Герой недели – Михаил Шац. Разговор об эмиграции, личной жизни и творчестве

Как вы пришли к тому, чтобы создать стендап-выступление, основанное на личном опыте?

Чтобы ответить на этот вопрос, нужно вспомнить события десятилетней давности. В 2012 году из-за политических высказываний, которые мы делали с моей женой Татьяной Лазаревой, нас убрали с телевидения, и мы оказались в ситуации, когда привычный способ самовыражения стал недоступен. Потребовалось время, чтобы найти новый путь «возвращения себя». Тогда я познакомился с ребятами из «Стендап-клуба №1» и вместе с ними начал свой путь в стендапе. Это и привело меня к сольной карьере, которая продолжалась до начала войны в Украине. После начала войны это стало моим основным делом. За эти два с половиной года я написал две новые программы и с ними объездил много стран.

А что больше всего вас вдохновило на написание новой программы?

Любой стендап — это отражение того, что происходит с тобой и вокруг тебя. Я бы описал это так — я рассказываю о том, что произошло со мной, в результате того, что произошло с нами всеми. Здесь затронуты разные темы: адаптация в новой стране, новая реальность, невозможность вернуться в Россию, наблюдение за Россией со стороны. Конечно, не обошлось без личной жизни, историй о моих детях. Но, несмотря на то что я рассказываю через призму своего опыта, зрители на моих концертах узнают себя. Хотя у зрителя и другая жизнь, но во многом она похожа.

Как вам кажется, и для вас, и для зрителя стендап — это способ рефлексии с помощью юмора?

Прежде всего важно попасть в зрителя, в его переживания. Стендап — это не только смех над тем, что происходит со мной, но и грусть, которая, кстати, тоже возможна и иногда нужна. Это проживание через юмор наших общих болей и радостей. Стендап помогает как мне, так и зрителям осмыслить происходящее вокруг, выразить чувства, которые сложно передать иначе.

Чем вы занимались до войны? Были ли проекты, которые не удалось завершить?

После внезапного окончания телевизионной карьеры мне понадобилось время, чтобы понять, куда двигаться дальше. Я переключил внимание на стендап и YouTube-канал, начал выступать с сольными концертами. Это и была моя жизнь в России до начала войны. Однако после её начала о какой-либо карьере в России не могло быть и речи — моя чёткая и открытая позиция по поводу войны сделала это невозможным.

Было много различных проектов. Например, мне очень нравилось озвучивать книги. Участвовал в небольших проектах на YouTube, и всё это было интересно, но война перечеркнула возможность завершить многое из того, что я начинал.

Как проходила ваша эмиграция? Вы знали, как и куда переедете, или это было спонтанное решение?

Мой путь был довольно определён — это Израиль. У меня было гражданство с 2015 года, но сам переезд стал для меня спонтанным решением. Честно говоря, я никак не готовился к эмиграции, и, как многие тысячи людей, принявшие такое же решение, я столкнулся с трудностями адаптации. Это и изучение языка, и понимание новых реалий, и осмысление того, как функционирует жизнь вокруг тебя. Всё это сопровождалось невозможностью вернуться в Россию, что добавляло дополнительных переживаний, но одновременно давало чёткое осознание, что другого пути нет. Эти два с половиной года можно назвать вынужденной эмиграцией, но абсолютно осознанной.

Как вам кажется, стал ли Израиль после начала войны центром культурной эмиграции? Похожа ли нынешняя волна репатриантов на предыдущие?

Мне кажется, что Израиль стал одним из больших центров эмиграции, особенно после начала войны. Огромное количество людей приехало туда, хотя я не могу сказать, что это сопоставимо с волной репатриации в 90-е. Тем не менее, это внушительное количество людей. И качественно эта волна очень отличается от предыдущих, потому что многие из тех, кто сейчас приехал в Израиль, — это успешные, реализованные люди с совершенно другим видением жизни. Они сталкиваются с реальностью Израиля, что иногда оказывается сложным.

Израиль — невероятная страна с очень высоким качеством людей. Здесь много интеллигентных и умных людей, которые переживают, сопереживают и готовы помочь в любой момент. Культурная жизнь в Израиле активно развивается, много артистов, гастролей, создаются новые проекты. Учитывая, что примерно двадцать процентов населения могут выражать себя на русском языке, это придаёт дополнительный импульс культурной жизни.

В прошлом октябре ХАМАС атаковал Израиль. Сложно ли было переехать в страну, связанную с войной, после опыта другой войны?

Это был очень трогательный и эмоциональный опыт. Было невероятно тяжело осознать, что я оказался в эпицентре ещё одной войны. Однако могу сказать, что эти войны сильно отличаются друг от друга. Начало октябрьской войны привело к невероятному единению внутри Израиля, который переживает эту трагедию очень тяжело. Несмотря на желание мира, которое присутствует в израильском обществе, есть чёткое понимание, что проблему невозможно решить без военных действий. Это ещё одна война за право существовать, за право евреев иметь свою страну.

Внутри Израиля существует полярность мнений, в том числе по поводу военных вопросов. Тем не менее, присутствует осознание того, что это тяжелый, трагический, но необходимый шаг, чтобы страна продолжала жить. Война даёт более глубокое понимание страны и того, с какими реальностями живут люди. По сути, это уже четвертое или пятое поколение евреев, которые более семидесяти пяти лет вынуждены бороться за своё существование и за свою страну.

Как пришло к вам осознание себя как еврея? У многих этот опыт сильно отличается.

Мои родители — советские евреи, а моя бабушка, которая родилась в 1925 году, успела в свое время уехать в Палестину, но потом вернулась в СССР по семейным обстоятельствам. Её понимание и самосознание были гораздо более глубокими, она, например, знала идиш. Мама и папа — это советская интеллигенция, евреи, которые выросли в условиях, где традиции были размыты, и они не могли передавать их мне в полной мере. В нашем доме были только фрагменты культуры, например, мама умела готовить гефилте фиш. 

Ощущение своей еврейскости стало приходить ко мне с возрастом, ближе к пятидесяти. Иногда я ходил к раввину в синагогу, но это был скорее поиск, чем что-то осознанное. В Израиле это ощущение начинает проявляться по-другому. Когда ты видишь вокруг себя страну, которая живет на основе этих традиций, сохраняет и передает их, всё становится более осмысленным. Сейчас я чувствую себя гораздо более евреем, чем был два или три года назад. Это осознание приходит с погружением в культуру и реальность Израиля.

Насколько сильно отображён опыт эмиграции в вашем творчестве?

Опыт эмиграции занимает значительное место в том, что я создаю. Думаю, что это естественно для любого человека, который пережил эмиграцию. Сейчас я нахожусь в периоде, когда это ощущение переезда и адаптации доминирует надо мной. Понимание того, что происходит вокруг, и переосмысление собственной жизни в новом контексте — важные факторы для меня. Но чем дольше я живу в эмиграции, тем больше хочется начать абстрагироваться и просто принять это как свершившийся факт. Думаю, что со временем произойдёт полное принятие, и я надеюсь, что это случится скоро.

Как произошла эмиграция с точки зрения семьи? Сложно ли было поддерживать отношения как раньше, и как она отразилась на ваших детях?

Это было непросто, потому что семья у нас вся раскинута. Младшая дочь живёт в Англии, она только что пошла на первый год университета. Старшие дети живут в Лиссабоне, и я рад, что у них всё постепенно налаживается. Кстати, старшая дочка приготовила мне большой подарок — в следующем году я стану дедушкой. Каждый из них проходит свою адаптацию, и это был непростой процесс. Старшим детям было сложнее принять эмиграцию, но младшая, кажется, пережила это довольно легко, поскольку она уже долгое время жила вне России и приезжала туда только в отпуск. Она, возможно, легче всех восприняла переезд.

Удалось ли вам сохранить такую же связь после эмиграции?

У нас достаточно тесные взаимоотношения, и мы общаемся ежедневно. Конечно, удручает невозможность часто видеться, это действительно изменилось. Но, мне кажется, наши отношения стали даже более теплыми, человеческими, и более наполненными переживаниями друг за друга. Мы начали больше ценить моменты, которые проводим вместе, даже если они редки. 

Как вы видите будущее России в ближайшие пять лет?

Я не думаю, что в ближайшие пять лет что-либо изменится. Мне кажется, Россия вошла в процесс заморозки, и единственное, что может кардинально повлиять на ситуацию, — это судьба одного человека, о котором даже говорить не хочется.

Какие у вас планы, как вы видите своё будущее?

Я строю свою жизнь с ясным пониманием того, что в нынешних реалиях в Россию не вернусь. В моих планах — развитие стендап-комедии, гастроли и желание пожить в разных странах. Например, я часто бываю в Америке и провожу там больше времени. Моя жизнь — это гастроли, выступления, YouTube-проекты. Но я, безусловно, склоняюсь к выражению себя на русском языке. Несмотря на достаточный уровень английского, мне удается глубже и лучше выражать свои мысли именно на русском.

Билеты на выступления Михаила Шаца в Лондоне и Манчестере можно приобрести по ссылкам:

• Лондон — 23 октября;
• Манчестер — 20 октября.