Владимир Яковлев: Употреблять термин Global Russians сегодня в принципе непристойно

Владимир Яковлев известен прежде всего как основатель газеты «Коммерсантъ», идеолог и первый главный редактор журнала «Сноб», создатель проекта «Возраст Счастья».

Если “Коммерсанту” мы обязаны появлением российской деловой журналистики, то “Снобу” — термином Global Russians. Запуская в 2008 году свой новый проект, Яковлев говорил о том, что ориентироваться он будет на людей, “которые живут там, где им хочется, занимаются тем, чем им хочется, впитывают любые культуры, становятся частью любых сообществ, но при этом не теряют связь с русскоязычной культурой и сами остаются ее частью”.

Сегодня Владимир Яковлев живет между Тель-Авивом и Берлином, занимается “Возрастом счастья”. 23 июня он будет выступать в Лондоне. Правда, говорить он там будет не о “глобальных русских”, а о том, как написать бестселлер и не бояться возраста. В последние годы Яковлев написал несколько книг о том, как изменилось в современном обществе понятие возраста. Большинство из них стали бестселлерами. Накануне лондонского выступления Яковлева главный редактор Russian Gap Катерина Никитина встретилась с ним в Берлине.

Мне как представителю той самой группы, которую вы назвали Global Russians, очень хочется поговорить с вами прежде всего про это. “Сноб” вы запускали почти 10 лет назад. Изменилось ли за это время ваше восприятие этого термина? Global Russians — они такие же, какими вы тогда их описывали?

В 2008 году, когда проект запускался, страна находилась в абсолютно другом состоянии. В России еще не произошла социальная катастрофа, которая происходит сейчас, и перспективы казались совершенно иными. Сегодня употреблять термин Global Russians в принципе непристойно. В ситуации, когда есть война в Украине, вмешательство России в выборы европейских стран и Америки — этот термин, на мой взгляд, не просто устаревший, он получил непристойный смысл.

Непристойность скрывается в слове Russians?

Само сочетание Global Russians приобретает совершенно другое значение. Оно звучит оскорбительно в отношении людей тех стран, которые сегодня страдают из-за действий России. Это с одной стороны. С другой — в свое время идея профессионала, который свободен от границ, идея профессиональных знаний и профессиональных способностей, которые выше государственной принадлежности, была очень интересной и перспективной. Но в какой степени ее сегодня можно адресовать тем людям, которые уезжают из России, — мне сложно сказать.

На мой взгляд, те люди, которые в последние годы уезжают из России – это беженцы. В самом прямом и конкретном смысле этого слова: они уезжают не потому, что им хотелось бы поработать или пожить где-то еще, а потому, что они не могут больше жить на родине. Люди теряют бизнес, теряют связи, профессиональную карьеру, огромное количество других вещей — из-за того, что вынуждены уехать из страны.

Это абсолютно другой процесс, и к тому, что происходило в 2008 году, он имеет очень отдаленное отношение. Тогда уже проявилось противопоставление власти и профессиональной интеллектуальной элиты. Но конечно, ничего близкого к тому, что происходит сейчас, не было.

За эти 10 лет получилось ли что-то у тех, кто успел не убежать, а уехать? При запуске “Сноба” вы, в частности, говорили о том, что эти люди – профессиональная элита, распределившаяся по всему миру, – должны сформировать новую систему ценностей. Вы говорили, что культура уезжает из страны за ними, но эти люди сформируют новую где-то еще. Что-то это сообщество сделало? Сформировало?

Мне кажется, что любое государство, которое лишает себя интеллектуальной и профессиональной элиты, лишает себя будущего. 

За последние годы из России уехали тысячи высокопрофессиональных людей, которые теперь успешно работают в других странах. Сегодня география разброса русскоязычных профессионалов — фантастическая. Каждый раз, когда мы проводим рабочий конференц-звонок, подключаются 10 городов мира. Я как-то подумал, что если когда-нибудь эти люди, имеющие сегодня отношение к этому огромному количеству культур по всему миру, вдруг в один день снова соберутся в России, то возникнет совершенно невероятная по своему креативному потенциалу среда.

Но произойдет ли это? Не знаю. Если не произойдет, то на следующем витке спирали случится то же самое, что уже дважды происходило в российской истории — активный центр русско-язычной культуры возникнет вне России.

Два года назад вы предрекали, что в ближайшее время в России случится либо смена власти, либо затяжной кризис. Смены власти не случилось, а кризис… Ну, безусловно, люди не стали жить лучше, но в целом как всегда.

Вы не считаете то, что сегодня происходит в России тяжелейшим кризисом? И когда вы говорите «как всегда», вы какое именно «всегда» имеете ввиду?

Вы писали, что будет буквально разбой на улицах.

Не думаю, что за прошедшие два года уровень уличной преступности, да и преступности вообще в России сильно снизился. Да дело на самом деле не только в этом. В том посте, который вы упомянули, я писал, что из России нужно уезжать. И я по-прежнему так считаю.

Давайте возьмем хотя бы последнюю историю с реконстукцией и сносом пятиэтажек в Москве. Само объявление о предстоящем сносе привело к тому, что квартиры, в которых живут люди и которые им принадлежат, за день потеряли в цене чуть ли не половину. Если это не разбой, то я не знаю, что вы считаете разбоем.

Те, кто продал свои квартиры по тогдашним ценам и уехал в 2015, этот разбой избежали.

Да и не только этот.

Что же делать? Куда уезжать? В Европе тоже стало неспокойно. Даже в Англии вот теракты один за другим.

И тем не менее вы живете в Англии, а не в России, и в Англии занимаетесь бизнесом. И вы правы. Уровень вреда, который способно своим нанести гражданам государство, превышает возможности любого террориста. Если вы живете в Израиле, который я очень люблю, и идете по улице, вы видите очень много людей с оружием. И этого не боишься, совсем. Ты понимаешь, что эти люди защищают тебя. В России это не так, вы заметили?

Уезжать или оставаться – это вопрос, который мне задают очень часто. Наверное, ответить на него каждый должен сам. Но для меня ответ прост. Он такой – главное, не надейтесь.

Можно уезжать, можно оставаться. Нельзя только оставаться в надежде на изменения к лучшему в будущем. Целые поколения российских интеллектуалов заплатили жизнью за такую надежду. Если вы остаетесь, то оставайтесь не потому, что надеетесь на изменения к лучшему. А потому, что вы чувствуете, что зачем-то вам нужно быть в этой стране.

Важно понять, что восстанавливается почти все: деньги, экономика, политический ущерб… Говорят, даже нервные клетки теперь восстанавливаются. А вот время не восстанавливается вообще. Отъем времени у населения — самая страшная форма государственного произвола. От него нет защиты. Поэтому, мне кажется, самое главное — не терять своего времени, не отдавать его. Вам никто никогда ни при каких условиях его не вернет.

Вы сейчас наполовину живете в Берлине. Почему здесь?

Мы с Юлей живем в Тель-Авиве, но часто бываем в Берлине. Мы начинаем сейчас новый проект, и Берлин, скорее всего, будет его площадкой. Берлин — это очень комфортный, приятный город, сделанный для людей. 30% процентов площади города составляют парки.

Но есть и другие причины. Берлин, немецкая культура — это культура, возникшая и существующая после того как страна пережила, победила идеологию, которая привела ко Второй мировой войне. Пережила, победила ее, назвала имена палачей и жертв.

Гемания потратила на это десятилетия. Россия, в которой существовала ровно такая же, ничем не отличавшаяся от фашистской идеология, через этот процесс до сих пор не прошла. Это очень сильно сдерживает развитие страны.

В Германии есть легкое ощущение того, что ты живешь в завтрашнем дне, в возможном позитивном сценарии развития России. Мне очень хочется верить в то, что сегодняшняя жизнь в Германии – это в некотором смысле завтрашний день России. День, который наступит после того, как Россия сможет отказаться от той идеологии, которая привела к Мировой войне, сможет осознать свою реальную историю, принять ее, назвать палачей и оплакать жертвы.

Ваш проект “Возраст счастья” — о людях, которые старше 50 и у которых все впереди.

Ну, видите, мы все знаем, что в мире произошел огромный скачок продолжительности жизни. Это значит, что пожилые люди дольше живут. Но главное последствие скачка, которое сегодня реально меняет мир, – не в этом. А в том, что старость начинается намного позже, чем это было раньше. Для моих родителей, например, старость начиналась в 50-55 лет. Сегодня начало старости происходит в 70-75 лет.

Это значит, что нам добавили 20 лет активной, абсолютно полноценной жизни, 20 дополнительных лет развития, которых прежде просто не было.

“Возраст счастья” — про это.

Помимо сайта “Возраст счастья”, вы выпустили несколько книг, как я понимаю, очень удачных. На встрече в Лондоне будете делиться профессиональными редакторскими секретами?

Выручка книг из серии “Возраст счастья” составила больше 2 миллионов долларов. Есть техники, которыми я готов делиться. Но они не редакторские. Мы все воспитаны на так называемой редакторской журналистике. Прежняя схема заключалась в том, что был печатный станок, на пути к которому находился редактор. Поэтому когда мы думаем про какой-то продукт, мы внутреннее апеллируем к редактору. Если ему понравится, он скажет: “Хорошая тема, давай!” — тогда это получается. Если редактор этого не скажет, ничего не будет. Но редактора больше нет. Вопрос в том, чтобы поменять язык общения, перестать общаться с редактором, начать общаться с аудиторией. Для этого можно и нужно использовать и соцсети, и всю систему современных коммуникаций.

А кто вообще сейчас способен написать бестселлер? Мы в Лондоне часто страдаем просто от отсутствия хороших авторов, которые писали бы по-русски.

Хороших русскоязычных авторов действительно очень мало, не только в Лондоне. И понятно почему. Был короткий момент между советской журналистикой и следующим периодом развития, когда авторы, журналисты и писатели работали на читателя. После этого сразу начался период, когда они стали работать на рекламодателя, а после — на политических спонсоров, и этот период продолжается до сих пор. У нас есть полтора-два профессиональных поколения, которые просто не умеют работать на читателя, у них нет такой практики. Самое время начать учиться.

Фото: Катерина Никитина