Иван Молочко: «Работать усердно можно и над асанами, и над эксель-таблицами».

Интервью с единственным (из нам известных) российским преподавателей хатха-йоги в Лондоне.

Каждое позднее воскресное утро с середины мая и до середины сентября в Гайд-парке происходит странное. Куча людей рассаживаются на цветных ковриках или прямо на траве, задерживают дыхание, потом пыхтят, как насосы, скручиваются во все стороны и складываются пополам на радость и удивление проходящих мимо туристов. Так проходят занятия йогой на открытом воздухе, которые уже почти пять лет ведет Иван Молочко.

Russian Gap не мог остаться в стороне. Мы взяли диктофон и коврик и тоже наконец отправились в Гайд-парк. Позаниматься и поговорить.

Russian Gap: Иван, как ты оказался в Лондоне?

Иван Молочко: Давным-давно, когда мне было 17, я в своем родном городе — Нижнем Новгороде — выиграл областную олимпиаду по английскому языку, и за это Британский совет отправил меня в Лондон на 10 дней. Я был так впечатлен, что мне захотелось вернуться. Хотелось, хотелось, не мог придумать как… Но знаешь, есть такое выражение: все получится, стоит только расхотеть. И как только я расхотел, оно получилось. Этот же Британский совет, много лет спустя, в райне 2007 года, устраивал в Москве фестиваль кино, и там были люди, которых я помнил еще по Нижнему Новгороду. И они говорят: “Ваня, а почему бы тебе в этом году не подать на стипендию Chevening? В этом году у нас мало заявок, а ты, мы знаем, можешь”. Эта стипендия выдается иностранцам на обучение в Англии и распределяется через Британский совет. Я подал. И выиграл. Количество стипендий тогда урезали с 80 до 16, так что это было большое везение. Я к тому времени пару лет работал в корпоративной разведке в Москве, поэтому пошел в King’s college учиться основам разведки и международной безопасности. То есть на Джеймса Бонда.

RG: Получается, ты русский шпион?

ИМ: Шпион — это вражеское слово. Cейчас у меня своя консалтинговая компания, мы делаем риск-менеджмент проекты в британских банках. Один раз позвонили из МI6, сказали, давайте работать на нас, кстати, а какой у вас паспорт? Это была какая-то официальная должность, ничего такого. Я говорю: “У меня русский паспорт”. Они: “До свидания!” Ну и слава богу.

RG: Как ты стал преподавателем йоги?

ИМ: Сначала я продолжал работать на корпоративную разведку парт-тайм и учиться фулл-тайм. И произошло очень интересное событие. В одном из университетских клубов мы познакомились с кришнаитом. До этого я с ними не сталкивался, хотя занимался на тот момент йогой и был начитан в индийских философских вопросах. И я был поражен, насколько они клевые. Этот кришнаит пригласил меня на мероприятие, где я познакомился с другом Лешей. Тогда он, правда, не был еще другом Лешей, а был Алексей Тонких. И он говорит: “Ваня, я уезжаю в Тайланд, не заменишь ли ты меня на моем йога-классе?”Я говорю: “Конечно, заменю”. Заменять в итоге не пришлось, но мысль появилась. А потом уже моя знакомая в спортзале при колледже, где я занимался, спросила, не заменю ли я ее на занятиях в ее классе. Когда она меня спрашивала, на занятии было два человека, и я подумал, что поучить йоге двоих человек легко. Прихожу — а там 12 человек! И никто не говорит по-русски. А я, соответственно, по-английски говорю весьма скромно. Ну, то есть я говорю по-английски прекрасно, но в специфической англоязычной йога-лексике ни в зуб ногой. Это было… прикольно. Но всем понравилось! Это был январь 2008. А в конце января мы с Лешей сняли студию в кришнаитском храме в Лондоне и начали преподавать там два раза в неделю, потом три раза, потом подключили еще пару залов, и так у нас стало 8 классов в неделю.

RG: И их ты совмещал с учебой и работой? Это технически возможно?

ИМ: Конечно. Мы преподавали по вечерам. Заканчиваешь работу — приходишь и ведешь класс. Главное, вовремя уйти с работы.

RG: Йога помогает справиться с мультизадачностью?

ИМ: Йога для этого и нужна. Во-первых, физику поставить на 100% КПД — чтобы сердце работало без помех, легкие, все системы жизнеобеспечения. Но главное — чтобы мозг работал идеально! Естественно, йога обостряет концентрацию, она для того и нужна, чтобы можно было фокусироваться на своей жизни.

RG: Как давно ты сам занимаешься?

ИМ: Я начал в 2000 году, но серьезно втянулся в 2007. Причиной тогда было то, что я травмировался на чемпионате по спортивному самбо и не мог поднять правую руку. Мне нужно было восстановиться, и тренер порекомендовал больше внимания уделять йоге. Восстановление заняло полгода, но да — через полгода рука прошла! При этом я много читал, практиковал пранаямы (дыхательные техники), энерго-техники других школ — Нарбекова, например. Занимался каларипаятту. Это система индийского национального мордобоя. Из нее, по слухам, вышел весь Шаолинь, а привез ее туда бородатый дядька по имени Бодхидхарма — первый патриарх в шаолиньском монастыре.

RG: Ты в России всему этому учился? Насколько там вообще, на твой взгляд, развита йога?

ИМ: В России очень серьезно занимаются. Русские после распада СССР были очень изголодавшимися по всему новому, в том числе и по йоге. Йога существовала в Советском союзе, но не всегда поощрялась. В 1971 г. вышел известный фильм “Индийские йоги — кто они?”. А в 1960-х годах приезжал один индийский йога-тичер, которого звали Дхирендра Брахмачари, для участия в космической программе. СССР запускал индийского космонавта в космос, чтобы узнать, как йога работает для подготовки. Выяснилось, что работает, но не так круто, как советская система подготовки. Что естественно. Они готовили индийского космонавта только йогой, а в советских космонавтов вкладывались по полной: центрифуга, и все такое. То есть был период в советское время, когда йога была разрешена, и ею на официальном уровне интересовались. Потом этот период закончился, а в 1980-х основательницу Харе Кришны в России даже посадили в тюрьму — тогда была политика преследования всех религий. Как только все открыли и разрешили, йогой стали заниматься интенсивнее.

RG: Тебе не кажется, что йога сегодня огламуривается? Превращается в такое модное занятие для девушек, которые просто ходят в спортзал потянуть спину и не совсем понимают, в чем, собственно, смысл йоги?

ИМ: Я совершенно не переживаю на этот счет. Йога, как и язык, — живой организм, не застывший, он постоянно меняется. Так что нельзя сказать, что правильно только так, как делали наши предки. Если даже такая, как ты сказала, — “гламурная” — йога ведет к источнику себя, то пусть она будет хоть трижды гламурной, главное, чтобы работала.

RG: Окей, возвращаемся из СССР в Лондон. Расскажи, кто к вам ходил на занятия и где вы искали учеников?

ИМ: Что касается поиска — мы с Алексеем называли это “включить бандерлога”. То есть делать все, что можешь, и немного больше. У нас тогда не было ни сертификатов, ни страховки, ни представления о том, как это делается в этой стране с точки зрения правил. Но главное — было желание и место, где йогу вести. Мы сначала преподавали только на русском языке, но поскольку это был кришнаитский центр, стало приходить много индусов, британцев и вообще всех. Я сертифицировался в шивананда-школе, Алексей сертифицировался в центре аштанга-виньясы в Москве, и мы оба начали преподавать на английском.

У нас завязались хорошие отношения с рассылками Russians in  UK и Russians in the City, они давали о нас анонсы, а мы приводили им новых подписчиков или давали скидки. До 2010 года мы преподавали вместе с Алексеем, у нас было несколько залов, но потом Алексей принял решение уйти в монахи, и половина классов ушла вместе с ним. Я стал развивать то, что осталось, вел классы три раза в неделю в зале и раз в неделю в парке. Опять же, очень повезло с Russians in UK, они помогают нам организовывать этот класс в парке. Продвижение очень важно. Начни просто преподавать йогу в парке — если про нее никто не знает, то ее как бы и нет.

RG: Сколько людей приходит сейчас на занятия в парк?

ИМ: В прошлом году о нас дали объявление TimeOut, и был пик интереса, на некоторые классы приходило под 100 человек. К счастью, у меня тогда было до пяти ассистентов. В этом году, если погода хорошая, бывает под 50 человек. Но комфортно для учителя преподавать, когда занимаются человек 20. Все что, больше — это сложно, хотя интересно.

RG: Занятия бесплатные?

ИМ: Занятие в парке официально платные, но donation based — то есть каждый платит столько, сколько посчитает нужным. Мы пробовали бесплатно первые два года, но поняли, что, по сути, это уроки, за которые платит учитель. Потому, что мне нужно отказаться от чего-то, чтобы приехать сюда, заплатить за поездку. А так это все покрывает, конечно. К тому же,  donations-based энергетически более целесообразно.

RG: Приходят русские?

ИМ: Нет, уже не совсем. Русских половина примерно, остальные — international.

RG: А что вы делаете в дождь?

ИМ: В дождь я все равно прихожу. Если это прям сильный-сильный дождь, то мы идем пить чай. Но за последние два года этого ни разу не было. Скорее, дождь покапал и прошел, солнце светит — хорошо. Часто бывает, что когда начинается дождь, мы переползаем под дерево и продолжаем занятия там.

RG: Много профессиональных русских йогов в Лондоне?

ИМ: Я знаю человек пять, и еще есть пара человек, про которых я слышал, но лично не знаком. Это если мы говорим про хатха-йогу. Из кундалини-йогов я знаю только одного. Многие русские йоги на самом деле из Прибалтики. Совсем-совсем русских йогов, прям из России, я кроме себя, никого не знаю. Хотя есть те, кто приезжает на лето, в гости, они тоже преподают.

RG: Мне кажется, это связано еще с визовым вопросом. У тебя своя консалтинговая компания, поэтому есть предпринимательская виза. Просто приехать из России в Лондон, чтобы преподавать здесь йогу, наверное, не получится… Как тебе, кстати, удается совмещать такие разные вещи, как профессиональная йога и консалтинг?

ИМ: Работать усердно можно и над асанами, и над эксель-таблицами, я не вижу большой разницы. А люди везде одинаковые. Общаться с людьми нужно и там, и там.

RG: Тебе комфортно в корпоративной среде?

ИМ: Ну кому комфортно в корпоративной среде! Даже те, кто упорно к ней всю жизнь стремился, так же ее ненавидят. Или, скажем так, иногда ненавидят. Но для мужчины аскеза это хорошо. Для женщины, считается, работа должна быть больше в радость, у них психика больше настроена на радость. А суровая мужская аскетическая работа в консалтинговой компании — это нормально.

RG: Ты используешь какие-то йога-техники на работе?

ИМ: Во-первых, стараюсь дышать хорошо — тогда стресс не закрепится на мышечной памяти. Или когда какие-то конфликты зреют, можно задержать дыхание. И тогда ты не воспримешь это близко к сердцу. Штук по управлению эмоциями много. Плюс, йога помогает держать себя в форме. Когда сидишь за компьютером в зажатом, скрюченном состоянии целый день, можно загрустить, конечно. Зато вышел после работы, позанимался час-полтора, пришел в себя, возвращаешься домой отдохнувшим.

RG: А есть какие-то несложные йога-компексы для офисных работников — без лишней философии, без особой подготовки, просто чтобы снять с  себя напряжение?

ИМ: Есть комплекс “5 тибетцев”, который включает в себя пять упражнений. Это, насколько мне известно, тибетская хатха-йога, очень сжатый общеукрепляющий комплекс. Я знаю людей, которые делают его годами и развиваются в йоге только за счет него. Можно также делать Сурья Намаскар каждое утро — это комплекс “Приветствие солнцу”, который включает наклоны и прогибы.

RG: Главное, заниматься каждый день?

ИМ: Недостаток любой практики состоит в том что ее нужно практиковать. Это как дамоклов меч, который висит над практикующими. Хочешь делать — надо делать.

RG: Ты, по-честному, занимаешься ежедневно?

ИМ: Ежедневно, но не всегда по часу. Иногда десять минут. Иногда я просто прихожу с работы, стою на руках. Но я иногда дышу пранаямы даже когда сижу за компьютером — пускай это будет 10 минут. Утро стараюсь начинать с дыхательных практик.

RG: Как ты относишься к медитациям?

ИМ: Медитация — это осознанность. Она врастает в жизнь. Ее можно практиковать просто за счет осознанного отношения к тому, что ты делаешь. Классическая медитация очень хорошо очищает ум и дает покой. Вообще, пребывание в тишине очень важно для того, чтобы вернуться к себе, сбросить кучу лишней информации, которой забит наш мозг. Считается, что четыре часа тишины в неделю — это необходимо, чтобы поддерживать нормальный уровень адекватности. Классическая медитация, в этом смысле, выглядит как тишина в квадрате.

RG: Сколько стилей йоги ты перепробовал?

ИМ: Да стиль-то один — хатха. Я знаю другие виды йоги, но они более духовно-ориетированные, чем телесно. Хатха-йога — она одна. Я как начал ее делать, так и продолжаю. Я пробовал кундалини-йогу, для меня она не сработала, не хватало физической активности. В хатхе мне очень понравился шивананда-стиль, потому что в нем есть все.

RG: С точки зрения физической активности, одной йоги может быть достаточно, чтобы всю жизнь быть в форме?

ИМ: Я хожу также в спортзал, занимаюсь со свободными весами, штангой. Заметил, что некоторые асаны стали лучше получаться после этого. Стойки на руках, например. Но, я конечно, делаю так, чтобы мои занятия могли сочетаться с йогой. Йога — моя основная практика. И, отвечая на твой вопрос, ее одной должно быть достаточно, если ею правильно заниматься. Особенно если ты не планируешь стать чемпионом мира по стрельбе. Потому что в этом случае лучше все-таки тренироваться в стрельбе.