В спектакле Жени Беркович хорошо известное предстает в новом, почти парадоксальном свете. Гротескные образы соседствуют с бытовой простотой, а библейские мотивы вплетаются в повседневность с легкостью, которая лишь подчеркивает их актуальность. С первых минут они погружают зрителя в параллельный мир, где на фоне стилизованных декораций разыгрывается история о рождении чуда — но не возвышенного, а земного, человеческого, доступного пониманию каждого. Здесь осел и вол обсуждают коммунальные вопросы, ангелы пытаются примириться со своей ролью — заботится о людях и сообщать им об опасности, когда хочется тишины.
В своей постановке Беркович создает мир, где высокое и низкое, трагическое и комическое сливаются в единую ткань повествования. Спектакль напоминает зрителю, что в любой великой истории есть место простым людям — тем, кто случайно оказался рядом. Эта тонкая ирония делает постановку одновременно остроумной и трогательной, заставляя зрителя увидеть себя в каждом из персонажей.
Игра актеров наполнена самоиронией и искренностью, которые выходят за рамки сцены. Кажется, что они существуют не в условном театральном пространстве, а в реальной жизни — такой, какой она бывает: сложной, нелепой, иногда жестокой, но всегда удивительно живой. Две овечки с тонкими, звонкими голосами и мент, ворчащий у дверей, — это не просто персонажи, это люди, которых мы видим вокруг себя.
Однако под легкостью и комедийностью скрывается серьезное содержание. Беркович тонко подводит зрителя к мысли о том, что каждый человек — это маленькое чудо, чей смысл и ценность жизни часто остаются незамеченными в потоке больших событий. Политические аллюзии, бюрократическая волокита и даже усталость от постоянной борьбы — все это складывается в единую историю, где нет второстепенных ролей.
Спектакль «Наше сокровище» — это не просто театральная постановка, это возможность взглянуть на мир в новом ракурсе, переосмыслить привычные истины и, возможно, почувствовать себя немного ближе к тем, кого мы часто не замечаем. Постановка оставляет после себя не только улыбку, но и щемящее чувство — надежду, что в этом сложном мире мы все еще можем быть чьим-то сокровищем.