Честно говоря, писать про Pussy Riot я слегка побаиваюсь. Предвижу споры, ссоры и хлопания дверьми: “Все, Russian Gap, вы нас разочаровали! Отписываемся!” Удивительно даже, как пара хрупких девушек смогла так сильно взбудоражить общественность и расколоть весь мир на две непримиримые части. Причем настолько непримиримые, что никакие переговоры не помогают.
“Ты что, пойдешь слушать этих шалав?” — спрашивают меня близкие, вроде бы, люди, прочитав на сайте анонс выступления Pussy Riot в Лондоне. “Пойду, мне интересно”. “Не позорься! И свой сайт не позорь! — Слышу в ответ. — Дурная репутация этих мерзавок перекрывает любую толерантность у нормальных людей”.
Я хватаюсь за голову. Опять слова “нормальные” и “толерантность” стоят в одном предложении. И снова представители “нормы” готовы закатать в асфальт всех тех, кто на эту святую норму покушается.
Сразу скажу, где я. Мои религиозные чувства нисколько не были задеты выступлением Pussy Riot в храме. Даже наоборот. Я считаю, что храмы должны быть для всех — в том числе для женщин в цветных лосинах. Их перформанс в музее я не смотрела. И не потому, что я его сознательно избегала, просто он мне не попался под руку. Из чего делаю вывод, что те, кто его смотрел, сам полез на ютьюб, не правда ли? Поэтому не совсем понимаю причитания в духе: “А что было бы, если б это увидели наши дети!” С какой вообще стати они должны были это увидеть? Кажется, это снималось не для трансляции в прайм-тайм на “Первом”.
В мире есть секс, есть радикальное искусство и политика. Иногда эти вещи объединяются, и получается арт-продукт — далеко не всегда симпатичный и уж точно не на любой вкус. Однако сажать людей в тюрьму за то, что их эстетическое самовыражение не устраивает вкусы большинства, по мне, куда большее варварство, чем любой групповой секс в любом музее (если все участники секса совершеннолетние, естественно, и получают от него удовольствие).
Мне, вот честно, музыка Pussy Riot совершенно не нравится. Если бы меня силком привязали к стулу, надели наушники и сказали: “Выбирай, следующие два часа ты слушаешь либо Pussy Riot, либо Валерию”, — я, каюсь, выбрала бы Валерию. Я даже признаю за ней куда больший музыкальный талант. Хотя сама по себе Валерия мне отвратительна, а Pussy Riot весьма симпатичны. Но в том и дело — нельзя подходить к радикальному искусству с точки зрения “умеют они играть на гитарах или не очень”. Его задача: не ублажать уши и глаза зрителей, а пробуждать в них эмоции, заставлять говорить о назревших, равно как и скрытых, проблемах общества. И в этом смысле Pussy Riot уверенно вписали себя в историю мирового арта. Столько разнообразных эмоций во всей истории российской музыки не вызывал, пожалуй, никто. Здесь было все: и слепая ненависть, и фанатичная любовь, и споры до срыва голоса, и прекращения любовных отношений по политическим и эстетическим разногласиям.
И ведь спорили не о красоте аккордов. А о том, “твари ли они дрожащие” или “право имеют”. В России споры о правах всегда болезненны. А если подключить сюда религию, политику и секс — ооо, что тут начнется! Pussy Riot, в общем, и показали что. А именно: бездействие закона, власть силы и абсолютное отсутствие в России толерантности, то есть права на альтернативное самовыражение и умения большинства договариваться с меньшинством.
Меньшинство сегодня в России — это те, кто стоял с плакатами Free Pussy Riot. Они же — абсолютные психи, люди без веры, чести и достоинства в глазах российского большинства.
На Западе ситуация кардинально другая. Pussy Riot — героини, рискнувшие бросить вызов неприлично патриархальному, постепенно выживающему из ума строю. Смешно, но даже с точки зрения музыки, с ними некому состязаться — кроме Pussy Riot, здесь не знают названия ни одной другой группы, ни одного другого современного российского исполнителя. Поэтому не удивительно, конечно, что встреча с Надеждой Толоконниковой и Марией Алехиной собрала в Лондоне столько зрителей. Замечу — британских зрителей! Россиян в большом зале Greenwood Theatre было в разы меньше.
Разговор, впрочем, строился не вокруг музыки, а, весьма предсказуемо, вокруг Путина и его политики. Ничего принципиально нового Толокно и Алехина на эту тему не сказали. Ну да, у Путина проблемы и комплексы. Шутили про ботокс. Обещали революцию, но не признались когда (“Не думаем, что Путина стоит предупреждать о дате”). Вообще, как политологи и экономисты Pussy Riot не очень-то интересны. Поэтому было обидно, что так мало времени в разговоре они посвятили панку, арту и своим выступлениям. На вопрос: “Почему вы решили воздействовать на зрителей именно через музыку?” — они ответили: “Потому, что просто стоять с плакатом неэффективно. А музыка привлекает внимание”. Еще показался интересным их ответ на вопрос: “Почему в России именно женщины часто главные политические активистки?” По их словам, мужчин там тоже хватает, но на них меньше обращают внимание, особенно за рубежом. “Russian women are sexy”, — кокетливо улыбнулась Надя, и с этим вряд ли мог кто-то поспорить. Девушки действительно замечательно выглядели, легко шутили и явно смогли очаровать зрителей.
Можно говорить, конечно, что Pussy Riot продолжают пиариться, хотят повышенного внимания и вообще — надоели. Но, хотим мы того или нет, они сегодня — уже явление. Женщины, с одной стороны, заставившие одну шестую часть суши перегрызть друг другу глотки в ожесточенных спорах, а с другой — поднявшие весь мир на защиту свободы с плакатами. Free Pussy Riot!