Мэри Хобсон 91 год, она живет в доме престарелых на Highgate и переводит русскую классику. Учить язык начала в 56 и уже успела выпустить пять томов русской классики на английском. Хобсон рассказывает о том, как русский язык помог начать ей новую жизнь и построить карьеру.
— На русском, конечно. Я была бы очень рада. Давайте оставим английский на крайний случай.
— Да, причем, я узнала, что мне нравится «Война и мир» тоже в 56 лет, когда попала в больницу. Мне сделали операцию на ноге, после которой нельзя было вставать две недели. И моя дочь Эмма принесла мне «Войну и мир» со словами, что не будет лучшей возможности ее прочитать. Через три дня я ее закончила. Книга меня абсолютно потрясла. И как-то ночью я проснулась с одной мыслью: «Но я же никогда не узнаю, что написал сам Толстой. Я не читала «Войну и мир», я читала перевод. Делать нечего, придется начать изучать русский».
— Сначала я нашла вечерние курсы рядом с домом. А потом случилось кое-что интересное. У меня была знакомая по имени Татиша, и я рассказала ей, что собираюсь учить русский. А она говорит: «Давай я тебя буду учить».
Она прекрасно говорила по-английски, и я даже подумать не могла, что она русская, и на самом деле ее зовут Татьяна. Она была эмигранткой первой волны, и всю жизнь прожила здесь. Только после этого я стала замечать, что в ее произношении есть едва уловимая мягкость. Она отказалась брать деньги и учила меня бесплатно. Мы занимались русским шесть лет за столом в саду. Первой книгой, которую я прочитала по-русски, стала, конечно, «Война и мир».
— Это заняло у меня два года. Я изучала ее по одному предложению, как стихи. Можно сказать, что я выучила русский по «Войне и миру». Было очень сложно читать, зато я столько слов не выучила, а именно поняла из контекста. И это уже была настоящая «Война и мир», а не перевод.
И только через Пушкина я поняла, какими должны быть настоящие стихи.
— «Война и мир» только распалила мой интерес, а в изучении языка я уперлась в потолок. Но чувствовала, что могу и хочу больше. Тогда я решила, что пора заняться им серьезно. И поступила в UCL School of Slavonic and East European Studies на специализацию по русскому языку и русской литературе. Мне тогда было 62 года.
Всех провожали родители, а меня мои четверо детей. Они очень переживали, сказали мне: «Мама, это последний раз, когда мы тебя видим!»
В первый день я чуть не умерла! Думала, что нет, я не смогу тут учиться. Но постепенно влилась. Учеба длилась 4 года, включая 10-месячную практику в Москве в общежитии с молодыми студентами. Помню свой отъезд. Всех провожали родители, а меня мои четверо детей. Они очень переживали, сказали мне: «Мама, это последний раз, когда мы тебя видим!»
— Нужно было готовить для себя на общей кухне, и причем у всех были свои продукты. Я нашла прекрасный рынок, он назывался «Полежаевский». Любая проблема, которая может быть решена, не проблема, а забава. Но я быстро поняла, что мне нужны друзья моего возраста. И я их нашла.
В Москве у меня появились так-и-и-и-и-и-е друзья, самые настоящие.
— Никто не знает. Он находится в Московской области. Это очень маленький город, и моя подруга жила на окраине. Дальше — поле и речка. Как же в ней было здорово плавать. Кроме этого в Зарайске нечего было делать, абсолютно нечего. Там я много занималась переводами. Я работала над своей PhD, моей темой было творчество Грибоедова.
Как хотелось бы вернуться в Россию! Я уже отдала мою шубу и шапку в Royal Academy of Dramatic Arts — подумала, может им пригодится для пьесы Чехова.
Когда я вспоминаю летние вечера в Зарайске, то люблю рассказывать, как мы засиживались с Мариной до сумерек. Такое красивое слово — «сумерки». Марина — нет, а я пила водку. Не слишком много, конечно, пару рюмок. Как хотелось бы вернуться в Россию! Я уже отдала мою шубу и шапку в Royal Academy of Dramatic Arts — подумала, может им пригодится для пьесы Чехова.
— Последний раз я была в России в 2012 году. Я бы хотела снова съездить в Москву, но у меня случился малюсенький инсульт. Вообще не страшный, но врачи сказали, что летать, особенно в Россию, мне больше нельзя.
— Моя история с Грибоедовым началась с того, что однажды кто-то мне сказал: «Есть блестящая комедия Грибоедова в стихах. Но ее совершенно невозможно перевести».
Я взяла «Горе от ума» в библиотеке, прочитала и перевела. Это было давно, сейчас я бы перевела ее по-другому. Но ничего, зато, когда я над текстом работала, Грибоедова никто здесь не знал. Даже для диссертации мне во вступлении пришлось объяснять, кто он.
На столе передо мной две версии переводов. И тут кошка прыгнула на первый перевод и раскидала все страницы. Я подумала, мол, у этой кошки есть вкус.
— Это тяжелый вопрос. У меня у постели стоит фотография. Это мой муж Нил. Он был театральным художником, очень талантливым, умным. Мы поженились, и совсем скоро он серьезно заболел. У него случился церебральный паралич, сковавший всю правую сторону тела и лишивший его речи. Год в больнице, восемь операций. Но когда мы вернулись домой, я поняла, что это уже совсем другой человек.
Болезнь изменила не только его мозг, но и характер. Он стал очень тяжелым. Я тогда решила, что нормальной нашу семью сделают дети. У нас было четверо детей. Сын, дочери-близнецы и еще младшая дочка.
Сын умер 19 лет назад. Муж очень любил своих детей, но ему было больно видеть, что даже маленькими они могут делать вещи, которые невозможны для него из-за болезни. Он не мог читать или писать. Я ухаживала за ним 28 лет. Потом сдалась.
— Я старалась выполнить свой долг перед ним. Но мне было очень сложно. Я два раза сама лежала в больницах с тяжелой депрессией. Мне было 55 лет, когда я сказала NHS: «Теперь ваша очередь».
— Да! Благодаря ему я прожила так долго и сохраняю вкус к жизни до сих пор. Язык держит мой мозг в тонусе, делает мысли ясными, заставляет вставать с кровати. Если бы мне был не 91, а 51 год, то мою карьеру можно было бы назвать хорошей. Поэтому я продолжаю работать.
Ненавижу интернет, людям он приносит удовольствие, мне — нет. Если я прожила день без использования этой штуки, ноутбука, я так счастлива.
Я встаю в 6 утра, съедаю яблоко и выпиваю слабый черный чай без молока. Когда в 91-м году я была в Москве, то там никто не пил чай с молоком, и у меня тоже пропала эта английская привычка. Потом я сажусь в постель с подносом и пишу, пишу, пишу…Только от руки, хотя у меня и есть ноутбук. И ничего для меня не существует, только я и текст. Ненавижу интернет, людям он приносит удовольствие, мне — нет. Если я прожила день без использования этой штуки, ноутбука, я так счастлива. Пусть мне и приходится платить за расшифровку моих рукописей. И ничего для меня не существует, только я и текст.
— Сейчас я перевожу «Бахчисарайский фонтан» Пушкина. После работы я варю себе овсянку, и эти 8 минут делаю упражнения на баланс, опираясь на плиту. После того, как я упала и сломала позвоночник, у меня проблемы с равновесием. Ем овсянку с жирными сливками и сахаром. Потом принимаю горячий душ, выпиваю свои лекарства. Пью чашку кофе и съедаю «неизбежное» печенье.
— Я же еще пишу свою новую книгу! Я уже выпустила автобиографию The Feast, сейчас же я тоже пишу о своей жизни, но уже под названием The Last Course. Мне интересно, как долго я еще смогу сохранять ясность ума, заниматься тем, что люблю, рефлексировать над тем, как меняется мир вокруг. Но при этом я понимаю, что это мой ‘feast’, это ‘last course’. Зато — с бокалом красного вина. Правда, по водке скучаю.
И нет ничего лучше, чем в этот момент выпить рюмку водки. Предпочтительно с соленым огурцом.
В Москве она казалась мне особенным ритуалом. Когда пробиваешься через толпы людей в метро после тяжелого дня, потом идешь домой через холод и непогоду. И, когда ты, наконец, закрываешь за собой дверь, то можешь расслабиться. И нет ничего лучше, чем в этот момент выпить рюмку водки. Предпочтительно с соленым огурцом. Это чувство хорошо описывает английское сочетание ‘to fill the spot’.
Другие тексты в телеграме Zima Magazine
Фото: Алина Агаркова
В спектакле Жени Беркович хорошо известное предстает в новом, почти парадоксальном свете. Гротескные образы соседствуют…
Принц Эндрю и шпионский скандал Эта история началась еще на прошлой неделе, но настоящая битва…
В ноябре 2024 года Софья Малемина представила свою первую персональную выставку Abiogenesis в сотрудничестве с…
Про «Снежное шоу» «Снежное шоу» живет на сцене уже больше тридцати лет — с…
«Удивительные вещи»: рисунки Виктора Гюго, Astonishing Things: The Drawings of Victor Hugo Когда: 21 марта — 29 июня 2025Где: Royal Academy of Arts, Burlington House, Piccadilly,…
В ваших интервью и выступлениях вы говорите о том, что для вас очень важна литература…