Загрузка ...
У Семена Слепакова на Юрмалу давняя обида. Два с половиной года назад он выступал здесь, в легендарном зале «Дзинтари». И что-то пошло не так. Не сложилось. Шутки были какие-то не те, зал вялый. Семен явно не находил контакта с публикой. А тут еще за 10 минут до финала Владимир Познер решил, что с него хватит, и довольно демонстративно покинул зал вместе с группой своих друзей. Половина ряда вынуждена была подняться, чтобы их выпустить. А Слепаков, наблюдая со сцены за этим торжественным исходом, даже не нашел, что сказать. Например: «Ну хотя бы один Владимир Владимирович нас покидает…»
Обо всем этом Слепаков рассказал на своем недавнем концерте с интонациями подростка на приеме у психоневролога. Юрмала осталась травмой, которую можно было залечить только одним — успехом. Так возникла идея сольного концерта Слепакова в рамках фестиваля Laima Rendezvous. На моей памяти такого еще ни разу не было. Да еще в жанре стендапа! Но Лайма пошла на этот риск и не прогадала. Концерт прошел на ура. Как пошутил Слепаков, получилось что-то вроде «санитарного часа», чтобы у зрителей не случилось передоза от музыки, поставленных громких эстрадных голосов и шикарного шоу. У него-то было более чем скромно и прозаично: человек в джинсовке с гитарой. Борода, залысины, домашние интонации.
Но есть в Слепакове какая-то внутренняя непреклонность. Ее легко принять за покорность, грубоватый юмор, за которым чувствуется цепкая наблюдательность, насмешливый ум и доскональное знание вкусов своей публики. Вокруг меня сидели люди, которые помнили тексты всех его песен наизусть. И по первому сигналу со сцены начинали дружно подпевать. Но Семен не очень-то стремился превращать свой концерт в массовое караоке. Скорее хотел поговорить с залом, рассказать о своей новой жизни в Израиле, о всех переменах, случившихся с ним.
Старые песни перемежались с новыми. Совсем грустные истории — с относительно веселыми. Это был монолог человека, угодившего в западню, которую ему расставила судьба, но сумевшего как-то из нее выбраться. Спастись. И вот немного прихрамывая, с виноватой улыбкой поглаживая синяки и ноющие раны, он выходит к публике, которая помнит его крутым, розовощеким артистом, успешным продюсером, любимцем миллионов, над песенками и шутками которого смеялись даже в Кремле.
А что теперь? Есть песня «Я — не русский». Есть новый гимн релокантов «Мы с Галкиным», в котором легко услыхать перекличку с криком чаек на юрмальском побережье.
Есть ставшая почти классикой уморительная инструкция по выживанию: «Сидите и не пи-ди-те», предназначенная всем оставшимся… Или новая, слегка эротическая песенка на музыку из фильма «Эммануэль», посвященная президенту Франции и его супруге.
Слепаков не сдается. Пишет, сочиняет, гастролирует по всему свету. Он собирает полные залы. И даже признался, что хочет сделать видеоверсию своего нынешнего концерта. По этой или по другой какой причине прессе было категорически запрещено делать любую видеосьемку и даже приближаться со своими вопросами к звезде. Вообще для юмориста-стендапера Слепаков, как мне показалось, даже слишком закрыт для посторонних контактов. Впрочем, тут нет ничего удивительного. Большинство великих комиков были унылыми мизантропами.
Напоследок Семен признался, что в Израиле ему хорошо и что он там счастлив. А потом добавил, что эту фразу ему рекомендовал произносить как можно чаще его личный психиатр. Надеюсь, что помогает.
РУКА СУДЬБЫ
Фотография из Даугавпилса, где у Максима Галкина был очередной концерт, напомнила, что рука его по-прежнему на перевязи, палец в гипсе, артерия и сухожилия перерезаны и общее выражение лица скорее обиженно-скептическое, мол сами видите, в какую передрягу попал. Теперь надо как-то из этого всего выпутываться. При этом ни один концерт Максим Галкин не отменил. Публика радуется ему как родному, а пораненная рука неожиданно стала главным номером его концертной программы.
На самом деле люди любят слушать про разные травмы, увечья и неприятности знаменитостей. Это сближает. Значит, не только я со своей Марьей Ивановной могу угодить в нелепую аварию, но вот и сам Галкин туда же… И в такой же очереди в травмопункт сидел, заливая пол кровью, и в той же самой микрохирургии лежал под капельницей. «Так же, как все, как все, как все…», — пела когда-то его знаменитая жена.
Впрочем, не совсем. Перед тем, как Максиму отправиться на операцию, молоденький врач из регистратуры попросил сделать с ним селфи.
Вы не понимаете, какая это удача!- сказал он с неожиданным воодушевлением.
Удача? — удивился Галкин. — Давно такой удачи у меня не было.
Врач не уловил мрачной иронии в голосе артиста и продолжил так же рьяно.
Мне сестра утром фотку прислала из Барселоны. Она в аэропорту словила Дудя. А я ей сейчас — с Галкиным пришлю. Представляете!
Галкин представил и, потихоньку теряя сознание, вымученно-нежно улыбнулся чужому айфону.
На самом деле пенсионерский старенький фольксваген, в который он въехал на своем велике, — это, конечно, в каком-то смысле колесница его судьбы. Во-первых, «народный автомобиль». Не джип, не Кадиллак, не Бентли какой-нибудь, а «средство передвижения» миллионов, будто специально подобранное для истинно народного артиста, каким давно является Максим.
Во-вторых, место аварии: Видус проспект в Юрмале на самом деле — тишайший. Никакого трафика там сроду не было. Все друг друга пропускают. Все друг другу улыбаются. Ну как такое возможно?
В-третьих, водитель. Точнее водительница. Да, это была дама! «Cherchez la femme», — как учат ушлые французы. И она нашлась. На Видус проспекте! Представительница основного зрительского контингента Галкина, его target group. Тем, кому за… Кто приходит на его концерты с цветами и отзываются заливистым смехом на все его шутки. Она была одной из них… Слава Богу, в этот раз удалось отделаться сломанным пальцем и порванным сухожилием. Но «бедствие всеобщего обожания» чревато и куда более серьезными последствиями.
А в том, что Максим по-прежнему любим и даже обожаем, мы имели возможность убедиться совсем недавно. Два вечера подряд зал «Дзинтари» был забит под завязку. Два часа на сцене без антракта. Никаких спецэффектов, никаких утомительных демонстраций познаний в латышском языке, никаких пародий на звезд былых времен, чьи имена уже мало кто может вспомнить.
То его прошлое с «голубыми огоньками», подмосковным замком в деревне Грязь и несметной армией поклонников, как отколовшаяся льдина, уплывает все дальше и дальше, заставляя вглядываться во «тьму времен» и выхватывать оттуда только самые главные, самые ослепительные мгновения.
«Я пел Магомаеву», — воскликнет Максим почти с той же интонацией, с которой старый Фирс в «Вишневом саде» вспоминал о гостях, бывавших на балах у его хозяев.
В этом признании и грусть, и тайная гордость, и необъяснимая тоска. Кого теперь ему пародировать? Про кого рассказывать смешные истории? Кого сегодня подкалывать своей иронией и находчивыми шутками? «Ты моя мелодия, я твой преданный Орфей» — старинный магомаевский хит в проникновенном исполнении Максима прозвучал как реквием всей той эстраде, на которой он начинал когда-то, а заодно и той нашей канувшей в небытие жизни, чье слабое эхо еще можно иногда услышать средь сосен Юрмалы. Они-то все помнят. И как это было, и чем все закончилось.
А может быть, здесь и таится разгадка многолетней привязанности и любви к Юрмале самой знаменитой пары российского шоу-бизнеса. В этом году этой любви пришлось пройти через серьезные испытания, — вначале запрет на концерт Кристины Орбакайте в «Дзинтари», потом авария на Видус проспект… Но, как говорил Михаил Михайлович Жванецкий, «это поправимо, хотя и безнадежно».
