Город, в котором ни заработать, ни прославиться. Чем живут русские в Венеции

– Вот холодильник. В нем какая-то еда. Вино на столе. Разбирайтесь.

Роман Черпак дает указания на кухне жилого дома, до которого от туристического центра Венеции – несколько остановок на пассажирском катере. За день до открытия Венецианской биеннале здесь постоянно появляются гости, многие остаются ночевать. Кроме восьмилетнего Яши, который родился в Венеции, все говорят по-русски.

Кажется, что русских в городе очень много. Это не так. «Одно дело тусоваться, другое — жить. Венеция слабо соответствует русскому темпераменту. Тут веселье не постоянно. Местные живут медленно, вне времени, вне политики, вне новостей. Тусовка присутствует концентрированно на открытиях карнавала, кинофестиваля и биеннале. Но она мимолетная и улетная. Русских, которые здесь живут круглый год, можно по пальцам пересчитать», – объясняет хозяин дома. И уточняет: «Мы же говорим про людей интересных?»

Роман Черпак — профессиональный фотограф, переехавший в Венецию из Израиля больше десяти лет назад. Его студию на улице Гарибальди британская The Guardian поставила на первое место в списке самых удивительных мест в Венеции, где можно приобрести что-то на память. В студии развешены черно-белые изображения каналов, домов, гондол, обнаженных женщин. Это фотографии, но больше похожие на гравюры. Несколько лет назад Черпак разработал метод художественной печати Venexian monotype. Любую цифровую фотографию с помощью клея, лака и краски он перекладывает на лист шелковой бумаги, и утверждает, что такой оттиск проживет тысячу лет, не тускнея и не выцветая. Со временем он научился переносить цифровые изображения на керамику и кожу — теперь в его студии продается также посуда ручной работы и клатчи.

За первые три года жизни в Венеции Черпак не сделал ни одной фотографии. Прикинув, сколько снимков здесь ежедневно нащелкивают туристы, он решил, что не готов множить это «бессмысленное количество». Работал переводчиком, воспитывал сына. Первую после долгого перерыва фотографию сделал с моста Риальто, одной из самых посещаемых точек города, и снимок получился не похожим ни на какой другой. Тогда Черпак решил вернуться в профессию. Наверное, это было неизбежно: «Здесь все настолько эстетически красиво и правильно, что тебя каждое утро радует, – говорит Черпак. – Я здесь хожу, и это как кардиостимуляция, такая красота вокруг, что постоянный приток крови к голове. А потом я возвращаюсь в свою студию и делаю что хочу. Сейчас вот сижу и слушаю время».

Звук времени в Венеции — это треск соли, выступающей на каменных стенах зданий. Город стоит на воде, а вода наполовину морская. Всю жизнь говорят, что Венеция скоро уйдет под воду, но местные называют это маркетинговой уловкой, необходимой, чтобы завлечь туристов.

На 50 тысяч жителей города приходится около 30 миллионов туристов в год. Коренное население из Венеции уезжает, сдавая приезжим комнаты и квартиры.

 ***

«Давай я расскажу тебе, как познакомилась со своим бойфрендом!» — предлагает художница Ирина Озаринская из Одессы. Шесть лет назад они с подругой ехали на открытие биеннале, но перепутали даты и оказались в Венеции, когда предпоказы уже закончились и художники уезжали в аэропорт. Знакомых у них в городе не было, денег тоже. Девушки рассматривали вариант ночевки на улице, но выяснилось, что это невозможно из-за чаек и крыс. Под утро, познакомившись с интернациональной толпой кураторов, все же смогли куда-то вписаться, а на следующий день на выходе из садов Джардини Озаринскую окликнул венецианец, игравший на мандолине: «Bella, bella! Сan I kiss you?» Озаринская тогда толком не говорила по-итальянски, но с помощью подруги они познакомились, погуляли по городу, и вечером девушки напросились в его крошечную комнату на ночлег.

Сегодня Озаринская продолжает жить в этой комнате. Миммо все так же играет на мандолине, она подрабатывает рисунками. Хотя и играть, и продавать рисунки официально запрещено. «Рисовать в общественных местах можно, но только так, чтобы не мешать потоку людей, а он везде огромный, — объясняет Озаринская. — Продавать работы ты не можешь. Чтобы их продавать, нужно специальное разрешение, которые невозможно получить априори. Таких разрешений очень ограниченное количество, и, чтобы его добыть, нужно ждать, пока умрут те художники, у которых оно уже есть». У Миммо несколько раз полиция забирала мандолину, но потом возвращала, и сейчас, кажется, не обращает на музыканта внимания.

Продавать работы ты не можешь. Чтобы их продавать, нужно специальное разрешение, которые невозможно получить. Нужно ждать, пока умрут те художники, у которых оно уже есть

Ирина очень высокая, почти 190 сантиметров. «Потолки такие, что меня касаются», — рассказывает она про свою комнату. В комнате раньше продавали вино. Окна выходят на канал. Сначала Ирина любила свешивать с подоконника ноги. Сейчас стесняется выходить раздетой из ванной: гондольеры все видят. Канал небольшой, но гондолы на нем скапливаются постоянно. Чтобы умещаться в комнате вдвоем, приходится постоянно «играть в пятнашки». Но о своем выборе Озаринская не жалеет. В Венеции она нашла и вдохновение, и любовь.

***

Елена Баринова живет на острове Святой Елены, от которого до исторического центра Венеции 20 минут пешком. Археолог, доктор наук, защитившая степень в Сорбонне, про Венецию она говорит влюбленно и страстно. Хотя в отличие от большинства приезжих, это не она выбирала город, а город выбрал ее: еще в середине 1990-х ей предложили место консультанта по раскопкам в городской администрации. Какое-то время она жила между Венецией и Парижем, а в начале 2000-х окончательно перебралась на остров. Сегодня она составляет образовательные программы для городских музеев и водит частные экскурсии. Чтобы получить сертификат гида, Баринова сдавала сложный экзамен на знание истории, географии, живописи и итальянского языка. Не так давно экзамены упразднили, а новую систему сертификации гидов пока не ввели.

Массовый туризм в Венеции Баринова называет «укусил и побежал». Понять атмосферу города, пробежавшись по набережным, мостам и сувенирным лавкам, невозможно. Но вокруг все красивое, необычное, интересное; романтика, ажитация, эйфория. Этим Венеция и пользуется. Несколько лет назад Елена оказалась в центре громкого скандала. С ее подруги гондольер взял за поездку 400 евро, что в несколько раз выше официального тарифа. Баринова написала об этом в своем фейсбуке, и историю подхватили итальянские журналисты. Подключился русский посол и начальник гондольеров. По мотивам этой истории национальное телевидение выпустило программу, в которой подставные, дорого одетые девушки катались по Венеции на гондолах. Ни один гондольер не назвал им официального тарифа, все завышали цены. Началась вторая волна скандала, после которой на всех остановках гондол в Венеции появились таблички с тарифами.

Отношение Венеции к иностранцам, приезжающим в город жить, иное. «Венецианцы всегда были космополитами, — говорит Баринова, — и этот город интернациональный до сих пор. Дружба здесь складывается не по этническому принципу, ее определяет круг интересов». Как венецианец вместе с людьми из Франции, Голландии, Англии, Венесуэлы Баринова участвует в двух сообществах. Одно на добровольных началах очищает фасады храмов от граффити. Другое выкупило старинный корабль, предназначенный на слом, и теперь его реставрирует. Планируется, что уже летом корабль будет спущен на воду, и на нем можно будет устраивать костюмированные вечера и другие мероприятия.

***

– Жители и туристы — как масло и вода, они не смешиваются, — говорит художница Катя Марголис, сидя во внутреннем дворике своего небольшого дома. — Венеция существует в двух ипостасях. С одной стороны, это светская дама: бывалая и очень красивая. Такой ее знают туристы. С другой — она простая и деревенская. По сути, это маленький провинциальный город.

Катя наливает чай и смеется: «Уже все соседи знают, что я даю интервью. Просто выглянули в окно». Среди соседей: семья пианистов, работники городской администрации, адвокат, плотник, владелец булочной, таксист. «Город медленный. Зайдешь в банк оплатить квитанцию — в очереди перед тобой будет стоять старушка и обсуждать с работником банка внуков. Здесь не принято торопить и давить».

В Венеции приходится усваивать и ряд других бытовых правил. Важный вопрос при покупке или аренде недвижимости — при какой отметке над уровнем моря в дом поднимается вода. В дом Кати Марголис она заходит при 1 метре 27 сантиметрах. Бывают спокойные годы, но иногда за одну осень случается с десяток наводнений. О повышении уровня воды предупреждают сирены. Местные жители обычно успевают перенести все ценное с первых этажей наверх, а чтобы дойти до работы или отправить в школу детей, у всех наготове резиновые сапоги. Впрочем, вода, заносимая в дома приливами, не застаивается и не вызывает у венецианцев особого беспокойства. Тем не менее чем выше этаж, тем дороже квартиры.

Когда еще в юности, в начале 1990-х, Марголис впервые попала в Венецию, ей казалось, что она уже здесь была и все знает: «Я почувствовала это на уровне пространства и света». Венеция напомнила ей дачу ее родственника Бориса Пастернака в подмосковном Переделкине, где Катя часто бывала в детстве: «Это было ощущение райского и очень настоящего места, которое было утеряно, но вдруг вернулось». Много лет спустя после первой поездки ей предложили приехать в Венецию на три месяца и сделать серию офортов. «Три месяца продолжаются до сих пор», — шутит она. Сегодня Марголис преподает в художественной школе в Венеции, оформляет книги, пишет свои. После дебютного романа «Следы на воде» к публикации в московском издательстве готовится ее вторая книга.

Мама четырех девочек, Марголис много лестных слов говорит о безопасности города. Но все же советует подросших детей отправлять учиться куда-то еще, чтобы они могли получить о мире более широкие представления.

***

– Жить в Венеции — значит перейти в совершенно иную систему существования, — считает Анна Рудак, театральный режиссер, переехавшая в Венецию из Петербурга. – Это как оказаться внутри произведения искусства. Многим оно непонятно, но тех, кто к нему готов, Венеция уже не отпускает.

Жить в Венеции — значит перейти в совершенно иную систему существования. Это как оказаться внутри произведения искусства. Многим оно непонятно, но тех, кто к нему готов, Венеция уже не отпускает.

В начале 2000-х Рудак оказалась здесь по обмену (ставила спектакль как режиссер из России), потом окончила факультет искусствоведения Венецианского университета и осталась жить. «Здесь все иначе, – говорит она. – Нет машин, не получится съездить в супермаркет и загрузить багажник еды, придется тащить тележку с продуктами через полгорода по мостам. Пассажирские катера ходят не прямо, а зигзагами, связывая остановки на двух берегах. Когда попадаешь на материк, первое время глохнешь от шума машин и забываешь смотреть на светофоры».

С непривычки Венеция удивляет, но саму ее удивить сложно, она все видела. Вспоминая самые безумные перформансы современных художников, Рудак приводит типичную реакцию венецианцев на любую странную вещь: «Ну это же биеннале!»

***

Главное, для чего Венеция, как считают ее русские обитатели, не приспособлена, — это зарабатывание денег. Разговаривая о правилах местного бизнеса, московско-израильский предприниматель Арсен Ревазов практически переходит на мат: «Запрещено почти все, остальное зарегламентировано. Торговать нельзя. Действует средневековое законодательство. Система налогообложения ужасная. Я был уверен, что хуже налогов, чем в Израиле, не бывает. Оказалось, еще как бывает. Итальянские налоги невыносимы, они переваливают за 60%. Но их никто не платит. Все платят налоговым консультантам, которые помогают от налогов уйти».

Система налогообложения ужасная. Налоги переваливают за 60%, но их никто не платит. Все платят налоговым консультантам, которые помогают от налогов уйти

В Венеции Ревазов купил квартиру и открыл галерею современного искусства ar33studio. Он отказывается называть галерею бизнесом, так как это, по его словам, означало бы необходимость зафиксировать бизнес-провал. Главной причиной своей неудачи он называет венецианцев, которых вынужден брать на работу: «В галерее люди должны продавать висящие на стенах работы. Заходят туристы. Мои сотрудники сидят, уткнувшись в компьютер, они даже не здороваются, их нельзя этому научить. Поддержка сайта, «Фейсбука», клиентские отношения — ничего невозможно. В моей тусовке многие настроены русофобски, так вот, в рабочем смысле Россия – это верх цивилизации по сравнению с Венецией». Он сетует, что интернет в его венецианской квартире устанавливали аж два дня. И что специально везли с материка на лодке подъемный кран, чтобы втащить в квартиру диван, но забыли этот кран зарядить. Он говорит о деградации города и о том, что лучшие люди из него уезжают: «Последний нормальный человек, который тут жил, – Казанова. Сейчас это город-призрак. Здесь живут призраки великих людей, которые его построили».

– И почему же вы здесь живете?

– Города красивее пока не построили. Когда построят, я туда сразу перееду.

Жизнь в Венеции, по словам Ревазова, относительно недорогая, особенно если «не пить кофе на Сан-Марко, а знать места». В супермаркетах продукты в два раза дешевле и качественнее, чем в Москве. Единственное дорогое удовольствие – газ. Отопить квартиру зимой может стоить до 500 евро в месяц. «Потому что это «Газпром», — вздыхает он.

***

Разговор с галеристом Арсеном Ревазовым происходит в вечер открытия арт-биеннале. Российские художники, ценители искусства и просто тусовщики собираются на площадке с бесплатным алкоголем и громкой музыкой. Ревазову быстро становится неуютно, и он предлагает друзьям перебраться в место потише. Первым на пути попадается китайский ресторан. Официантка сдвигает столы, чтобы большая русская компания могла комфортно рассесться. Помимо Ревазова и его жены Маши, за столом — Роман Черпак, часто бывающий здесь Антон Носик (встреча произошла в мае 2017 года, незадолго до смерти Носика — прим.ред.) и легенда русской Венеции, настоящий ее знаток Глеб Смирнов. С ним несколько девушек. На нем – бедуинская накидка из конопли, подаренная подругой из Берлина. Вещи он принципиально не покупает, разве что штаны Gucci 1950-х годов, приобретенные за 5 евро в венецианском секонд-хеэнде.

Выпускник исторического факультета МГУ и иезуитского университета Ватикана, Смирнов — один из тех, кто «общался с Бродским». В Венеции он живет с конца 1990-х. Пишет книги, водит экскурсии, преподает. Говорит, что к Венеции нужен правильный подход: «Надо взять ее за талию, уметь ее соблазнить, не всем людям дается роман с этой дамой». Со всего мира к Смирнову приезжают туристы. Сам себя он называет сводником, который может познакомить с Венецией в «интимном контексте»: «Я не гид в классическом понимании. Гуляя по каналам Венеции, мы можем обсуждать Пушкина». А Венецию сравнивает с «большой коммунальной квартирой»: «Еcли правильно здесь жить, ты не чувствуешь себя не дома, это все твое. Каждая площадь является большой комнатой. Площадь Сан-Марко — бальный зал, где по ночам можно вальсировать. Каждая улица — коридор».

Для многих русских настоящая Венеция начинается с «крыши Глеба Смирнова». К ней ведет старинная лестница, по которой, вероятно, ходил сам Данте (в этом доме раньше размещался орден тамплиеров, к которому поэт был близок). Сегодня на крыше пьют вино, глядя на черепицу соседних крыш. А когда отпускной сезон идет на спад, Смирнов начинает активно работать над книгами: «Я месяцами никого не вижу. Три раза в год происходит какая-то тусня, все остальное время я живу один. Получается концентрироваться. Здесь очень тихо, ночью мертвая тишина. Ты можешь сидеть перед открытым окном, и не будут орать ни люди, ни звери, ни чайки. Только мигают звезды».

На вопрос, чего Венеции не хватает, Смирнов отвечает почти не задумываясь: «Секса. В XVII–XVIII веках это была столица всяческих наслаждений. Еда, казино, трата денег, веселая жизнь — то, чем станет потом Париж. Живой момент венецианского бл…ства ушел, и искусственно его не восстановишь».

В Венеции не хватает секса. В XVII–XVIII веках это была столица всяческих наслаждений. Еда, казино, трата денег, веселая жизнь — то, чем станет потом Париж. Но это время ушло, и искусственно его не восстановишь

Ночной жизни в Венеции нет. Кухни закрываются максимум в полночь, а последних посетителей баров окончательно выгоняют в два. Прихватив в китайском ресторане бутылку пино гриджо, Смирнов с приятелями встают из-за стола и идут вдоль каналов. По пути небольшая компания прирастает новыми спутниками: арт-дилеры, коллекционеры, чьи-то знакомые и друзья. До крыши Глеба доходят человек десять: из Москвы, Лондона, Парижа, Иерусалима, Софии. Смирнов рассказывает, как слушал днем на кладбище симфонию Малера в исполнении оркестра, которым дирижировал Теодор Курентзис: «Я сидел ровно посередине оркестра — между двумя арфами и шестью виолончелями. Я слышал музыку изнутри, подо мной пол дрожал. Имеет смысл жить, чтобы это с тобой случилось».

Ближе к утру он еще полнее формулирует смысл своей теперешней венецианской жизни: «Попытаться перезнакомиться с максимальным количеством гениев, которые были до нас, и с гениями, которые живут сегодня. Первые все оставили: музыку, кино, книги, архитектуру. Так что остается общаться с интересными людьми нашего времени, сталкивать их лбами и смотреть, какие искры летят из их глаз».

Фото: Катя Никитина

Чтобы не пропускать другие тексты о жизни за границей, подписывайтесь на наш телеграм-канал: https://t.me/zimamagazine