Марина Богданова: «Иметь русский язык в своем резюме — полезно».

С Мариной Богдановой — преподавателем русского языка в лингвистическом центре Оксфордского университета — мы встретились, когда Оксфорд находился будто бы в спячке. Студенты разъехались на каникулы, на город навалилась непривычная для него жара, зато наконец можно было никуда не бежать и спокойно поговорить и про удивительную атмосферу города, манящую выпускников всего мира, и про политическую необходимость изучать русский, и про план спасения загулявших студентов, который придумал сто лет назад князь Юсупов.

Russian Gap: Марина, Вы ведь очень давно здесь живете и работаете, и всегда преподавали русский язык. Расскажите, кто его здесь изучает, и поменялось ли что-то за эти годы?

Марина Богданова: Я “приземлилась” рядом с Оксфордом в 1986 году. Это была горбачевская эпоха, когда приветствовались международные браки. Но Оксфорд был выбран не случайно, потому что Оксфордский Университет был потенциальным местом работы. В СССР я окончила Иркутский институт иностранных языков, диплом инъяза давал право преподавать русский как иностранный. Моя карьера здесь началась довольно легко. В колледже St Antony’s, где учатся аспиранты на степень MPhil и DPhil, по их просьбе организовали классы русского языка, куда меня и пригласили преподавать. Магистратура длится два года. Тогда курс назывался Soviet and East European Studies, а после 1991 года его переименовали в Russian and East European Studies, сокращенно REES. В течение года аспиранты изучают историю России или другой страны Восточной Европы. Знание русского языка считалось обязательным, чтобы работать с первоисточниками при написании магистерской диссертации. В то время в классе было 50 процентов американских студентов и 50 — англичан. Потом стали приезжать немцы, французы, голландцы, и т.д.  Очень космополитичная среда была, да и сохраняется до сих пор. После распада СССР на курс стали приезжать аспиранты из Восточной Европы, Прибалтики — им было легче с русским языком, т.к. многие дома слышали русскую речь. Потом, уже к концу 90-х, вдруг на курсе стали появляться американские русские, т.е русские дети, выехавшие с родителями в США в возрасте двух-трех лет. Вот это был интересный опыт для меня: студент прекрасно говорил, но не мог писать и читать сложные политические тексты по-русски. А сдавать экзамен надо…

St Antony’s College, где я начала преподавать, был основан в 1950 году, в разгар холодной войны. Тогда главное внимание уделялось изучению СССР/России. Но политика постоянно меняется. И колледж стал прирастать другими центрами. Так появился японский центр Nissan Studies, Islamic Centre, Jewish Studies Centre и т.д… Тем не менее Russian Studies Centre по-прежнему набирал силу, привлекал интересный преподавательский состав и увеличивал прием аспирантов. В 2000 году мы отметили его 50-летие.

RG: Как Вы думаете – сегодняшняя не очень благополучная политическая ситуация вокруг России может отразиться на популярности русского языка среди иностранцев и вообще судьбе Russian studies? Будет ли это как во времена холодной войны – толчком к еще более глубокому изучению русского, или напротив, есть опасность, что центры свернутся?

МБ: Думаю, что в связи со стремительно  развивающейся политической ситуацией потребность в русскоговорящих экспертах-политологах только возрастет. Мне бы хотелось сослаться на июньскую статью Бена Фармера, военного корреспондента британской газеты The Telegraph, в которой он пишет, что кризис в Украине выявил нехватку русскоязычных экспертов в Вооруженных Силах Великобритании. Вышедших в отставку или уволенных лингвистов и аналитиков, занимавшихся изучением России, стран СНГ и Восточной Европы, будут привлекать для консультаций, чтобы восполнить дефицит кадров.  После 9/11 стало необходимым изучение арабского языка, что отодвинуло русский и другие славянские языки на задний план.

RG: Где еще, помимо Оксфорда и Кэмбриджа, можно изучать русский?

MБ: В Британии есть несколько университетов, где можно учиться по программе REES. Вы можете поступить и в UCL, LSE, Birmingham University, Sheffield, University of  Bath, Edinburgh. Русский язык можно изучать в St Andrew’s University, т.е очень сильных и престижных университетах страны.

RG: А зачем вообще иностранцам — не политикам — изучать русский язык?

МБ: Cейчас я, в основном, веду курс, который называется “язык для исследователей”. В моем классе занимаются аспиранты факультетов математики, медицины, истории, географии. Им русский язык нужен, чтобы проводить “полевые исследования” — часто есть привязка академических интересов к конкретному региону. А кто- то надеется получить высокооплачиваемую работу в Москве. Сегодняшние выпускники очень прагматичны и набираются знаний по максимуму, пока они еще находятся в стенах университета. Иметь русский в своем резюме — это полезно. Но бывает и совсем другая мотивация — например, есть русская девушка… Часто встречаются случаи, когда студенты работали волонтерами в России, научились говорить по-русски и теперь хотят закрепить свои навыки. А волонтерами они, как правило, работали в детских домах.

RG: Вы успели поработать в России? Чем отличает преподавание в Окфорде от российских вузов?

МБ: Да, я успела поработать в советском институте, был такой опыт. Самое главное отличие в мотивации и размере классов. Мне приходилось работать с классом 30 студентов — негуманитариев. Эффективность очень низкая, так как нет индивидуального подхода. Оксфорд и Кембридж знамениты на весь мир своей системой tutorials. Что это такое? Ну, например, мне студент говорит: «У меня в 3 часа тьюториал, я должен уйти с урока пораньше». Это значит, что у него и еще пары других студентов встреча с профессором, где каждый делает презентацию по теме, а потом идет серьезный анализ и дисскуссия. Это очень ценное время для углубленного подхода к изучаемой теме. Профессор направляет своих подопечных в нужное интеллектуальное русло, а не говорит, что нужно думать только так, а не этак.

RG: А как в остальных английских университетах? То же самое?

МБ: Нет, там немножко другая система. Больше лекций, и нет такой роскоши общения со своим профессором — раз-два в неделю, когда вы можете поделиться всеми мыслями, услышать одобрение или критику. Tutorials — это индивидуальный подход.

RG: Правда ли, что здесь не принято “разжевывать”?

МБ: Совершенно верно. Почему сюда сложно поступить? Потому, что уже на этапе собеседования смотрят, может ли человек самостоятельно и логично мыслить, много ли ему нужно будет дать, чтобы его интеллектуальный дар раскрыть на сто процентов.

RG: А чем хорош Оксфорд для преподавателя?

МБ: Начнем с того, что никакими деньгами оценить невозможно. Это, прежде всего, роскошь общения с высоко интеллектуальными людьми. Сейчас, летом, этого не чувствуется, но в октябре, когда студенты приезжают в Оксфорд, тут такая потрясающая интеллектуально наcыщенная атмосфера! Прекрасные лица, умные глаза. А сколько интересных людей приезжают с лекциями, особенно осенью! Не знаешь, кому отдать предпочтение. В Оксфорде вполне можно прийти на лекцию  с опозданием, так как это значит, что вы успели уйти с одной интересной лекции, чтобы не пропустить другую. Опоздания не возбраняется. И вот, когда эта беготня заканчивается, в середине июня и наступает затишье, и в Оксфорд начинают заезжать полчища туристов. Контраст в атмосфере города заметно ощущается. Начинаются летние языковые школы, а это уже другая энергия. Тем не менее древние камни оксфордских стен и эту энергию с удовольствием впитывают. Преподаватели разъезжаются на долгие каникулы, которые так и называются long vacations.

RG: Как вообще строится в Оксфорде акадмический год?

МБ: Академический год в Оксфордском Университете делится на три триместра по 8 недель: Michaelmas Term (с октября по декабрь), затем идут Christmas vacations — 6 недель, потом Hilary Term (с января по март, это время для самостоятельной работы), дальше  Easter vacations и самый любимый всеми, так называемый, “летний” Trinity Term (с апреля по июнь). А потом — long vacations до октября. Каждый год точные даты меняются и нужно покупать ежедневник, чтобы знать, когда начинаем и когда заканчиваем.

RG: Значит, с октября до лета вы со студентами, а дальше?

МБ: До октября преподаватели занимаемся собственными проектами. Читают что-то, кто-то пишет диссертации. Это research time, исследовательское время. Но оно тоже очень живое, так как часто летом проводятся конференции, многое в академической среде происходит. Хотя лично я немного скучаю во время летних vacations — они у нас ну очень длинные, хотелось бы хотя бы в сентябре начинать. Потому что уже готов отдавать то, что  за лето наработал.

RG: В начале интервью Вы сказали, что часто работаете с иностранными студентами. С какими сложностями они сталкиваются?

МБ: Во-первых, студентам, прибывшим из-за пределов Евросоюза, так называемым from over seas, приходится платить за свое обучение значительно больше, чем европейцам. Для американцев это норма — высокая плата за образование. Они поэтому часто не понимают недовольства местных студентов по поводу очередного поднятия цен на учебу или жилье. Тем не мнение пабы наполнены студенческой братией, и в ресторанах тоже шумно. Многие подрабатывают, если это не идет в ущерб их учебному процессу. Это финансовая сторона проблем. Плюс, многим иностранным студентам, например, из Китая, Японии приходится «подтягивать» свой академический английский, для чего Университетский Лингвистический Центр организовывать специальные Preliminary Courses. Отдельная история — менталитет. Японцы, например, никогда не жалуются ни на что. А вежливость американцев быстро улетучивается, когда начинаешь с ними откровенный разговор. Сначала они всему рады: Оксфорд, да, замечательно, здесь учился наш бывший президент Клинтон, он ходил по этим коридорам, мы так гордимся… А потом наступает осень! В сентябре еще тепло, в октябре холодает, и начинаются непрекращающиеся дожди… И лица немножко меняются. Энтузиазм спадает. И здесь мы слышим больше возмущения и погодой, и жильем. Потому что город-то старый, и жилищные условия тоже бывают не очень.

RG: А мне всегда казалось, что здесь должно быть так приятно жить!

МБ: Обежития здесь действительно очень хорошие, но они предоставляются, как правило, на первый год, потом студенты должны переезжать в город, снимать жилье недалеко от колледжей или на таком расстоянии от лекционных аудиторий, чтобы было легко и быстро приехать на велосипеде. Это самый популярный вид транспорта в Оксфорде. На нем легко «летать» по городу от своих жилищ в районах Jericho, Cowley, Iffley. Жилье для студентов- это отдельный бизнес в Оксфорде, а если заранее не побеспокоились, то в начале учебного года бывает трудно устроиться, даже если снимать дом на несколько человек. В конце каждого триместра можно нередко наблюдать загрузки в родительские машины студенческих пожитков для перевода их домой, а потом обратно. Ведь колледжи зарабатывают на своем жилье. Они его сдают для конференций, языковых школ. Иногда туда пускают даже туристов. При этом студент, который живет в общежитии, может зарезервировать гостевую комнату для родителей, друзей. В этом смысле все достаточно демократично.

RG: Как тут вообще с дисциплиной? Строго?

МБ: Тут уместно будет вспомнить князя Феликса Юсупова, который учился в Оксфорде в University College в 1909 году. С дисциплиной в начале прошлого века было построже. Студенты обязаны были находиться на территории своего колледжа к 11 вечера, иначе за нарушение режима полагалось отчисление. И вот он пишет: “Следили за этим строго. Кто нарушал правило трижды за семестр, бывал исключен. В этом случае устраивались его похороны. Всем колледжем провожали его на вокзал под звуки похоронного марша. Во спасение нарушителей я придумал связывать из простыней веревку и спускать ее с крыши до земли. Опоздавший стучал мне в окно, я лез на крышу и скидывал ему веревку. Однажды ночью ко мне в окно постучали. Я бросился на крышу, скинул веревку и поднял… полицейского! Не вмешайся архиепископ Лондонский, выгнали б и меня из колледжа”.

Кстати, князь Юсупов в память о своем веселом пребывании в университете, оставил здесь основанное им Русское студенческое общество. Жизнь общества то угасала, то возрождалась (в зависимости от личностей его Президентов), и вот в 2009 году мы славно отметили его 100-летие. Надеемся, что и через сто лет оно будет существовать!