Мэттью Боурн на сцене Sadler’s Wells. Любовь и свобода

Мэттью Боурн – самый лондонский из всех английских балетмейстеров. То, что он делает на сцене, не делает никто. Это не совсем балет, хотя в его спектаклях всегда много танцев. И это совсем не драма, хотя там всегда есть внятный сюжет, психология и драматургия. Можно было бы воспользоваться старым термином «драмбалет», но уж больно он замусолен нашими критиками, клеймившими этим словом старомодные опусы советской хореографии 40-50-х гг. 

А спектакли Боурна все как с иголочки. Они новые, свежие, весело хрустят, как будто только что вынуты из дорогой пергаментной бумаги. Это дорогостоящий товар, класс, за который можно смело переплачивать спекулянтам втридорога. Это шампанское, от которого легко пьянеешь и еще долго не можешь прийти в себя. Неужели ты все это видел своими глазами? Неужели это было с тобой? 

Помню свой первый шок от его «Лебединого озера», где всех лебедей танцевали мужчины. Тогда Боурн как будто заново услышал в музыке Чайковского горестную историю потерянной души, рвущейся к небесам и счастью, на путях к которым ожидают позор, обман и смерть. Он поставил гамлетовскую историю о принце, который был слишком хорош, чтобы стать королем, и слишком робок, чтобы стать счастливым любовником. Это спектакль фантастических превращений с властной королевой-матерью, всесильными министрами, нелепой королевской невестой в мини-юбке, с опасными незнакомцами, затянутыми в черную кожу и с плетками садо-мазо, со всей этой страшноватой массовкой, именуемой в программке «королевским двором», от которого несчастный принц бежит топиться в озеро. 

Впрочем, само озеро больше напоминало пруд в Гайд-парке. На его живописном фоне принцу и явятся прекрасные лебеди мужского пола. А проникновенное па-де-де с юношей-лебедем отвратит его на время от идеи самоубийства, подарив надежду на счастье и взаимную любовь. Особенно запоминается финал первого акта: птицы растаяли в воздухе, а принц, протрезвев после бурной ночи, обнаруживает себя лежащим на парковой скамейке. И тут вместо прекрасного лебедя перед ним возникает старушка в дождевике, пришедшая подкормить своих пернатых любимцев, несмотря на строгий запрет, вывешенный тут же на столбе: «Птиц кормить запрещено!».

Как ни странно, но никакого насилия над Чайковским в спектакле Боурна нет и в помине. Как, впрочем, и никакого эпатажа. Дух музыки сохранен в неприкосновенности. Ее романтический надрыв и пафос звучат с тем же душераздирающим тремоло, с каким только и надо исполнять Петра Ильича, а слаженный лебединый мужской кордебалет смотрится ничуть не хуже, чем канонические дамы в белых пачках.

С Мэттью Боурном мне довелось пообщаться однажды в его скромном лондонском кабинете, увешенном постерами прежних спектаклей. Высокий, улыбчивый, спокойный господин в черной майке, джинсах и кедах. Как выяснилось, в детстве он любил собирать автографы у знаменитостей. 

— Мы с приятелем надевали выходные костюмы, начищали ботинки ваксой до блеска, брали блокноты или фотографии любимых артистов и шли их караулить к подъездам Claridge’s и Ritz. У нас была выработана собственная тактика. Мы были, знаете ли, такие супервоспитанные, суперлюбезные маленькие английские джентльмены: «Dear sir or madam, would you be so kind…». Действовало безотказно. Так я заполучил автографы Чарли Чаплина, Бэт Дэвис, Лорен Бэккол….

— А сейчас у кого-нибудь вы хотел бы взять автограф?  

— Я как-то давно об этом не думал. И потом, мне кажется, из нынешнего кино ушла магия, тайна. Актеры, за немногими исключениями, перестали быть объектами поклонения и обожания.   

Как ни странно, в этом немолодом господине 1960-го года рождения до сих пор живет воспитанный английский мальчик, собирающий альбомы с автографами знаменитостей. Надо было видеть, с каким блеском в глазах он рассказывал о своих встречах с Ширли Маклейн и Грегори Пеком, зашедших к нему за кулисы во время гастролей на Бродвее; о том, как один из номеров его «Лебединого озера» по личному распоряжению королевы вошел в официальный концерт, устроенный по случаю ее очередного юбилея; как он общался с покойной принцессой Маргарет, большим балетоманом и его давней поклонницей. 

— Вы роялист? — поинтересовался я.

— Нет, но я знаю, что буду по ним (имеется в виду королевская семья – прим. С.Н.) очень скучать, если вдруг на каком-нибудь безумном референдуме примут решение упразднить монархию. 

Про свой театр говорит деловито, без придыханий: «Секрет успеха наших спектаклей заключается в том, что в них всегда есть понятный сюжет, яркие характеры, знакомая музыка. Обязательно должен присутствовать юмор, немного секса (почему нет?) и история большой любви. Публика не очень любит смотреть танцы, если они не окрашены сильными эмоциями. И потом, очень часто художественной основой моих спектаклей становится кино. Так было в «Золушке», навеянной знаменитыми фильмами 40-х годов «Мост Ватерлоо» с Вивьен Ли и «Короткой встречей» с Лесли Хоуардом. А наша «Пьеса без слов» вообще построена на сценариях двух культовых фильмов 60-х годов «Слуга» и «Инцидент». 

Сейчас в Sadler’s Wells идет серия спектаклей «Полуночный Колокол» (The Midnight Bell). Собрание драматичных, комичных, ироничных историй завсегдатаев лондонского паба, поставленных по мотивам романов Патрика Гамильтона «Площадь похмелья» и «Рабы одиночества». Герои встречаются в многообещающей и опасной полутьме. Тут и разудалая барменша, которую осаждает надоедливый и слишком пылкий поклонник. И старая дева, надеющаяся расстаться со своим постылым девством, которая в результате оказывается обворованной и униженной. И бармен, одержимый губительной страстью к проститутке. Есть и двое геев, изнемогающих от желания, но страшно боящиеся открыться в своих чувствах и желаниях. Наконец, есть и маньяк, который в своих диких фантазиях то и дело пытается задушить свою жертву, но та норовит в последний момент от него ускользнуть…  

Все герои находятся в непрерывном движении. Одна сцена сменяет другую, одно па цепляется за другое. Временами хореография Боурна похожа на полотна Отто Дикса и немецких экспрессионистов. Сцена погружена в дымные сумерки лондонского Сохо.  Спектакль идет под фокстроты и танго 30-х годов. В музыкальной партитуре выделяется знаменитый тенор Лесли Хатчинсона, исполняющий свой шлягер времен What is This Thing Called Love? Ключевой вопрос, который Мэттью Боурн не устает задавать почти сорок лет. И каждый раз, отвечая на него, умудряется не повторяться. 

Билеты на спектакль Midnight Bell в постановке Мэттью Боурна можно приобрести по ссылке.