Музыкант Стивен Коутс: «Та русская культура, которая известна в Британии, очень старомодна и представлена однобоко»

В 2012 году вокалист британской группы The Real Tuesday Weld Стивен Коутс приехал на гастроли в Санкт-Петербург, а уехал оттуда с музыкальной записью, найденной на блошином рынке. Она была сделана на рентгеновском снимке. Музыкант задался целью узнать ее происхождение – и окунулся в культуру самиздата Советского Союза. Случайная находка если не изменила жизнь Стивена, то очень на нее повиляла: по следам этой записи он создал проект X-Ray Audio о «музыке на костях» и  продолжил рассказывать Западу о неизвестной культуре России.

Стивен, вы еще не говорите по-русски?

Увы, нет – и очень об этом сожалею. Если бы 10 лет назад, когда я только начал ездить в Россию, я знал, как тесно переплетется моя жизнь с русской культурой, то начал бы учить.

Как так получилось, что британский музыкант вдруг поехал в Россию? Для этого были предпосылки?

Моя любовь к русской культуре началась с письма. В 2003 году со мной связался некий Алекс Будовский – эмигрант из Петербурга, живший в Бруклине. Он сказал, что сделал анимационный ролик на одну из моих песен и хотел узнать, не возражаю ли я. Ролик мне ужасно понравился. Да так, что мы сделали еще два. Один из них, «Bathtime in Clerkenwell», стал очень успешным, получил призы нескольких фестивалей, в том числе фестиваля «КРОК». Благодаря этому о моей музыке узнали в России – и в итоге пригласили выступить с концертом в Москве. До этого я никогда в жизни не был в этой стране. Я съездил, вдохновился, завел друзей.  

И стали приезжать в Россию снова и снова?

Да, это как-то естественно произошло. Мне было там очень интересно. А в 2012 году у меня были гастроли в Санкт-Петербурге, где я и нашел ту самую пластинку, из которой потом вырос целый проект.

Как это случилось?

Я был на блошином рынке, гулял среди виниловых развалов и увидел ну очень странный музыкальный носитель: это был круг, вырезанный из рентгеновского снимка. Я сейчас же его купил. В Лондоне я поставил «диск» в проигрыватель – из него едва-едва раздавалась запись. На тот момент я знал про культуру самиздата в СССР, но в основном это касалось литературы.

Что за запись была на снимке?

Это была «Rock around the Clock» в исполнении Билла Хейли. После этого открытия я загорелся идеей рассказать о подпольной культуре СССР более широкому кругу людей, чем мои друзья. Меня поддержал мой друг фотограф Пол Хартфилд, вместе мы сделали проект X-Ray Audio и показали его в Лондоне.

Как на него отреагировали?

Это была маленькая выставка в The Horse Hospital, но мы получили невероятный отклик от медиа. Например, The Guardian написали просто огромный для такого скромного проекта обзор. Потом меня позвали выступать на Radio 4. В итоге эта выставка стала самой популярной выставкой за всю историю The Horse Hospital. Интереса было столько, что мы будто никак не могли его исчерпать: опубликовали книгу, сделали документальный фильм. Но и этого было мало. Последние шесть лет мы мы возили наш проект по всему миру и продолжаем это делать. Кроме того, мы еще устраиваем что-то вроде мастер-классов: показываем, как сделать из рентгеновского снимка пластинку. Вот скоро будем в Токио, представляете?

При этом на историческую родину пластинка вернулась не сразу. Насколько я знаю, вас пригласили с выставкой в Москву только в прошлом году?

Да, нам писали с приглашениями отовсюду, и однажды на нас вышел «Гараж». Выставку мы сделали в России спустя пять лет после моей находки. Экспозиция получилось удивительной – вместе с кураторами «Гаража» мы даже воссоздали комнату бутлегера. Но на тот момент это был уже не единственный мой российский проект – в один из приездов в Москву я услышал музыку Микаэла Таривердиева и влюбился в нее.

Это произошло так же случайно, как и с пластинкой?

Вы знаете, да! В 2011 году я был в Москве с концертом, когда впервые услышал эту удивительную музыку. Помню, сижу я в кафе, дело было на «Флаконе», и тут слышу то, что заставляет меня потеряться. Я музыкант, что подразумевает некоторую долю искушенности – но в тот самый момент я был изумленным ребенком. Я стал мучить персонал кафе, мол, что это играет такое? Чтобы от меня отвязаться, они мне просто отдали диск. Я привез его в Лондон, сфотографировал и отправил картинку своему русскому  другу Алексу, тому самому, с которого начался мой роман с Россией. Оказалось, что это был саундтрек к фильму «До свидания, мальчики» композитора Микаэла Таривердиева. Я решил, что мне нужно начать издавать его сборники в Британии и США.

В этом есть некоторая ирония. О западной музыке в СССР узнавали обходя все запреты, а в Великобритании советской музыки будто не существовало вообще.

Да, в этом смысле холодная война шла с обеих сторон. Мы на Западе точно так же не слышали музыку из СССР. Мы не записывали ее на рентгеновские снимки, рискуя жизнью, мы ничего о ней не знали.

А сейчас? Когда вы выпустили сборник киномузыки Таривердиева, то он был принят в США и Британии с восторгом и удивлением – его сравнивали с Эннио Морриконе и Нино Ротой.

Меня очень [раздражает] эта ситуация – то, что Британия будто бы еще находится в состоянии похмелья после холодной войны. То есть как будто до сих пор стоит негласный блок на определенные культурные пласты. Та русская культура, которая известна в Британии, очень старомодна и представлена однобоко. Да, Шостакович, Рахманинов – это все круто, но это далеко не все, что может предложить Россия. Ну или вот Тарковского широко показывают на BFI – почему? Потому, что он был диссидентом. Я вообще заметил, что если твое искусство было запрещено в СССР, то да, ты интересен Европе. Если нет – на тебя никто не обратит внимания. Так работает пропаганда в Европе. Десятилетиями нам говорили, что Советский Союз был таким безликим серым местом, которого удалось избежать только нескольким счастливцам. Официально, конечно, ничего не запрещено – это просто игнорируется.

Ну, игнорирование – это современная форма запрета.

Да, официально ничего не запрещено, но культурных предубеждений очень много. Я постоянно их слышу. Еще на уровне финансирования многие проекты подрезают. Понятно, что политика все усложняет, но я не говорю о политике, я говорю о культуре!

К слову о политике. Насколько вам сложно заниматься русскими проектами на фоне политической повестки – историй со Скрипалями, обвинениями русских эмигрантов в шпионаже?

Конечно, это очень мешает. Но меня также злит лицемерие. Вот по делу Скрипалей у меня был один вопрос. Неужели британское правительство всерьез говорит нам, что сами они ничего такого не делают? У нас тоже есть секретные службы, и наши руки совсем не такие чистые. Но при этом они нещадно демонизируют образ России. Я был в России много раз – и эта страна не такая, как о ней рассказывают. Помню, как знакомые всерьез говорили мне: «Ой, ты опять едешь в Россию. Ты уверен, что там безопасно? Там же антизападные настроения!» У России есть другая сторона – с помощью своих проектов я пытаюсь о ней рассказать.

У нас тоже есть секретные службы, и наши руки совсем не такие чистые. Но при этом они нещадно демонизируют образ России.

Когда это получается сделать, то мнение о России меняется?

Последние пять лет я занимался изданием записей Микаэла Таривердиева – я хотел донести мысль, что он не был под запретом, но при этом был очень знаменитым и талантливым композитором. Я считаю его музыку просто гениальной. Мы выпускаем его музыку здесь, в Британии, чтобы сказать людям: «Посмотрите, это же композитор уровня Морриконе, а вы о нем ничего не знаете».  Люди слушают – и влюбляются в эту музыку. Это происходит. Мы выпускаем релиз музыки Таривердиева каждый год – и будем продолжать это делать, пока все не сдадутся и и безоговорочно не признают его гениальность.

Как относятся к русским те, кто, в отличие от вас, никогда не был в России и мало знаком с ее культурой?

В Британии русских боятся и не знают, чего от них ждать.

А вы?

О, я считаю, что русские очень щедрые, заинтересованные и глубокие люди. Ценят культуру. Еще русские немного «dark» – в смысле меланхоличные. И про гостеприимность – это совсем не выдумка. Только представьте, я когда только-только заинтересовался музыкой Таривердиева, оставил письмо на его сайте. В итоге мне ответила его жена Вера. Из письма она поняла, что мы собираемся в Москву, чтобы ближе познакомиться с творчеством Микаэла, поэтому с большой добротой предложила мне и моему напарнику остановиться в их квартире, где она все сохранила в неизменном виде. Его фортепиано, трубки, вещи – было ощущение, что Таривердиев просто вышел за пинтой молока. Она никогда в жизни нас не видела, у нас не было общих знакомых – но нас связывала любовь к музыке. Вот такие для меня русские.

Фото: Пол Хартфилд

Больше интересных статей в нашем Телеграм-канале. Подписывайтесь!

Другие хорошие интервью про музыку: