Черчилль, печально наблюдая, как перекрашивается имперская карта, сказал, что, если бы он родился сейчас, он стал бы американцем. Впрочем, по матери он и так был американцем, правда, родившимся в Англии, так что паспорт ему не полагался.

Его родная страна тем временем менялась не только на глобусе, она снова привыкала быть маленькой и в чем-то даже провинциальной. Страной красных почтовых ящиков и пабов с медными рындами, страной, где у сыра нет вкуса, а у пива нет газа. С футбольными матчами вместо военных баталий, с сериалом «Eastenders», где годами высмеиваются и оплакиваются житейские проблемы самых невзрачных семей. Рим в пору своего упадка утопал в роскоши и фаршированных соловьиных язычках. В финале Британской империи главным вдохновляющим блюдом была запеканка из вчерашнего хлеба с заварным кремом из яиц — тоже, разумеется, пудинг.

Этот пуританский заряд позволил стране пережить две мировые войны, находясь в торговой изоляции и получая продукты по талонам, и там, где Франция сдалась, — проявлять недюжинную смекалку в изобретении удовольствий из ничего. Во время Второй мировой войны, которая здесь часто именуется просто Битва за Англию, распределительная система в какой-то момент была на грани такого срыва, что Министерство еды (специально, кстати, созданное для рачительного обращения с продуктами) рекомендовало родителям в качестве десерта использовать морковь, которую предлагалось насаживать на палочки и давать детям как эскимо.

Тогда же был придуман крамбл как способ сэкономить в выпечке на всех ее составляющих: муке, сахаре и сливочном масле. Война закончилась, но крамбл так и остался в меню страны, что не столько дань исторической памяти, сколько свидетельство рачительности и нежелания расставаться ни с лишними деньгами, ни с удачными экономическими решениями гастрономических задач.

Но потом случились шестидесятые, и Британия триумфально вернулась править. Британская музыка, мода и кино сделали то, чего уже нельзя было добиться в новом мире при помощи военного флота и Ост-Индской компании.

Эпоха свободы, любви, искренности и радости представила маленький остров на окраине Европы в совершенно новом свете. И вернула к жизни Алистера Кроули.

Оказалось, что его темперамент, юмор и порочность просто опередили время, и он как раз и есть тот самый начальник новой эпохи в жизни человечества, как ему когда-то давно в Каире обещал демон Айвасс.

The Beatles поместили его портрет на обложку своего революционного альбома «Клуб одиноких сердец сержанта Пеппера», а Джон Леннон и Джордж Харрисон вдохновлялись книгами Кроули и искали духовные истины на Востоке. Многие считают, что именно Кроули в итоге стал главным источником интереса к йоге, тантре и прочим восточным практикам. Кроме того, Кроули принадлежит авторство самой популярной уже полвека колоды карт Таро — Таро Тота. Идеями Кроули питались отец сайентологии Рон Хаббард и создатель очень популярной неоязыческой религии ведьмовства Wicca Джеральд Гарднер, да и вообще вся культура нью-эйдж многим обязана Кроули. Он для нее стал кем-то вроде Циолковского — безумцем, предвосхитившим новую сферу устремлений человечества.

Основатель The Rolling Stones Брайан Джонс вместе с Миком Джаггером проповедовали идею кроулианского человека, беспощадного к себе и миру. А гитарист Rolling Stones Кит Ричардс демонстрирует, что можно употреблять героин до восьмидесяти лет. Однажды, правда, Кит упал в состоянии телемской эйфории с пальмы на острове Фиджи, в результате чего пришлось отменить гастрольный тур стоимостью несколько сотен миллионов фунтов, так что с героином Ричардсу по настоянию коллег пришлось завязать. А Брайан Джонс во время очередной героиновой вечеринки утонул в бассейне на своей вилле. Ему было 27 лет, и с него начался знаменитый список музыкантов, погибших в этом возрасте.

Основатель Led Zeppelin Джимми Пейдж купил дом Алистера Кроули на озере Лох-Несс. Пейдж использовал ритуалы Кроули и героин для обретения магической власти над музыкой. Что, надо признать, с Абрамелином или без него у Пейджа получалось. В конце концов, он сумел побороть героиновую зависимость, а от поместья Болескин избавился, и оно в XXI веке стоит заброшенным после череды странных событий и даже смертей, которые в нем с тех пор приключились. Периодически исследователи кроулианы взвешивают в YouTube очередное видео с леденящими кровь историями о Болескине. Среди прочего там можно найти полуторачасовую ночную экскурсию по ритуальным залам, где, правда, мало что можно разобрать из-за недостатка визуального качества.

Самым тонким ценителем наследия Алистера Кроули был Дэвид Боуи, который, можно сказать, создал своему кумиру два трибьюта: альбомы «Hunky Dory» и «Сагу о Зигги Стардасте». Сам образ Зигги Стардаста скомпилирован из образов Кроули египетского периода, смешанных с эстетикой завоевания космоса. Под песню «Starman» из этого альбома Боуи Илон Маск запустил в космос автомобиль Tesla. Кроули был бы в восторге от этого жеста. «Every man and every woman is a star» — это высказывание Кроули могло бы стать рекламным слоганом новой эпохи, проживаемой ее прогрессивными представителями «в моменте, в потоке и в ресурсе».

Разумеется, вешать всех без исключения собак нью-эйджа и прочего биохакинга на одного Кроули неверно. Тот же Олдос Хаксли, о котором мы говорили в предыдущей главе, сделал для развития эзотерических практик более чем достаточно. Но Кроули зашел по этой дороге дальше всех на такие территории, где взорвалась бы голова у Фрейда с Юнгом. К тому же он делал все это в жанре кордебалета, так что его удобно было использовать в массовой культуре, особенно в рок-н-ролле, который обожал все эти опасные цыганочки с выходом за пределы собственного «я».

Культура второй половины XX века с ее всевидящим оком телевидения, стремительно переключаемыми регистрами моды и взаимоопылением далеких друг от друга традиций, массовостью и всеядностью — это продолжение идеи свободной торговли другими средствами. Классическое «никогда так не было, и вот опять».

Импорт национальных скреп — типичная история для Британии. Когда им нужны были короли, они заказывали их в Нормандии, Нидерландах, Ганновере или даже из тюрингского городка Кобург, как нынешних Виндзоров.

Фиш-энд-чипс взяли у евреев. Шить костюмы и рисовать научились у итальянцев. Музыке — у немцев. Немецких композиторов Генделя, который принял британское подданство, и Баха, который предпочел резидентуру Священной Римской империи, оперировал английский врач Джон Тейлор. Оба музыканта после операций ослепли. Тут, конечно, сами британцы саркастически пошутили бы на тему NHS. Но это не была бы вполне справедливая шутка, так как послевоенные лейбористы, создавая систему общественного здравоохранения, ориентировались больше на опыт СССР, нежели на историю английской микрохирургии глаза.

Возвращаясь к империи, нужно вспомнить и главный сезонный британский десерт — рождественский пудинг, который довольно прихотливым образом сочетает в себе парадность и бережливость.

Если описывать его структуру грубо, то пудинг — это разнокалиберные сухофрукты, часто орехи, цукаты, целая галерея специй, объединенные долгой варкой в форме или в марлевом мешке, пропитанные всеми видами алкоголя, от бренди до темного пива, сдобренные патокой и слепленные при помощи яйца и околопочечного жира.

В принципе, это такой энергетический батончик. Вроде тех, что сегодня продаются у кассы любой продуктовой лавки, газетного киоска или прилавка сетевой кофейни.

Но для викторианского британца это было символом — в нем сливались все самые важные и выразительные смыслы его страны, в которой никогда не заходило солнце.

Это блюдо собиралось из компонентов, каждый из которых имел малую родину на большой географической карте империи — от Юго-Восточной Азии до Канады. Блюдо это полагалось неторопливо, в абсолютно английском духе, выдерживать от пяти недель до года — благо алкоголь и патока служат хорошими консервантами — и есть понемногу в рождественскую ночь, умиляясь лакомству как своеобразной форме литургической облатки. Которая не сообщает жизнь вечную, но в короткую человеческую жизнь приносит немного тепла и свидетельство могущества людей, живущих на небольшом острове, но прямо или косвенно владеющих миром.

Кулинарные метафоры — последнее, что можно предъявить в качестве доказательной базы. Но, с другой стороны, еда, как и смерть, — то, что человек не может разделить с кем-то еще. Он переживает это самостоятельно. К сожалению, переживание смерти тоже может быть пересказано исключительно метафорическим языком. Мир устроен так, что о самом важном в нем на самом деле ничего неизвестно. И чем дальше идет в своем поиске наука, тем меньше остается вопросов, тем больше у нее не имеющих отношения к делу ответов.

В великой серии романов Дугласа Адамса «Автостопом по Галактике», написанных во времена развитого тэтчеризма, Землю уничтожает строительная бригада пришельцев. Наша планета мешает прокладке гиперпространственной трассы, поэтому бабах — и нет больше юдоли скорби.

Истребление Земли происходит за пять минут до того, как суперкомпьютер, который галактический разум конструировал семнадцать с половиной миллионов лет, должен ответить на Главный Вопрос Жизни, Вселенной и Всего Вообще.

Десять миллионов лет назад ответ уже был дан, но он не устроил тех, кто задавал вопрос. Ответ этот был — 42.

— Сорок два! — взвизгнул Лунккуоол. — И это все, что ты можешь сказать после семи с половиной миллионов лет работы?

— Я все очень тщательно проверил, — сказал компьютер, — и со всей определенностью заявляю, что это и есть ответ. Мне кажется, если уж быть с вами абсолютно честным, то все дело в том, что вы сами не знали, в чем вопрос.

— Но это же великий вопрос! Окончательный вопрос жизни, Вселенной и всего такого! — почти завыл Лунккуоол.

— Да, — сказал компьютер голосом страдальца, просвещающего круглого дурака. — И что же это за вопрос?

Тогда решили, что искусственный интеллект нуждается в дополнительном апгрейде, чтобы узнать, в чем вопрос и какой на него должен быть ответ. Для этого построили компьютер, который назвали Земля, и он был настолько огромен, что многие считали, что это настоящая планета. Однако за пять минут до того, как все должно было разрешиться, Землю взорвали галактические дорожные службы.

В этом, наверное, и есть ключевая метафора человеческого существования. Мы всегда жили и будем жить за пять минут до конца света. И наши версии главных вопросов и ответы на них — просто развлекательный воскресный квест в галактическом пабе. Как выковыривать изюм из пасхальных булочек.

Если препарировать культуру как лягушку, можно понять, из чего состоит ее ДНК. Вот тут немного Шекспира, там ген Фрэнсиса Бэкона, здесь Гоббс и Лок ведут бесконечный спор, а там гогочут Джонатан Свифт и Монти Пайтон под песню «Oh! You Pretty Things» с альбома Дэвида Боуи «Hunky Dory».

Где-то там, в сложных хитросплетениях взаимоисключающих смыслов, наверное, есть тень правды. И это единственное, что имеет смысл, — эта тень. И тень тени.

Потому что наивно искать последнюю истину в истории. Глупо рассчитывать на нее в будущем. Курам на смех — требовать ее прямо сейчас.

Единственное, что нам остается, бесконечно повторять, как Билли Айлиш О’Коннелл: «What was I made for?»

Чтобы однажды узнать: «Something I wait for. Something I’m made for».