Загрузка ...
Политолог Екатерина Шульман не раз говорила, что кризис окончательно добивает то, что приходило в упадок и до кризиса и выживало лишь по инерции. Зато кризис придает драйва начинающимся процессам и ускоряет образования новых явлений.
Какие привычные нам вещи навсегда останутся в доковидной эпохе и что появится нового? Свои предположения об этом не высказал только ленивый. Идеи разные: от масок, которые станут привычной частью гардероба, и до глобальных перемен в организации труда. Вплоть до: «Не будет ни хотдесков, ни планерок, ни корпоративов, одна сплошная удаленка. Слыхали, что Twitter разрешил своим сотрудникам работать из дома всегда? Ну вот. Работники засядут по домам, офисы в центре Лондона будут стоять пустыми, потом их нарежут на лофты и продадут по дешевке».
Поскольку я не ленивый, то тоже вставлю в эти разговоры пять копеек про прежний мир, которому уже не быть нынешним.
Знаете группу «Изоизоляция» в ФБ? Это пока лучшее, что произошло с русскоязычным интернетом в 2020 году. Про то, как русские любители искусства развлекаются на карантине, написала даже NY Times. Да и вообще, вы много видели групп в ФБ, публикации в которых набирали бы по 20 тысяч лайков?
Эта группа стала пробиркой, в которой я, радостно потирая руки, наблюдаю один пусть и не самый главный, но интересный общественный процесс — умирание слатшейминга (хотел тут в скобках объяснить, что это, но потом подумал: ай, к чему этот мэнсплейнинг).
В начале апреля, когда мир только узнал об «Изоизоляции», там еще происходила битва двух версий общественной морали, старой и новой. Когда кто-то из участников (точнее, участниц) выкладывал себя в полуобнаженном виде, изображая какой-нибудь шедевр мировой живописи, еще можно было увидеть привычное интернет-бурление в духе «здесь же дети».
И ладно бы белое пальто приходило в комментарии и критиковало пародию на какого-нибудь провокационного Шиле, который с большой любовью прорисовывал половые органы (такие пародии на грани фола тоже были). Так нет же, шипели на что-то вполне целомудренное вроде Рубенса.
И уже тогда было видно, как удивительно неуместно и жалко это выглядело на общем фоне веселья и творческого энтузиазма. Прямо даже жалко было этих комментаторов: они выступали в полной уверенности, что к ним сейчас присоединятся и другие, а вместо этого получили неожиданную обратку: «Да достали уже!»
А что сейчас: заходишь в эту группу, смотришь работы, просматриваешь комментарии. По-прежнему полным-полно обнаженки, люди обсуждают, смеются, хвалят. А вот критики-моралисты куда-то исчезли. Неуютно им стало среди людей с ограниченными локдауном возможностями передвижения и неограниченной фантазией. В группе произошел естественный отбор: старое и ненужное само выпилилось из «Изоизоляции».
Такие вот перемены. Не то чтобы тектонические, но показательные. Осуждать женщину за демонстрацию сексуальности и интерес к сексу и до коронавируса было чем-то в лучшем случае старомодным. И, собственно, сам факт того, что у нас в русском языке для такого поведения еще лет пять назад не было специального слова, а потом появилось, означает, что оно перестало считаться нормальным: новые имена дают привычным поведенческим паттернам тогда, когда к ним меняется отношение.
«Изоизоляция» показала, что в 2020 году быть таким уже просто стыдно.
