Событием прошедшей недели в России стали массовые акции в защиту журналиста Ивана Голунова и его освобождение. А бывали ли в британской истории похожие случаи, чтобы люди массово выходили на улицы, чтобы отбить журналиста у властей?
«Преследование журналистов, цензура? Нет, конечно, в Британии такого быть не могло!» – Cкажут те, кто ничего не знает о британской истории.
На самом деле – еще как могло и еще как было. Правда, давно, в XVIII веке.
Дело было в Сазерке. В те времена на месте нынешних кварталов между Ламбетским мостом и станцией Elephant & Castle были просторные поля, которые словно так и просили, чтобы на них кто-нибудь организовал массовую акцию протеста. В мае 1768 года выдался хороший повод: лондонский суд посадил в тюрьму народного любимца, журналиста, демагога и оскорбителя нравов Джона Уилкса.
Выходец из семьи зажиточных буржуа, Джон Уилкс получил хорошее образование в Лейдене (который в те времена был круче Оксфорда и Кембриджа), близко общался с видными интеллектуалами своего времени и был членом парламента от городка Эйлсбери.
В памяти британцев он остался одним из главных борцов за права народа и свободу слова. Мало того, что он первый добился того, что прессе стали разрешать публиковать сообщения о парламентских слушаниях – так он вообще был первым человеком, который предложил дать право голоса всем мужчинам страны.
Память Уилкса как борца за свободы до сих пор свято чтут в Америке. В Штатах есть даже города, названные в его честь.
В какой-то момент Джону Уилксу (и его единомышленникам) не понравилась новая политика нового короля Георга III. Речь, в частности шла об имперских войнах: глупый король хотел их прекратить из-за нехватки денег у казны, но умные лондонские интеллектуалы считали, что как можно обращать внимание на такие пустяки, когда зажиточный и торговый люд из-за этих войн продолжает богатеть.
И тогда Джон Уилкс нашел свое призвание: он стал издавать газету. Газета называлась «Северный британец», и в ней он поносил как самого короля, так и его министров, да и вообще всех, кто попадался под руку: от шотландских парламентариев до видных лордов, за что был вызываем на дуэли.
Особенно раздосадовал многих 45-й выпуск «Северного британца», где атак на правительство было особенно много. Например, там обращалось внимание на то, что налог на сидр является неконституционным, так как под предлогом борьбы с самогоноварением британские власти имеют возможность заходить в любые дома.
И если вы подумали, что тут-то его и повязали, то нет. Точнее, многие люди в правительстве этого бы очень хотели (и даже пытались под разными предлогами упечь его за решетку), но существовали парламентские привилегии, защищавшие Уилкса от правосудия. И он продолжал злобно критиковать правительство, чем дальше, тем радикальнее. И до поры до времени ничего ему за это не было.
Во время одного из обысков у него пропал (ну, он так сказал) серебряный подсвечник. Он воспользовался этим и обвинил в грабительстве королевских курьеров, а вместе с ним это сделали и другие лондонские печатники. Как пишет в своей книге «Лондон по Джонсону. О людях, которые сделали город, который сделал мир» Борис Джонсон, это был едва ли не первый случай, когда простой народ использовал судебную систему против власть имущих.
Посадили же его в итоге немного за другое. Уилкс имел неосторожность напечатать в своей типографии порнографическую поэму. Вроде бы совсем небольшим тиражом (13 экземпляров) и вроде бы для внутренного пользования. Но недоброжелателей у него было так много, что один из оттисков с правками, сделанными рукой самого Уилкса, сразу попал куда надо.
Строго говоря, вряд ли содержание произведения по нынешним временам можно назвать порнографическим. Это было уилксовское «Эссе о женщине», в котором заявлялись невинные в общем-то ценности: мир – тлен, так давай же трахаться, и будь что будет. Но в этой же поэме он также прошелся по многим известным лицам Британии того времени.
В наши просвещенные времена автора такого произведения пришли бы слушать интеллигентные девушки на книжную ярмарку. И, может быть, дали бы какую-нибудь литературную премию. Но в менее избалованном XVIII столетии с подобными литераторами обращались иначе. Вот и Уилкса решили съесть.
Неприличную поэму обсуждали в парламенте. Что забавно, для изучения и обсуждения текста этот опус пришлось напечатать тиражом, который был больше изначального. Но это ок, это никого не смутило.
По итогам дискуссии текст был признан похабным, Уилкс – негодяем, газета «Северный британец» – клеветнической.
Самого Уилкса объявили вне закона и решили изгнать из парламента, и он убежал в Париж. Там он прожил несколько лет, но потом ему пришлось вернуться: у него начались проблемы с деньгами и кредиторами. Вернувшись в Лондон, он с горячим энтузиазмом принялся завоевывать народную любовь, с тем чтобы вновь стать членом парламента. И своими призывами к защите свободы и бедного народа он снискал такую славу, что весь Лондон буквально заболел уилксоманией. Число 45 (которое к тому времени стало символизировать газету «Северный британец») и портреты Уилкса рисовали на стенах и дверях.
Когда Уилкс вновь был избран, ликующая толпа на радостях пустилась в хулиганство. Например, она остановила карету французского посла и заставила его выпить «за Уилкса и свободу». А когда то же самое отказался сделать австрийский посол, его перевернули вверх ногами и нарисовали ему на подошвах две цифры – 4 и 5. А когда тот на следующий день пришел в министерство иностранных дел, чтобы заявить о своем протесте, то работники министерства не могли сдержать смеха.
В конце концов, как ни парадоксально, сам Уилкс настоял на том, чтобы его посадили в тюрьму. «Потому что знал — это лучший способ испытать, работает ли все это — право на свободу слова и привилегии парламентария, — и при этом обеспечить максимальную публичность. Быть членом парламента означает, что вас не могут привлечь к суду за клевету, а пребывание в тюрьме означает, что вас нельзя судить за долги, поэтому лучше всего быть парламентарием в тюрьме», – считает Борис Джонсон.
Наверное, именно поэтому Уилкс не воспользовался и тем, что однажды толпа его попросту отбила у королевской стражи. Он горячо поблагодарил освободителей, но сам все же направился за решетку, где ему было объективно спокойнее.
Тюрьма, в которую посадили Уилкса, была в южной части Лондона – вблизи пустыря Святого Джорджа. Как только весть об аресте облетела Лондон, там стала собираться толпа, скандировавшая: «Уилкса и свободу!» и «Нет Уилкса – нет короля!».
А где толпа – там и правительственные войска. А где войска – там почти всегда и неосторожные действия и невинные жертвы, которые приводят к еще большей ярости толпы и еще более идиотским действиям властей и – как следствие – к еще большим жертвам.
Во время беспорядков на пустыре 10 мая 1768 года погибло более десятка человек, еще несколько десятков были ранены. Протестами был охвачен весь Лондон. Бенджамин Франклин, который в то время находился в Лондоне, писал, что восстали плотники, ткачи, угольщики и матросы. Интеллектуалы всего мира слали Уилксу слова поддержки. Можно сказать, что Уилкс в некотором роде был предтечей Дантона и Робеспьера и что в 1768 году в Лондоне была своя маленькая Великая французская революция.
Уилкс отсидел в тюрьме почти два года. Сиделось ему хорошо: ему регулярно поставлялись туда еда, угощение и даже любовницы, и к тому же он время от времени мог уходить оттуда по своим делам. Освободившись в марте 1770 года, он почти сразу стал шерифом, а позднее и лордом-мэром Лондона, но это уже другая история.
Гравюра Уильяма Хогарта
Попадая в зал, зритель видит двух главных персонажей пьесы — Вальдеса в исполнении Ваджа Али…
Когда я впервые столкнулся с лондонским рынком недвижимости, то подумал, что мой предыдущий опыт даст…
Хотя налог на наследство, который наследники должны будут уплатить после смерти владельца фермы, вдвое меньше…
Алиса, давайте начнем c самого начала. Вы получили первое образование в computer science, а потом…
Кингстон – мой первый форпост неразделенной любви к Британии. В 2012 году я приехала сюда на…
Импрессионизм, кубизм, фовизм — Сергей Щукин был одним из первооткрывателей модернизма для русского зрителя. Он…