Загрузка ...
За архитектурный стиль и планировку ансамбля отвечал молодой архитектор Оуэн Флеминг, убежденный марксист, который взялся воплотить идею социальной справедливости в новом эталонном типе жилья. Для викторианской Англии и для всего мира строительство Boundary Estate стало настоящим революционным прорывом.
Чуть меньше года назад в этот район переехала Юлия Таранова, исследователь и преподаватель Королевского колледжа Лондона, основатель и руководитель исследовательских проектов в сфере социальных наук. Ее квартира расположена в доме на той самой Олд-Никол-стрит, название которой не раз мелькало в романе Моррисона.
Про строительство дома
Boundary Estate — прабабушка наших советских многоэтажек, хрущевок и панелек. Это первое в Лондоне муниципальное жилье, которое принадлежало государству и выдавалось нуждающимся. Район построили прямо на месте старых трущоб на востоке города, где из-за близости к фабрикам и складам в основном жили рабочие. Тогда на волне индустриализации и сопутствующего ей экономического неравенства возникли идеи Карла Маркса об устройстве общества, которые во многом легли и в основу концепции первого социального жилья. Архитектора также вдохновляли мечты философа Джона Раскина и художника Уильяма Морриса о доступности красоты и достоинстве для каждого.
Квартал строили в течение десяти лет — с 1890 по 1900 год — во времена правления королевы Виктории. Следы Викторианской эпохи отразились и на его архитектуре, и на планировке, и на внешней отделке зданий. В центре района находился сквер с павильоном Арнольд-Серкус, а вокруг него разместили многоквартирные дома. Все они слегка отличаются по деталям и стилю, и чем дольше я тут живу, тем больше это замечаю, но, конечно, вместе они производят ощущение единого целого.
За более чем вековую историю Boundary Estate пережил две мировые войны и несколько масштабных реноваций. Теперь весь квартал является зоной консервации, а сам жилой комплекс находится под архитектурной защитой и внесен в список Grade II, хотя часть квартир в нем до сих пор принадлежит государству и сдается на льготных условиях.
Про квартиру
Жилые пространства внутри зданий спроектированы по-разному. Но, помимо этого, они отличаются и от первоначальных чертежей, по которым строили квартал. В городском архиве я нашла чертежи, в том числе моей квартиры, на которых видно, как она раньше была устроена. В ней не было ванной комнаты, потому что жильцы ходили в общую баню, зато была судомойня — scullery. А еще в каждой квартире был зал с камином, но с появлением электричества жечь их перестали и практически везде замуровали. В общем, все по-минимуму, только самое необходимое.
Сразу после Второй мировой войны траты правительства на социальное жилье были сокращены, и квартал вновь пришел в упадок. Но в 1960-е комплекс отреставрировали и квартиры привели в более современный вид. За счет объединения площадей получилось добавить кухни, ванные комнаты и дополнительные спальни, чтобы жилье стало более удобным и просторным для семей. Например, на месте одной моей квартиры раньше находились две, и внутри все еще можно увидеть остатки прежних перегородок.
Еще одна глава в истории этого квартала и муниципального жилья в целом началась в середине 1980-х годов, после запуска программы Right to Buy правительством Маргарет Тэтчер, когда арендаторы смогли выкупить жилье в частную собственность с очень большой скидкой. Предыдущий хозяин моей квартиры получил ее именно таким образом: он заехал в дом как очередник, а после реформы приватизировал квартиру за 15 тысяч фунтов, в то время как ее рыночная цена тогда была около 50 тысяч. Ему повезло: соседний Сити в 1990-е годы начал активно развиваться, экономика росла, а Шордич превратился из криминального района в рай для хипстеров. Все больше людей покупали здесь квартиры и продавали их тем, кто работал рядом, при этом неплохо зарабатывая на разнице. Но он прожил в Boundary Estate большую часть своей жизни и заверил, передавая ключи, что дом был полон гостей и счастья.
Про реставрацию
Я переехала в Boundary Estate чуть меньше года назад. Практически все это время я занимаюсь проектом по реставрации квартиры, с которым мне помогает архитектор и историк Эрик Роджерс, хозяин London Night Cafe в Спиталфилдсе. Поскольку наш дом находится под архитектурной защитой, любые изменения мне нужно согласовывать с муниципалитетом. Когда я получу разрешение, то начну внутренние работы, а пока это временная обстановка, поэтому книги еще лежат на полу, а вещи — на рейлах.
Мне очень хочется заново открыть камины, убрать некоторые стены, объединить кухню и гостиную, переложить пол. Мои соседи напротив уже сделали это, и муниципалитет выдал им разрешение, но по опыту — это не быстрый процесс.
Любимые вещи в квартире — книги и произведения искусства. В кабинете — фотография, которую я сделала в Тиране в прошлом году, на кухне — картина Ромы Дурова, написанная в Тбилиси в первые дни войны, в коридоре — инсталляция Ники Дубровской, состоящая из газетных цитат времен Первой мировой: они прекрасно отражают сегодняшний нарратив. А прямо напротив входной двери висит оптимистично-пессимистичный плакат «Все только начинается» от Partisan Press. Этот тираж они напечатали летом 2021 года, ровно когда «Лабораторию социальных наук», директором которой я была в России, признали иностранным агентом. После этого мне казалось, что худшее уже позади, но вскоре наступил февраль 2022 года, и все изменилось.
Про эмиграцию
Долгое время я не ощущала себя в эмиграции, потому что жила в постоянных перелетах между Москвой и Лондоном — и когда училась в магистратуре в Оксфорде, и когда поступила в аспирантуру. А теперь мой дом здесь.
Для меня дом — это место, куда хочется вернуться, когда ты устал странствовать. Я очень авантюрна, но время от времени хочется забраться в безопасное предсказуемое место, где можно восстановить силы и переварить события. Дом — это место, где мне спокойно.
Оригинальный текст напечатан в специальном выпуске журнала «Зима» #английскийдом . Заказать свою копию можно по ссылке.