Варя Павлова (Lisokot) – художник-перфомансист не в меньшей степени, чем музыкант. Собирая свои образы в том числе из фольклора и отголосков советского быта и песенного наследия, Lisokot создает современные басни, которые оживляет с помощью голоса. Именно голос Варя считает своим основным инструментом.
Большую роль в творчестве Lisokot играет импровизация. Именно подготовленный импров становится основой ее записей и выступлений.
Lisokot – нередкий гость зарубежных площадок. Помимо таких российских фестивалей, как Outline, Архстояние и Signal, ее можно было увидеть и послушать, например, на факультете славистики Стэнфордского университета, а также в культовых немецких Berghain и Funkhaus.
20 сентября в Лондоне состоится совместный концерт Kate NV и Lisokot. Этим поводом воспользовался Николай Лебедев и поговорил с Варей о значении слова «artist», голосе как инструменте, советских мультфильмах и детстве в хоре большого российского ансамбля.
В Лондоне многие впервые слышат про Лисокота. Мы знаем, что ты родилась и выросла в Москве, в детстве активно занималась музыкой, но потом получила художественное образование. Что произошло потом, как ты снова вернулась к музыке?
Моя жизнь с детства была плотно связана и с тем и с другим. Я пела в большом государственном юношеском ансамбле имени Локтева, меня готовили в муз училище с перспективой консерватории, но я терпеть не могла фортепиано. Поэтому поступила в Строгановку – художественный вуз. Уже там, в процессе обучения и познания окружающего мира, я поняла, что хочу заниматься искусством. Но изобразительные методы на тот момент показались мне для этого довольно скучными. Своим главным инструментом я осознала голос, и решение действовать в звуковом поле пришло само собой.
При этом голос не такой простой инструмент, как может показаться. В поп-музыке вообще не так уж много примеров использования голоса как основного инструмента. В голову сразу приходит Bjork, но, мне кажется, тебе должна быть ближе Holly Herndon с ее вокальными экспериментами. Есть ли артисты, которые повлияли на тебя как на вокалиста?
Не простой, но самый древний и естественный. Сложно сказать. Когда я начинала свою практику, то практически ничего не знала о коллегах и единомышленниках в этой области. Действовала по наитию, как в темноте. Это и было самым увлекательным и захватывающим, что в искусстве немаловажно, как мне кажется.
Да и надо сказать, что современной музыки я почти не слушаю – слишком много лишней информации. Не хочется попадать под влияние, и в исторической перспективе еще далеко не все важное изучено. Отмечу тут своего любимого вокалиста – японского контртенора Есикадзу Мэра. Вообще мечтаю начать работать с барочной музыкой, и в перспективе уже есть один такой проект.
В твоем творчестве много отсылок к советскому. Образы из мультиков, сказок, старые детские игрушки. При этом, как правило, эти образы сопровождаются достаточно тревожным мистическим звуковым рядом. Для тебя эта советская эстетика – что-то приятное из детства или некий противоречивый исторический контекст, который ты пытаешься в своем творчестве отрефлексировать?
Как я уже сказала выше, почти все мои детство и юность прошли в хоре огромного ансамбля. С 12 лет я входила в гастрольную группу и побывала во многих местах – от стран бывшего Союза до Египта и Японии. А работали мы там не по-детски, надо сказать. Многочасовые репетиции, частые переезды и жесткие графики. Когда ты попадаешь в старший хор, то стоишь на станках всю концертную программу – а это больше двух часов. Дети просто падали в обмороки и летели вниз, их уносили и откачивали нашатырем. Такая микромодель советского государства: ты должен работать на имидж страны, выкладываться по полной, а все остальное не имеет значения, если что, машина тебя спокойно перемелет. Этот опыт, конечно, оказал на меня огромное влияние: благоговение и ужас перед этой красивой и жестокой музыкой и уже позже, более масштабно – перед идеей невозможной утопии. Все это впоследствии и привело меня к работе с советским песенным наследием – к попытке переосмыслить его, деконструировать, пересобрать заново. Здесь можно продолжить классической фразой вроде «травма — твой путь в современное искусство». Но на самом деле я далеко не сразу поняла, что именно делаю и почему. Скорее действовала чисто интуитивно.
В интервью, посвященном выходу сингла «Крот» ты говорила о том, что при его создании ты начала осознавать себя как существо общественное, у которого должно быть неотъемлемое право на голос и самовыражение. Что важно для Лисокота? Волнует ли его так же общественное и как он (она?) смотрит на происходящее вокруг него сегодня?
Да, волнует конечно. Для меня вообще артистическая практика неразрывно связана с рефлексией на общественное и политическое. Я прекрасно понимаю, в какой стране живу, и насколько она далека от моего «идеального мира». Но, при этом, знаете, «Я люблю Россию, Россия любит меня» – как в песне «Кровостока».
Здесь потрясающие люди, здесь возможны вещи, которые, кажется, больше невозможны нигде. И это ощущение необъятности, боль и нега, вечный парадокс – для художника прекрасное место для работы. А в культурной сфере сейчас здесь очень хорошие вещи происходят, пусть в масштабах страны это еще и не очень значительно выглядит. Однако мы не сдаемся, это наша земля, и без боя мы ее не отдадим.
Ты отмечаешь большое влияние фольклора (сказки, басни) на твое творчество. Какова, на твой взгляд, роль фольклора в современном глобализованном мире? Нам по-прежнему важны сказки или реальность со своим постоянным потоком событий вытесняет их из нашего сознания?
Мне кажется, ключевой момент здесь – что такое сейчас реальность? Мы живем в мире постравды, а в социальных сетях каждый пользователь день за днем производит свой собственный миф. Думаю, сказки – это в какой-то степени действительность нашего существования.
Если я правильно понимаю, основой для твоих визуальных перфомансов и музыкального осмысления являются басни, то есть тексты. Правильно ли будет назвать Лисокота в первую очередь писателем, или образы появляются сразу «выпуклыми» и ты знаешь, как будешь представлять их визуально и с помощью звука?
Не совсем так. Тексты здесь играют свою роль, но являются, скорее, еще одним элементом в схеме повествования, где все составляющие на равных. А иногда их и вовсе может не быть, и я работаю только с песенными тканями, деформируя их до полного неузнавания, шума. Однажды я делала перформанс «Фонетика», в котором предприняла попытку разложить четыре произведения советской эстрады до полифонических ренессансных хоралов.
Что же касается вопроса самоопределения, то я бы использовала английское слово «artist». Особенно сейчас, во время расцвета кроссдисциплинарности, границы определений размываются, и именно оно кажется мне довольно удачным.
Музыкальная составляющая твоих произведений в основном базируется на импровизации или ты стараешься прийти к некоей стандартизированной песенной форме? Другими словами, когда ты играешь свой материал вживую, это всегда новое музыкальное произведение или у него все же есть определенная структура?
Я называю это «подготовленной импровизацией». То есть, у меня есть некие заготовки, есть определенный сценарий, где составляющие связаны логически, а дальше может быть все, что угодно. Я, конечно, не стараюсь прийти ни к каким стандартизированным формам, хотя, если вдруг вырисовывается структура, где уместна песня, то почему бы и нет.
В Лондоне ты планируешь играть альбом Fog или это будет какая-то специальная программа?
Посмотрим, какое настроение будет. Все по-разному может обернуться.
Концерт Kate NV + Lisokot в King’s Place представляет M.ART — некоммерческий негосударственный проект, продвигающий современную российскую культуру за рубежом.
Не пропускать интересные концерты и интересных людей: t.me/zimamagazine.com