Интервью с организатором Русского бала в Лондоне, партнером юридической компании FJM Тимофеем Мусатовым.
Скажу честно: такого мощного по энергетике интервью у меня давно ни с кем не было. Я — вопрос, Тимофей — встречный вопрос! Да такой, что не знаешь, как на него ответить. Вот что значит разговаривать с профессиональным адвокатом. Или бывшим боксером. Чувствуешь себя, как на ринге. Но чем дальше, тем интереснее. К концу беседы у меня в голове маячила, главным образом, одна мысль: где мне взять красивое платье. Потому, что в том, что идти на бал все же надо, Тимофей меня окончательно убедил.
Russian Gap: Когда я говорю, что собираюсь на Русский бал в Лондоне, первый вопрос, который мне задают друзья, — ты что, стала миллионером? Все считают, что это мероприятие неоправданно дорогое. Самые дешевые билеты — £390, самые дорогие — £790.
Тимофей Мусатов: Что значит дорогое? На мой взгляд, цены адекватны программе и содержанию. Бал будет проходить в роскошном месте, включает концерт известнейших артистов, великолепный ужин, невероятную атмосферу и так далее. Мы стремимся сделать яркое и красивое мероприятие. К нам приезжают лучшие исполнители и звезды. Оркестр из 50 человек! Мы приглашаем одного из первых теноров мира. Заказываем лучший кейтеринг. Ужин, который будет предложен, состоит из 5-6 блюд. Качество вин, напитков — самое высокое. Мероприятие рассчитано на определенную аудиторию, которая ценит качество. Наши балы — это настроение, атмосфера, музыка, танцы, традиции, красивые люди. Естественно, все это стоит денег. Нельзя ездить на “Бентли” за три копейки. Таких просто не выпускают.
RG: А кто ваша целевая аудитория? Те, кто ездит на “Бентли”?
ТМ: Целевая аудитория — это успешные, позитивно настроенные люди разных возрастов. Наше мероприятие носит семейный характер. А вообще, по каким критериям мы будем оценивать публику?
RG: Ну давайте по тому, кто чем занимается, например. Мое личное мнение таково, что есть в Лондоне очень богатые люди, чей бизнес чаще всего находится в России, и для них £800 фунтов за билет — копейки. И есть люди, у которых есть хорошие работы — в финансах или айти, — и неплохие зарплаты, но для них даже £400 это очень приличные деньги. И это не значит, что они не любят культуру. Но они, скорее всего, на бал не пойдут.
ТМ: Это вы сейчас утверждаете?
RG: Я так предполагаю.
ТМ: Бал прошлого года, да и другие наши балы в Москве, Вене, Баден-Бадене показывают, что аудитория очень разная. В прошлом году билеты были гораздо дороже. У нас был зал на 2500 человек, и он был весь заполнен! Мне кажется, что аудитории не хватает культурных мероприятий, и я не сомневаюсь, что у нас снова будет полный зал. Хотя зачем гадать — приходите 2 ноября, и все сами увидите. Та публика, которую я вижу, очень разноплановая. У меня в Лондоне много знакомых совершенно разного достатка, и я с огромным удивлением в коридорах Royal Albert Hall в прошлом году встречал их всех. Так что тот, кто хочет пойти на бал, найдет £400, а кто не захочет — и за сто не пойдет.
RG: Безусловно. Поэтому задачу интервью я вижу в том, чтобы читатели смогли понять, стоит ли им находить эти £400.
ТМ: Чтобы определиться, нужно ли покупать билет, стоит посмотреть фото- и видеозаписи прошлого года. Вы видели записи с прошлого года?
RG: Да, видела новостной сюжет на “Культуре”. Красиво.
ТМ: А знакомые лица видели?
RG: Видела, но это были мои знакомые журналисты, которые были аккредитованы, они за вход не платили.
ТМ: И после этого вы с ними поговорили?
RG: Конечно. Они сказали, что было красиво и очень пафосно.
ТМ: Конечно! И это часть мероприятия. Для гостей, для многих моих друзей, для дебютантов – это не пафосно. Это называется “незабываемо”.
RG: Мне просто кажется, что Лондон достаточно расслабленный город, где все пытаются все сделать проще и не кичатся богатством, а мы, вместо того чтобы интегрироваться в эту среду, опять влезаем во фраки и звеним бриллиантами. Как-то очень по-русски.
ТМ: Я считаю, что людям не хватает вот таких ярких, красивых, стильных мероприятий. Но бал — это не только русская культура. Мы создаем мероприятие, которое является частью общемировой культуры. К нам на мероприятие съезжаются со всего мира. К тому же, у бала есть еще и благотворительная миссия — а это как раз очень по-английски.
RG: В прошлом году бал проводился в Royal Albert Hall, в этом будет в Old Billingsgate. Почему сменилась площадка?
ТМ: Вы помните, в какой день недели проводился бал в прошлом году? Это был понедельник — самый худший день из всех, которые только можно представить. Но мы собрали 2500 человек, так как, к сожалению, других свободных дат просто не было. Площадка Альберт Холла одна из самых сложных. Если бы я знал, что нам предстоит с ними в прошлом году пройти, мы бы, наверное, серьезно все взвесили. Потом в Альберт Холле очень маленький танцпол. В этом году, узнав, что удобная для нас дата уже занята, мы решили выбрать другую площадку. И Old Billingsgate нам очень понравился. Там есть выход к реке, много места для танцев. Первый раз я там был на тайной презентации “Роллс-ройса”. Ночью всех собрали, забрали телефоны, чтобы не фотографировали, показали новый кабриолет. В это время суток зал смотрится еще более привлекательным. Если вы не были еще внутри, то вам понравится.
RG: А сколько человек ожидается?
ТМ: В Old Billingsgate мы комфортно можем принять всего лишь одну тысячу человек. Количество желающих будет больше, мы это понимаем… Особенно учитывая, что цена, с моей точки зрения, демократичная для такого рода мероприятий. И сделана она такой по одной причине. Россия в последнее время, как известно, стала рекордсменом по количеству противоречивых политических новостей. В основном, головы несчастных людей забиты политическими страшными новостями, которые не позволяют думать ни о чем другом. И с моей точки зрения, бал в такое сложное время — это просто возможность выдохнуть. В текущих обстоятельствах мы, как организаторы, несем большие риски, но мы осознанно на них идем. Идем ради людей, а не ради денег. Денег там не будет, это абсолютно точно.
RG: То есть вы на этом не зарабатываете?
ТМ: Нет, конечно. Это благотворительный бал. И все заработанное — как в прошлом году, так и в этом, не только в Лондоне, но во всех странах, — идет в фонд “Линия жизни” или другие фонды. Это не бизнес. Я адвокат. У меня есть хорошая работа, любимая, я ею всю жизнь зарабатываю, и зарабатываю хорошо, и это позволяет, собственно, финансировать разные мероприятия. Я занимаюсь только своим делом, я не занимаюсь больше ничем. Участие в таком бизнесе — многослойная история. Это хорошая реклама нашей компании, которая помогает продвинуть ее на разные мировые рынки.
RG: Расскажите поподробнее про компанию.
ТМ: Она называется FJM (International Solicitors & Lawyers). У меня достаточно успешная адвокатская коллегия в России. В какой-то момент мы переросли рамки российской юриспруденции, и мне хотелось вывести компанию в центр, как мне тогда казалось, международного права — Лондон. Было потрачено довольно много усилий, но компания была организована, и она начала существовать, с помощью моего партнера Романа Филатова, который сам родился в Новороссийске, но учился здесь.
Чтобы основать адвокатскую компанию в Англии, надо быть либо англичанином, либо сумасшедшим. Одни только профессиональные страховки здесь стоят безумных денег, а для иностранцев они, кстати, гораздо выше. Но мы нашли свою нишу и клиентов, которые помогли нам здесь закрепиться. Наша практика состоит прежде всего из разрешения конфликтов, и мы защищаем нашего клиента любыми способами, не запрещенными законом, и разрешенными человеческой моралью. Мы не боимся брать на себя ответственность. И несмотря на то, что наша компания небольшая по количеству людей, с нами с удовольствием работают самые крупные клиенты — мы можем найти лучших людей в зависимости от ситуации. И, в отличие от многих крупных фирм, где делами клиента занимаются паралигалы, у нас партнеры сами ведут дела. Поэтому мы не можем взять слишком много кейсов, но те которые берем, отрабатываем с наилучшим качеством. Мы, например, представляли в России интересы Лаборатории Касперского, и опираясь на те принципы, о которых я сказал, привели к таким результатам их пятилетней войны, которые удовлетворили всех.
RG: Здорово. То есть Русский бал для вас — это, своего рода, пиар-проект?
ТМ: Не только. Мне 45 лет. Я многое в жизни видел, я прошел весь путь со страной с начала 90-х годов. Собственно, для меня материальная составляющая жизни лет 10 назад ушла на второй план — и не потому, что слишком много заработал. Это, наверное, старость подкрадывается, такая философия. И ощущение, что ты можешь не только брать, но и давать, — это пришло в тот момент. Как с преподаванием — человек не рождается учителем, но наполняется знанием, и потом, если он не передаст эти знания другим людям, для него это плохо закончится, он в дурдом попадет. То же самое со мной. Я получил многое и готов передать многое — теми силами и возможностями, которые у меня имеются. Подобные мероприятия — часть моего общения с миром.
RG: Программу бала этого года можно посмотреть на вашем сайте, но может, вы сами хотите выделить какие-то моменты?
ТМ: Говорить о бале я могу бесконечно. Очень сложно кого-то выделить. Как, например, можно выделить приму-балерину Большого театра? И не отметить Дмитрия Корчака? Или Семена Мильштейна, который стал моим другом еще до нашего с ним знакомства? Так обладать инструментом, как это делает он, — вживую это невероятно, это слезы. Вы будете плакать от счастья. В этом году у нас выступит Венера Гимадиева, солистка оперной труппы Большого Театра, и Василий Ладюк, певец с удивительной вокальной техникой, ученик Пласидо Доминго.
RG: А кто составляет программу бала?
ТМ: У нас существует большой коллектив, который занимается созданием мероприятия. И возглавляет этот коллектив Элизабет Смагин. Замечательнейший человек! Необычайной культуры! Необычайной работоспособности! Я точно знаю, что если бы ее не было, то этих мероприятий не было бы вообще. Потому что такой объем работы, который проводится при подготовке к мероприятию, — невероятен. Только для того чтобы просто настроить звук, сюда приезжает австрийская команда. И Элизабет — главный руководитель, настройщик всего инструмента под названием “Русский бал в Лондоне”. А ее муж — Александр Смагин — является директором ООО “Венский бал в Москве”, тоже прекрасный человек. Он меньше принимает участия именно в подготовке бала в Лондоне, так как занимается больше московским балом, но все равно очень помогает оттуда. Вся команда международная. У нас работают русские, австрийцы, британцы. Больше половины бального комитета — местные.
RG: Как давно длится история Русского бала?
ТМ: Бал был создан Элизабет и Александром 12 лет назад в Москве, и сегодня это бал номер один в мире. И с тех пор география его с каждым годом расширяется: Англия, Франция, Испания, Германия, Австрия, Швейцария, Италия, Украина, Россия, Казахстан, Грузия, Дубай. Конкретно на балу в Москве танцуют самое большое количество людей — 3000 человек! Это очень много! В Лондоне меньше, потому что тут надо учитывать и местный менталитет, и, кстати, недоверие со стороны соотечественников. До нас тут устраивали подобные мероприятия, но все они были другого уровня. Мероприятия на сто человек — и тоже бал!
RG: А что это были за мероприятия?
ТМ: Я не хотел бы о них говорить. Это не очень этично по отношению к людям, которые старались что-то делать и делали. Хорошо получилось или плохо — вопрос десятый. Но они старались, то есть были деятелями, а не «говорителями», зачем мне обижать их детище. Это неправильно.
RG: Ок, давайте уточним. Прошлогодний бал в Альберт холле и тот, который будет в этом году 2 ноября, — это ваша история, а все, что было до, к вам отношения не имеет, так?
ТМ: Именно. Идея Русского бала в Лондоне мне пришла три года назад. У меня тогда одним из клиентов был как раз ООО “Венский бал Москва”, и у меня родилась мысль провести подобный бал здесь. Я встретился с Элизабет и Александром, и первая их реакция была следующей: “Тимофей, это очень сложно, почти невозможно, большой риск”. Но дальше сказали: “На самом деле, мы об этом мечтали, но у нас не было такого партнера, как вы”. Это был разговор на кухне, буквально 15 минут. Дальше были полтора крайне нервных года подготовки, но в итоге бал состоялся. В жизни надо что-то делать. Леса сажать, балы проводить.
RG: А какие у вас еще интересы?
ТМ: Семья. У меня дочка прекрасная. Еще у меня есть благотворительный фонд, называется он “Константа”, я в нем принимаю большое участие. У нас под патронажем находятся несколько детских домов, и наша задача такая абсолютистская — изменить систему отношения к детям-сиротам так, чтобы в конце этих детских домов вообще не осталось. Этого постыдного явления на территории РФ быть не должно.
RG: А как вы относитесь к усыновлению за границу?
ТМ: Вопрос крайне политический. Я отношусь к усыновлению нормально — за границей или не за границей. С моей точки зрения, если свои граждане не могут усыновить детей, то пусть у них будет возможность жить еще где-то. Но это всегда касается конкретного ребенка — хорошо ему или плохо там, куда он попал. Поэтому категоричных и однозначных ответов тут нет. Детям хорошо там, где любовь.
RG: Почему деньги, заработанные на балу, отправляются в “Линию жизни”, а не ваш фонд?
ТМ: Люди в России относятся к благотворительности с подозрением. Если собрал деньги, в свой фонд отправил — все с этими ребятами ясно. Прохиндеи. По этой самой причине — чтобы не было даже повода усомниться в нашей деятельности. В конце концов, в нашем фонде тоже хватает мероприятий, которые мы проводим, и из личных средств мы его финансируем.
RG: А государство принимает участие в проведении бала?
ТМ: Нет, у нас независимое мероприятие. Многим необходима поддержка и государственные дотации. Но я сразу для себя решил, что мы сами можем все сделать. В прошлом году я общался с послом, и более того — посол выслал письмо в поддержку бала, но это просто реакция государства на то, что делают частные люди. В этом году, как и в прошлом мы хотим быть вне политики.
RG: Вы живете в России? Где вам комфортнее — там или в Англии?
ТМ: Здесь у меня бизнес, и дочка учится, поэтому я часто бываю в Англии, но гораздо комфортнее мне в России. Это связано с тем, что в Англию я приехал сформировавшимся человеком, и английская культура для меня остается чужой. Я ее понимаю, но она не моя, я никогда не стану и не хочу становиться англичанином. Правила социальной жизни здесь не мои. Они не плохие, просто они не мои. Сегодня утром была, например, такая сцена. Дочь собиралась в школу, взяла тяжелую сумку. Я ее спрашиваю, зачем ты ее берешь, есть же два мужика рядом — я и водитель — мы ее тебе спустим. А она: я хочу сама, нас так в школе учат. А мне это кажется неправильным. Я в этом смысле, наверное, человек восточной ментальности, но для меня в порядке вещей, что мужчина должен заботиться о женщине и таскать за ней тяжелые вещи.
RG: А вы умеете танцевать вальс?
ТМ: Да, умею! И танцую на балу! И даже более того — специально этому учился и буду учиться дальше. Я занимался много-много лет боксом, для меня вообще танцы — другая жизнь. Когда я первый раз столкнулся с балами, у меня это вызвало полупрезрительную усмешку — мол, чем они там занимаются! Но на балах танцуют подчас такие настоящие мужики, которых и в боксе маловато будет. Например, Леонид Плетнев. Вам эту фамилию надо запомнить и обязательно взять у него интервью. Это хореограф, его можно в пример ставить как человека с правильным ощущением жизни. Вот такой мужик! Настоящий, хороший, правильный мужик! Стена! Почему люди начинают жить танцами? Это не только серьезная физкультура (нагрузка там, мягко говоря, приличная). Женщины говорят, что это как ощущение полета. А для меня это как любовь в 16 лет! Это тот романтизм, который еще не оскорблен движением. Потрясающая совершенно история, когда ты ведешь девочку, и когда ты ее ведешь плечом, и от твоего движения зависит вообще все.
RG: То есть всем, кто идет в этом году на бал, вы советуете взять несколько уроков танцев?
ТМ: Не то что советую, я настоятельно рекомендую! Иначе вы лишаете себя такого удовольствия, которое не сравнится ни с чем.